Предложение (ЛП)
Я утыкаюсь лицом в его грудь. Я чувствую, как твердые очертания его торса впиваются в мою кожу. Он такой чертовски крепкий орешек, что я могу пораниться. Поправка, я уже причинила себе боль. Я позволила себе переспать с ним, и теперь он у меня под кожей. Я действительно жалок. Хорошо… Так что, может быть, это и не «сон» в строгом смысле этого слова, но он трахал меня так, что забыть его было невозможно. Он делает по два шага за раз, и его сердцебиение остается ровным. Боже, сколько же этот парень тренируется? Более того, когда он тренируется? Каждый раз, когда я его вижу, он либо слишком занят тем, что злится на меня, либо управляет своей империей.
— Ранним утром. — Его голос вибрирует в груди.
Очевидно, я задала этот вопрос вслух.
— Это заметно. — Я обхватываю пальцами его бицепс и сжимаю.
Когда он опускает меня на кровать, я оглядываюсь.
— Я не собираюсь спать в твоей комнате.
Я сажусь, и комната мгновенно плывет перед глазами.
— О, черт возьми. — Я опускаюсь обратно на кровать и крепко зажмуриваюсь.
— Расслабься, — доносится до меня его голос, — я могу провести одну ночь, не прикасаясь к тебе.
25


Я солгал.
Я не могу провести ночь, не прикоснувшись к ней. Я не могу позволить ей заснуть в одежде. Я снимаю с нее туфли на каблуках, затем умудряюсь снять с нее платье. Я кладу его на стул, затем накрываю ее одеялом. Я не могу удержаться, чтобы не поцеловать ее в лоб, затем ложусь на кровать рядом с ней, поверх одеяла. Я поворачиваюсь на бок и смотрю, как она спит. Ее щеки раскраснелись… Ее губы слегка приоткрылись… Она подложила руку под щеку, и ее дыхание стало ровным. Мне кажется, что на то, чтобы заснуть, уходят часы, несмотря на то, что виски бурлит в моем организме.
Затем приходят сны — сначала тихий стук, затем вибрации становятся все интенсивнее. Тук-тук-тук. Удары становятся громче, тяжелее, быстрее. Каждый удар, кажется, пронзает мою голову, мою кровь. У меня, кажется, короткое замыкание в нервных окончаниях. Клетки моего мозга протестуют. У меня болят глазные яблоки с обратной стороны. Кажется, будто мои волосы сильно натянули. Ощущение холода охватывает мои руки и ноги. Я смотрю в глаза ублюдка, которые являются единственной его частью, видимой под маской, которую он носит.
— Я собираюсь преподать тебе урок за то, что ты суешь свой нос куда не следует. Тебе не следовало приходить сюда искать своего брата, мальчик. А теперь мне придется преподать тебе урок.
Он бьет меня тыльной стороной ладони, и, хотя я готовлюсь к этому, все мое тело, кажется, пронзает боль. Из моего носа сочится кровь. У меня болят зубы. Грохот дэт-метал-музыки становится еще более интенсивным. ТУК-ТУК-ТУК. Удары, кажется, рикошетом отдаются в моем мозгу. Давление в моей груди нарастает, тяжесть в животе растет, пока мне не кажется, что я проглотил камень. И агония, раскаленная добела, сдирающая кожу агония охватывает меня, проникает в мои клетки, заполняет каждую щель моего тела, пока я не превращаюсь в один гигантский ком страдания. Такое чувство, будто кто-то выдернул ногти из моих пальцев один за другим и насыпал соли мне на рану. Я начинаю плакать, огромные, задыхающиеся слезы текут по моим щекам. Это больно, это так сильно ранит. Я терпеть не могу этот шум. Кто-нибудь, выключите музыку, пожалуйста. Пожалуйста. Я сделаю все, что угодно. Что-нибудь. Я больше не могу этого выносить. Пожалуйста.
— Лиам!
Я не могу. Я умру, если останусь здесь еще хоть на секунду.
— Лиам! — Холодная вода брызжет мне в лицо. Я задыхаюсь, открываю глаза и вижу, что она смотрит на меня сверху вниз.
— Лиам, ты в порядке? — она плачет.
Я смаргиваю воду с глаз, вглядываюсь в ее бледные черты. Ее губы приоткрыты. Ее грудь поднимается и опускается, как будто она только что пробежала марафон. Или стала свидетелем того, как человек сошел с ума. Одним махом я хватаю ее за плечо и переворачиваю так, что она оказывается подо мной. Пустой стакан, содержимое которого, как я предполагаю, она вылила на меня, выскальзывает у нее из пальцев и с тихим стуком скатывается с кровати на ковер.
— Лиам? — Она обхватывает мою щеку, и я вздрагиваю.
— Что это? — спрашивает она. — Что с тобой случилось?
— Ничего особенного. Это совсем не из-за того, что случилось с моим братом и его друзьями, когда их похитили.
— И все же, это вызывает у тебя кошмары столько лет спустя…
Я сглатываю. Затем опускаю нос к изгибу между ее шеей и плечом. Сочные ноты фиалок и персиков окутывают меня, и я мгновенно возбуждаюсь. Я поднимаю голову и вглядываюсь в эти детские голубые глаза.
— Почему мне так трудно сопротивляться тебе?
— Полагаю, это та же самая причина, по которой я не могу сопротивляться тебе.
Она протягивает руку, чтобы снова прикоснуться ко мне, но я обхватываю пальцами ее запястье и поднимаю его над ее головой.
— Когда похитили моего младшего брата, я не мог сидеть сложа руки и ничего не делать. Я чувствовал себя ответственным за него. Я чувствовал себя таким виноватым из-за того, что меня не было рядом, чтобы защитить моего младшего брата, когда он больше всего нуждался во мне. Итак, я отправился на его поиски.
Она наклоняет голову.
— Я знаю, что Уэстон и его друзья были похищены, а позже спасены полицией…
— Спустя почти месяц. Вот почему семерка такие хорошие друзья. Оглядываясь назад, можно сказать, что это чудо, что никто из них не стал преступником или не обратился к наркомании, чтобы справиться с травмой. Им повезло.
— В отличие от тебя?
Я отталкиваюсь от нее и сажусь на край кровати.
— Меня не похищали, если ты об этом спрашиваешь.
— Но с тобой действительно что-то случилось.
Я сжимаю пальцы в кулаки. Почему я говорю ей это сейчас? Это то, чем я никогда не хотел делиться ни с кем другим. Почему я чувствую необходимость наконец-то снять это с себя? Сегодня день моей свадьбы, которая почему-то не кажется такой фальшивой, как должна была бы быть?
— Я нашел, где они были, но прежде чем я смог добраться до них, меня обнаружили.
Она задыхается.
— Что они с тобой сделали?
— Они взяли меня в плен. Я слышал, как мужчины шутили, что у них появилась еще одна пешка для торга. Они не держали меня вместе с остальной Семеркой, хотя я предполагаю, что они держали меня где-то поблизости. Я думаю, они посмотрели слишком много голливудских фильмов; они мучили меня днем и ночью.
Она сглатывает.
— Что они сделали?
— Они играли гребаную дэт-металлическую музыку. Проигрывал его в течение часа, включал, потом выключал, включал, потом выключал. Все было намного хуже, когда они выключали. Едва я начинал засыпать, как все начиналось снова. Они держали меня в полусонном состоянии, мучили в ожидании. Через некоторое время я едва мог формулировать мысли и потерял счет времени. Они привязали меня к стулу, и иногда мне казалось, что они не давали мне ни еды, ни питья в течение нескольких дней. И если я просил о чем-нибудь, они смеялись. Но хуже всего было, когда они притворялись, что сейчас вернутся с чем-нибудь, но я не видел их в течение нескольких часов. И тот, кто пришел следующим, был с пустыми руками. Они никак не могли определиться, хотят ли они убить меня или оставить в живых.
— Так как же ты…
— Сбежал?
Она кивает.
— Ты уверена, что хочешь это услышать?
Я чувствую, что она смотрит на меня, но не встречаюсь с ней взглядом.
— Как только ты это услышишь, пути назад уже не будет.
Она сглатывает.
— Да. Скажи мне, Лиам.
Я поднимаюсь на ноги и начинаю расхаживать по комнате. Молчание затягивается. Я подхожу к окну и выглядываю наружу. Еще не совсем стемнело, но еще не рассвело. Серебристый цвет на горизонте указывает на то, что скоро взойдет солнце. Я поднимаю оконное стекло, высовываюсь наружу и делаю огромные глотки воздуха. К тому времени, как я поворачиваюсь к ней, я почти держу себя в руках.