Чулан под лестницей (СИ)
У меня же сейчас «Обед Великолепного и Непревзойденного Генри Поттера с каким–то там министром». Высказав друг другу взаимное восхищения от встречи и не менее взаимную кипяточную полиурию от восторга, присутствующие приступили к застолью. После завершения варварского истребления ни в чем не повинных продуктов питания, мы перешли к чаю, а Министр, в силу выдающихся способностей, и к монологу. Оный монолог содержал в себе обилие воды, редкие похвалы Амбридж, и неких незнакомых мне персонажей, пахавших в министерстве (судя по контексту), заверение в бесплодности и бессмысленности происков неназванных недоброжелателей, завуалированные, а зачастую и прямые наезды на доброго дедушку, не навестившего сиротку, с тонкими намеками, что должностей занимает много, а уже старенький и вообще «Фаджу надо дать дорогу, Дамблдору дать почет». Внимая этому монологу, я восхищенно таращил буркалы, к месту и не к месту кивал, тихо охреневал и пытался понять — Фадж идиот, толкающий предвыборную речь одинадцатилетнему дитяти, или же хомо чиновникус в терминальной стадии, утративший право называться человеком и общающийся исключительно в регламентированной форме. Наконец, в потоке фаджизмов сознание уловило «Отважная чета Поттеров, оказавшая помощь Министерству в борьбе с террористом и подарившая подающего надежды юного джентльмена». Решив не откладывать в долгий ящик один из вопросов, ради которых и пришел в министерство, я отважился прервать поток сознания господина министра.
— Простите, господин Министр, сэр. Могу ли я задать Вам вопрос?
Речевой извергатель Фаджа приостановил свою работу, взгляд обрел осмысленность.
— Да, мистер Поттер, о чем вы хотели спросить?
— Понимаете, господин министр, я уже неоднократно слышал о своих родителях и от мисс Амбридж, и от аврора Эгертона на проишествии с нападением на мой дом полувеликана. — министр понимающе кивнул. — Сейчас Вы упомянули об их незаменимой помощи, а я, к своему стыду, совершенно не знаю ни что они совершили, ни даже где они похоронены. Проживающие со мной родственники матушки были просто поставлены в известность о их смерти. — После этих слов Фадж бросил взгляд на Жабу, которая незаметно кивнула. — Я отдаю себе отчёт, что отвлекать столь уважаемого и занятого джентльмена как Вы, Министр Фадж, безответственно, но все же осмелюсь спросить — не подскажете ли Вы человека, который сможет просветить меня хотя бы в общих чертах, а также назвать расположение места их последнего упокоения?
Данный вопрос вызвал у министра с помощником целую бурю многозначительных переглядываний, кивков, кривляний и даже верчения разнообразных фиг друг другу — все это должно было быть незаметным для меня, однако сферическое зрение позволило полюбоваться пантомимой.
— Вы знаете, мистер Поттер, я вас могу понять, безобразие, что ваш представитель не сводил вас на могилу родителей, недаром Я говорил о его чрезмерной занятости, — не упустил возможности пройтись по Дамби министр. — А вам сегодня исключительно повезло — Я смогу освободить в своем графике незначительное окно и лично сопровожу вас.
Рассыпавшись в благодарностях и попутно наблюдая за возникшей суетой, я размышлял о том, какое редкостное везение, что меня промариновали три часа в отделе транспорта. Не меньшим везением и случайностью было пребывание министра за столиком, к которому меня отбуксировала фрау Жаба. А уж исключительное везение в виде кудрявой блондинки средних годов, загадочно поблескивающей золотом изо рта и фианитами с оправы очков, материализовавшейся в нашей компании при подходе к лифту — вообще что–то непередаваемое. Везучий я со всех сторон человек.
Пока группа товарищей, к которой, видимо чтоб сгладить обилие везения, прибился неопознанный тип с колдофотоаппаратом, продвигалась к министерскому общественному камину, я думал о том, что какое–то общественно–значимое мероприятие, с освещением в прессе и министром, разрывающим пасть МКВ, было запланировано. Мой вопрос несколько перекроил планы, впрочем, судя по поведению министра и его помощницы, текущий вариант их более чем устраивал — как впрочем и меня, торговать лицом с пользой и торговать лицом без пользы — разница в целых два торговать лицом.
Переход из камина Атриума Министерства в общественный камин Годриковой лощины чуть не превратил меня в фабрику по производству кирпичей — во–первых пришлось вернутся в тело, не отошедшие до конца от учиненной мной гормональной диверсии, пришлось бороться с собой, чтобы не упасть на землю, свернуться и лежать, пока не умру. Но возможность того, что при внетелесном пребывании тело улетит камином, а сознание навечно застрянет в Атриуме — была не нулевой, перспектива же веками любоваться министерскими чиновниками, разбавляя картину абстрактной фантасмагорией — меня не прельщала. Кроме накатившей депрессии по самообладанию ударило и зеленое каминное пламя, обтекавшее меня все время мотыляния в переходе.
В общем в процессе движение к кладбищу состояние у меня было полностью соответствующим месту назначения. Министр же всю дорогу просвещал меня по поводу событий 1981, ничуть не отходя в этом от канона, и даже не упомянул о руководящей роли министерства, за что я ему был искренне благодарен.
Квадратное надгробье белого цвета с именами и датами. Высказывать свое мнение, что цитата жреца еврейского бога, да еще и используемая убийцами — скорее оскорбление для погибших, нежели память, я не стал. Себе же пообещал, что если буду жив — при первой возможности изменю надгробье, стерев глумливую насмешку. Я не проникся сыновними чувствами, да и воспоминания Гарри не добавляли чете Поттеров положительных черт — однако определенный долг перед родителями уже моего тела я чувствовал, да и они, при всех своих недостатках, явно любили мальчишку. Оставив у надгробья купленные у ворот цветы, развернулся и пошел к выходу. Стоять и предаваться печали не было ни сил, ни желания.
Обратная дорога несколько отличалась, Министр отвел меня к заброшенному дому с известной табличкой. Использование в качестве памятника жилого дома могло бы вызвать негодование — впрочем в завещании его не было, статус собственности я не знал — возможно наоборот, владелец доходного дома терпел убытки, предоставив свою собственность как мемориал.
Впрочем был еще один момент, связанный с четой Поттеров, который я хотел поднять. Причем момент был крайне удачен.
— Скажите, господин министр, а какие награды у моих родителей?
— Награды… — закашлялся Фадж, — Видите ли, мистер Поттер, неурядицы, вызванные противостоянием с террористами, экономические проблемы, занятость предыдущего министра…. — голос Фаджа звуча все тише и тише, пока наконец не стих.
Но отпускать ситуацию я не собирался, и своеобразно озвучил бесящую еще в книжном каноне ситуацию:
— Наверное орден Мерлина, как у бедного Питера Петтигрю и как у Вас, Министр?
К чести Фаджа, он слегка покраснел, забегал глазами по окружающим, наконец уставился в памятную табличку. Понапрягав извилины и просветлев челом, Министр выдал:
— Вы знаете, мистер Поттер, ваш вопрос закономерен, а ответ на него заставляет краснеть, хотя тяжесть ошибки целиком лежит на моей предшественнице, Миллисенте Багнолд. Я отвечал вам о сложностях периода после борьбы с террористами — а их действительно было много: экономика, проблемы со Статутом и многое другое. Дело в том, что ваши родители не были награждены, хотя их героизм общепризнан. И, предваряя ваш вопрос, да, не должно быть так. Да, Министерство в моем лице исправит вопиющую несправедливость, совершенную предыдущим Министром! — скрип самопишушего пера и щелчки колдокамеры дополняли речь Фаджа. Услышав оные щелчки и скрип, он поймал раж, надулся и продолжил. — Более того, разрушающийся дом не может быть достойным монументом героям! Долорес, подготовь акт о сборе пожертвований на монумент героям Магической Войны, поставим его на центральной площади, — хозяйственно оглядывался Корнелиус. — Долорес, что это вообще за дом?
Амбридж извлекла из ридикюля крупный талмуд, видимо такой же интерактивный, как имеющийся у меня по законам и огласила: