Ведунья. Проклятая любовь (СИ)
— А потом? — Настя отпила молоко.
Зорин поднял на неё глаза и, лукаво улыбаясь, сказал:
— А потом появилась ты со своим Кирюшей. И я понял, что не одинок. Ты была со мной честна и откровенна с самого начала, с первой встречи. Мне этого очень не хватало в Балясне. Тут, я успел понять, с откровенностью у многих проблемы. По счастью, у Стаси нет аккаунта «Всети», поскольку её саму активно отслеживает муж, и кроме того, она слишком увлеклась пастьбой других мальчиков. А на меня положила большой жирный болт, считая, что я смирился и интеллектуально не дорос завести второй, закрытый акк. С которого и писал тебе. После того, как ты смогла послать Кирюшу, я укрепился в уверенности, что тоже так сумею. Когда-нибудь. Послать Стасю и уйти в ночь, в никуда, оставив ключ-карту на стойке рецепшна. То, что ты видела вчера — стало финалом наших отношений. Я сколько угодно мог позволять Стасе унижать себя, но грубость в твой адрес стала её последней ошибкой. Я послал её, собрал вещи, продал другу, Игорьку, самокат и «айкос» — он давно на них засматривался. А заодно узнал про вакансию у них на Никонова рядом с Двадияковкой. Мы там были с тобой недавно. Насть, — Зорин примолк на секунду и, собравшись с духом, сказал: — То, что я стал свободным — твоя заслуга. Ты мой лучший друг, Насть.
— Я не знала, что ты считаешь меня другом, — пробормотала изумленная его признанием Приблудова.
— Это потому, что я циничный утырок, и за всю жизнь не научился быть добрым парнем. Увы, — грустно усмехнулся Валера.
— Неправда! Зачем ты на себя наговариваешь? — перебила его Настя. — Ты замечательный друг! Это ты помог мне! Стать свободной! Слезть с мертвой лошади, смотреть вперед, ценить себя! Валер, ты очень много для меня сделал. И продолжаешь делать! Спасибо тебе за пальто. Ты меня спас. И спасибо за то, что примчался первым, когда... С Кикусом все случилось. Ты не представляешь, как это было важно. Ты всегда оказывался там, где я нуждалась в помощи и поддержке. Где без тебя было бы куда хуже, чем с тобой.
От каждого сказанного Настей слова бледные щеки Валеры всё больше розовели. Он улыбался и смущенно вертел в руках чайную ложку.
— Ну кто ж знал, что местом для оказания помощи ты выберешь «Кофе Док» и конкретно мои пятничные смены. Кстати, nasty, боюсь, по понятным причинам тебе больше не стоит там появляться. С другой стороны — что ты там забыла, если лучший в городе бариста теперь принадлежит тебе безраздельно?
— Лучший в городе бариста принадлежит отныне только себе, — Настя потрепала Валеру по голове. — И я никому не позволю его присвоить! Никакой дохлой лошади.
— Которая, к тому же, не знает и не узнает твоего адреса, — хмыкнул Зорин. — Я схожу, покурю, если ты не против? А ещё, наверное, я бы поспал. Даже прежде, чем распакуюсь.
14. Шрам
Валера уснул на диване. Настя смирилась, поняв, что Зорин облюбовал себе лежанку, словно у неё появился и впрямь — большой и тощий уличный пёс. Чижик враждебно косился на приблудыша, но молчал. Правда, когда Настя попыталась погладить рыжего любимца, тот неожиданно зашипел на неё и, легонько ударив лапой, удрал. Приблудова улыбнулась. Чижик никогда себя так раньше не вёл. Он ревновал.
Валера спал, точь-в-точь как темноволосый демон с картин из Двадияковки. Его красота на свободном от ужимок, расслабленном лице расцвела особенно ярко. Будто бы застывший мраморный мальчик из усадьбы. Настя невольно засмотрелась на Зорина. Ей было невдомёк, почему одним людям достается всё, а другим — так мало. Себя она красивой не считала, хотя Кирилл уверял её в обратном. Возможно, за это она прощала его выходки. А недавно красивой Настю назвал Серёга. Она вспомнила светлое, смешливое лицо Баянова, толстую шею, курносый нос. Да, Серёга тоже не был красавцем. Но, глядя на него, становилось тепло и приятно. Зорин был, бесспорно, красивее, но его красота — холодная, Настя бы сказала, зловещая, скорее отталкивала, чем привлекала. Приблудовой казалось, что яркая Валерина внешность почему-то не дар, а проклятье.
Зорин беспокойно задышал, заворочался. Он отодвинул одеяло, футболка задралась, оголив живот, и Настю бросило в холод. Огромный шрам, аккурат по срединной линии, как уродливая трещина, портил неземную красоту изваяния. От груди до пупка. Настя прикинула, что это след полостной операции. Селезёнка? Желудок? Ей стало неловко, словно она подслушала чужую страшную тайну. Настя подошла и укрыла Валеру одеялом. Тот довольно засопел и повернулся набок, так и не проснувшись.
Не человек, а коробка сюрпризов. Настя привыкла делиться с Валерой сокровенным, имея благодарного слушателя и советчика, но понятия не имела, что Зорин упрямо таит от неё собственные проблемы. Скрывается за маской извечного циника и беспечного разгильдяя...
«Не парься, я ослепнуть не успею. Не собираюсь становиться дедом!»
Настя поёжилась, вспомнив те слова Зорина, брошенные слишком легко и весело, как бы невзначай. Слова человека, смирившегося с тяжкой судьбой. Сердце сжалось.
Валера не делал ей гадостей, за исключением едких реплик и подколов. Он только вчера дал первый серьезный повод переживать. Теперь вот — второй. Зоринское пальто с ночи висело в прихожей, а прикатил он в толстом линялом свитере. Рыцарь без страха и упрёка. Что с ним? Откуда у него эта циничность? И шрам.
Зорин восстал к вечеру. Выперся из Настиной комнаты помятый, но посвежевший. Постонал, потёр глаза, и пробубнил:
— Надо же, я и впрямь сбежал от Стаси. Охренеть.
— Ты ж говорил, ушёл, хлопнув дверью? — уточнила Настя и щелкнула чайник.
— Ушёл. По-английски, — уточнил Зорин.
— А говорил, что послал её.
— Мысленно послал, Приблудова. Невчане посылают дам только в мысленной форме! — Валера пошел в ванную и умылся. — Ох, кайф! А скажи мне, прелестная сеньорита, у тебя комп есть?
— Е-е-есть, — настороженно протянула Настя, чуя недоброе.
— Отлично! Я готов порисовать.
Настя насупилась. Вообще-то она хотела сыграть в «симсов», но с другой стороны, никогда не видела художника за работой. Интерес пересилил желание убить время, и она включила Валере компьютер. Тот принес большую прямоугольную херовину и приладил её к компу. Установил драйверы и программу-«рисовалку».
— Будешь смотреть? — кивнул Насте. — Если честно, это процесс долгий и нудный.
— Я немного посмотрю, — та присела на диван.
— Не против всякое старье послушать?
— Не-а.
Зорин залез к себе на страницу, запустил музыку и принялся водить стилусом по поверхности планшета. На сером фоне экрана компа сами собой вырисовывались четкие, красивые линии женского лица. Словно бы колдовство какое-то! Зорин меланхолично перебирал слои, крутил картинку так и эдак и напевал себе под нос:
— Из далёких степей отныне никто не вернется к ней. У неё на груди навсегда умолк жук-скарабе-е-ей. Но она весела. Её сердце открыто для рыцарей и закрыто для зла. И для демонов. И для полиции¹...
— Старый невгородский рок, — заметила Настя. — Папа тоже иногда его слушает. Эту песню я знаю.
— И мой отец уважал такое. У меня его болезнь, — погрустнел и сощурился Зорин, хотя и был в очках. — Болезнь любви к старому доброму говнороку, — помолчав, прибавил он.
— Твоему папе, наверное, приятно знать, что ты любишь его музыку, — сказала Настя.
— Да, думаю, он был бы рад, — согласился Валера.
— Он... Умер?
— Давно, — кивнул Зорин. — Я был совсем мелким. А лет с шестнадцати сам подсел на то, что он каждый раз крутил в машине. Оказалось, годнота, удивительно. Некоторые песни хороши вне эпохи. Я часто под них рисую.
— А... — смутилась Настя. — Прости, мне очень жаль твоего отца.
— Ничего страшного.
Приблудова смотрела на Валеру и не знала, как деликатнее спросить про то, отчего умер его отец, и про шрам тоже. Она понимала, что так делать невежливо, но ей очень хотелось полюбопытствовать. Словно тут таилась некая разгадка происходящего с Настей и старой ведьмой.