Подземный гараж

Ты оплачиваешь счета и уже готов удовлетворенно откинуться на спинку стула, вот, мол, как славно, теперь я по нулям, — но ничего подобного. За то мгновение, пока ты откидываешься на спинку стула, ты уже сдвинулся с нуля, причем в минусовом направлении, потому что квартира твоя непрестанно высасывает у тебя деньги, а к этому, как бы в виде бонуса, добавляются разного рода счета и задолженности, которые необходимо безоговорочно, немедленно оплатить, иначе для тебя перестает существовать современная медицина, ты можешь откинуть копыта от какого-нибудь элементарного воспаления легких, потому что у тебя уже не будет права воспользоваться современным врачебным обслуживанием. Затем следует реклама, побуждающая к покупкам всяких товаров со скидками, и рекламу эту, как всем вокруг, тебе тоже приходится заглотить. Например, ты покупаешь что-нибудь в двойном количестве, потому что два предмета вместе — дешевле, чем те же два по отдельности, а о том ты и не думаешь, что два эти предмета — дороже, чем один, который тебе в общем-то и был, может, нужен, — а кому нужны, скажем, две полукилограммовые банки печеночного паштета. И наконец, дети. Они наносят тебе последний удар, потому что они — все требуют, все потребляют. Ты словно подключаешь к сети лесопилку, набитую машинами прошлого века. Они высасывают из тебя всю энергию, а заодно и деньги. Если, положим, ты, с помощью безумно дорогих энергосберегающих лампочек и кухонных приборов, снизил до минимума потребление электричества в квартире, если тебе удалось отбиться от тысячи заманчивых предложений выгодно приобрести то и се, то — вот дети, а с ними — новая, бездонная статья расходов.
Покупая самые современные игрушки и одежду, затем школьные принадлежности, ты истратишь все деньги, которые, может быть, сэкономил, отказываясь от всяких иных предложений. А если ты стал тратить эти деньги, то растратишь и доходы, которые сможешь получить только в будущем: ведь денежная система построена таким образом, чтобы ты использовал и те деньги, которые заработаешь лишь спустя десять лет. Банки очень устраивает, чтобы ты пользовался получаемыми в старости доходами не только на склоне лет, но и в течение всей предыдущей жизни. Тебе звонят по телефону: алло, сейчас вы можете получить такой-то и такой-то кредит на более выгодных условиях, чем в прошлый раз, когда тебе звонили по этому же вопросу, тебе нужно только прийти в офис, потому что детали все-таки лучше обсудить лично, и тогда тебе еще дадут в подарок ручку с надписью «Банк» или чайную чашку с логотипом и рекламными цветами банка. Сейчас — самый момент, говорит служащий банка, и ты соглашаешься воспользоваться такой возможностью, ведь сейчас это, можно сказать, подарок, говорит банковский служащий доверительным тоном. Проценты по кредиту, правда, могут измениться, но, к счастью, эти проценты все равно невозможно просчитать, так что ты не догадаешься, во сколько обошлось тебе предоставленное авансом счастье. Разве что ситуация сложится так, что ты не сможешь выплатить долг и финансовое учреждение заберет твою квартиру. Что ж, тогда ты, по крайней мере, поймешь, что это, авансом полученное, благополучие обошлось слишком дорого.
Кредиты ввергают тебя в состояние полной зависимости, откуда никто не сможет, да и не захочет тебя вытаскивать, ведь всем хорошо, что ты оказался в таком положении. Родители рады: им удалось воспитать хорошего гражданина, который живет точно такой жизнью, какой жили они, то есть ограниченной со всех сторон и полностью прозрачной. Жена рада: у тебя не останется денег, чтобы попытаться что-то изменить в своей жизни, загубленной женитьбой, — если нет денег, значит, ты навсегда увяз в болоте своего постылого брака. И радо, конечно, государство: ему необходимы такие, полностью зависимые от него граждане, голоса которых в установленные законом сроки оно сможет собрать даже с помощью самых примитивных выборных программ. Зависимый человек — главный устой современной демократии, которая куда изощренней, чем все прежние государственные уклады. Если в рабовладельческом обществе взаимоотношения между государством и гражданином были просты и однозначны, то современная демократия представляет дело так, будто человек, обрушивая на свою голову беспощадную авторитарную власть, обязан этим своему свободному решению. Будто человек сам выбирает для себя рабство, которое обеспечено различными свободами и правами, в том числе правом свободного выбора.
 
Эта свободно избранная власть, ссылаясь на волю большинства, может вволю разбойничать, заниматься грабежом, принимать такие законы, которые ущемляют интересы того самого, голосующего за нее большинства, а заодно и не голосующего за нее меньшинства. Большинство, однако, не замечает, что эти законы приносят ему вред: ведь вера в правящую силу становится препятствием для всякого рода свободного размышления. Меньшинство же пускай сколько угодно жалуется и стенает. Если оно, положим, правильно замечает ошибки, то и в этом случае оказывается под подозрением: мол, оно критикует и выражает недовольство потому, что очень уж хочет пробраться к власти, а также потому, что его терзает обида, поскольку его не допустили к власти. Свободные выборы снимают с политических руководителей личную ответственность: ведь они оказались в этом статусе не благодаря своим личным качествам и достоинствам, но в результате воли большинства, причем каждый из них — представитель до мозга костей коррумпированной, любым своим действием ориентированной на негативную селекцию, на инерцию политической структуры.
Руководители демократического общества, как правило, мелочные, корыстные ловкачи, карьеристы; точно такие же и их советники. Сам режим заботится о том, чтобы по-другому и быть не могло: ведь если кто-то попадает сюда, на верхние этажи власти, не из корыстных интересов, но представляя интересы общества, он или тут же потерпит крах, или вынужден будет заключать такие союзы и комплоты, которые коренным образом повлияют на его поступки, и он быстро забудет, что когда-то проповедовал идею справедливого общества. Он окажется в одном ряду с другими — и будет подставлять ладонь, когда нужно, и постарается солидными суммами компенсировать утрату прежних идей, а заодно — и утрату прежней внешности. Ибо внутренний распад быстро проявится и в фигуре и чертах лица. Четыре года в парламенте — и его можно сдавать в архив: даже родная мать не узнает прежнего кандидата в депутаты.
Но ты — не таков, для тебя не имеет значения, что весь мир зациклился на том, чтобы самым жестоким образом осложнить тебе жизнь, ты во всем этом бардаке не замечаешь абсолютно ничего, потому что от коммерческой прессы и от руководителей страны до самых близких твоих родственников и друзей каждый убеждает тебя в том, что ты должен чувствовать себя однозначно: то есть хорошо. В государствах с более высоким уровнем развития уже почти стерся, забылся запас слов, относящийся к дурному самочувствию; слова эти используются разве что по отношению к убогим обитателям третьего мира.
Для тебя ничего иного и быть не может, кроме как — хорошо; это подсказывает тебе все и вся. Хотя для того, чтобы тебе было по-настоящему хорошо, к тому же настолько хорошо, чтобы это видели и другие, необходимо, чтобы ты покупал всякого рода средства, которые служат хорошему самочувствию. Достаточно лишь посмотреть рекламную программу телевизора, чтобы убедиться: ты в два счета можешь избавиться от грибка на ногтях, ты и моргнуть не успеешь, как у тебя прекратятся боли в позвоночнике, горле и голове. Когда все эти оздоровительные предложения и различные, особенно рекомендуемые детям и молодым людям электронные гаджеты, и бодрящие средства, и, конечно, химические препараты, предназначенные для семейного пользования, особенно же для матерей семейства, занятых домашним хозяйством, когда все это будет у тебя позади, изготовители рекламы сообщат тебе, что без средств, служащих благополучию, невозможно реализовать программу благополучия. Если же ты не реализуешь эту программу, то свои занятия в свободное время спокойно можешь считать примитивными, и, стало быть, свободное время будешь считать не благополучием, а, напротив, его отсутствием.