Подземный гараж
Конечно, в противовес программам дорогого отдыха, как вариант можно выбрать еще туризм. Туризм бесплатный. Роскошные места, тенистые рощи, и все это бесплатно; ну, не считая дорогу. У меня есть время об этом подумать. Что мне еще делать в подземном гараже. Конечно же мне тут скучно, нужно чем-то себя занять. Последний день. Осталось уже недолго. Туризм — своего рода бегство от программ дорогого, насыщенного отдыха. Туризм — это доступно любому. Это, может быть, даже дешевле, чем сидеть дома: ведь воскресный обед можно заменить кусочком поджаренного на костре сала или запеченной сосиской. Дети, те вообще будут рады, по крайней мере, до определенного возраста. Тут можно собирать хворост, смотреть в огонь, рассыпать сколько хочешь крошки, прижаться к отцу, который выстругивает вертел так ловко, как никакой другой отец наверняка не сумеет.
Такая экономная программа выходного дня не давала покоя фирмам, производящим снаряжение для содержательного свободного времени. Сначала они экспериментировали со специальной туристической обувью, то есть с такой обувью, которую можно использовать исключительно в случаях, когда ты бродишь по романтической австрийской местности, вообще же эту обувь целый год нужно как-то обходить, потому что она всегда мешается под ногами. Лучше всего для нее сделать специальный шкафчик, и чтобы там же можно было складывать прочую специальную обувь, которую надеваешь раз или два в году. Но туристические башмаки — этого для предприятий, специализирующихся на такой продукции, оказалось недостаточно, все еще оставался значительный круг людей, которые говорили: чтобы пойти в лес, вполне достаточно обычной обуви. Вот для этого круга, мечтающего обойтись без лишних расходов, а также для тех, кто не выдержал велосипедных прогулок, регулярных пробежек и усиленной гимнастики, и была выдумана скандинавская ходьба. Чтобы ты за сумасшедшие деньги купил себе пару идиотских палок. Честно говоря, покупаешь ты чистую фикцию. Вроде того, как в Париже одно время продавали пустые консервные банки с надписью «Paris air», — конечно, банки эти делали в Гонконге, и если быть точными, то в банках этих был «Hong Kong air», однако никого это не смущало: что из того, что на нижней стороне банки было написано «Made in Hong Kong», ты покупал, потому что дешево. На банке была нарисована Эйфелева башня, а больше ничего и не надо, открывать ведь ее все равно никто не откроет, потому что тогда самая суть пропадет, запечатанный в банку воздух смешается с домашним, и в результате не будет у тебя ни парижского, ни гонконгского воздуха, а только привычный, домашний.
Люди — существа до того глупые, что с ними и правда можно делать что хочешь! Палку, которую на протяжении тысячелетий человек, если нужно было, подбирал с земли или выламывал из куста, теперь, мороча голову правилами здоровой ходьбы, без особых усилий можно всучить туристам за хорошие деньги. Хотя она только мешается под ногами, за исключением того короткого времени, когда ты ею пользуешься. А когда пользуешься, то есть когда думаешь, что избавляешь от лишнего веса позвоночник и тем самым оберегаешь эту опору тела от преждевременного изнашивания, — ты и думать не думаешь о том, что изнашивается незаметно: ведь в результате противоестественной ходьбы спустя некоторое время возникнут нежданные проблемы с бедренными суставами. Конечно, любой знает, что для таких случаев уже разработаны соответственные, сумасшедше дорогие протезы. Очень даже может быть, что именно производители протезов и финансировали рекламную кампанию по популяризации этого самого нордик-уокинга. Потому что система эта невероятно коварна, невероятно корыстна и полностью непрозрачна. И во всей этой системе самая подлая и коварная — индустрия здравоохранения. Ведь за ней стоят фирмы по производству лекарств, они стоят даже за военными приготовлениями, как и за революциями и гражданскими войнами; но заинтересованной стороной они являются и в тех случаях, когда речь идет об ураганах, землетрясениях, извержениях вулканов.
Когда врач прописывает тебе какое-нибудь лекарство, ты понятия не имеешь, не получает ли он вознаграждение от фирмы, которая заинтересована в реализации этого лекарства; как понятия не имеешь, эффективно оно или нет. Может, истратив на него целое состояние, ты тихо подохнешь от какой-нибудь опухоли. Ты умрешь, и на счете у тебя не остается денег даже на похороны, а государство напоследок еще и твой труп обложит налогом, — и все потому, что тот поганый врач навязал тебе это лекарство, хотя, если бы он сказал, не принимай ничего, ты бы, возможно, прожил на полгода дольше. Но он не может тебе ничего не прописывать, потому что он таков, каков есть, и, когда фирма по производству лекарств перечислит на его счет оговоренную сумму, да еще в подарок устроит поездку на Бали, он быстро убедит себя в том, что средство, которое он тебе прописал, могло быть только полезным. Просто когда он позвонит в банк и механический голос скажет, сколько миллионов у него на счете, он поверит в это средство: ведь вот ему-то оно помогло, пускай не в смысле здоровья, но хотя бы в материальном плане. Наконец-то стало более сносным его невыносимое материальное положение, то положение, в которое, как большинство мужчин, его, конечно, поставила любовь; вернее, новая любовь.
Был у него дома человек, с которым он однажды уже проделал все то, что называется любовью. Выбрал он этого человека со своего курса, точнее, из того довольно узкого круга, в котором провел университетские годы. Они, студенты, входившие в этот круг, считали себя самой крутой компанией, хотя в университете была по крайней мере еще дюжина таких компаний, и каждая из них себя считала самой крутой, а по этой причине презирала остальные компании, члены которых и по отдельности-то — чистые идиоты, ну а уж вместе!.. Отсюда, из своей компании, он и выбрал себе пару. Он ни на минуту не задумывался над тем, как это может быть, чтобы именно в этом узком дружеском кругу он нашел женщину, которая для него, для его души станет, что называется, идеальной второй половиной. Это даже вопросов не вызывало и было столь же однозначно, как пример с расколотой тарелкой: две половины точно подходят друг к другу. Он просто считал себя счастливчиком, так же как, впрочем, и девушка: ведь они знают всего-навсего несколько человек из целого мира, из тех миллиардов, которые его населяют, и вот им каким-то образом удалось найти того настоящего, единственного, с кем в скором времени сложится не только их общая жизнь, но и общее домашнее хозяйство, и даже общий запах, общая бактериальная флора.
А сейчас этот врач нашел буквально то же самое в больнице, после того, как прожил почти двадцать лет в браке, после того, как дети его почти выросли, — в одной медсестре. Медсестра эта служила там уже целый год, когда он заметил ее во время какого-то ночного дежурства. Конечно, медсестра как раз целый год и хотела быть замеченной господином доктором: постоянно носила броские, яркие платья, ее белый халат иногда случайно расстегивался на груди; но для господина доктора вызов этот стал реальностью только год спустя.
Вот уж не думал он, что в нем скрыто столько энергии, сказал он однажды друзьям, с которыми они после работы пили пиво. Он-то полагал, поезд давно ушел, но, оказывается, это только дома, а в другом месте — подмигнул он, и на лице у него появилась горделивая полуулыбка, — в другом месте еще о-го-го. Более того, дело идет лучше, и он снова подмигнул, чем в молодые годы. Брось, наверняка и тогда хорошо шло, сказал один из сидящих за столом, просто ты не помнишь, потому что давно было, и вообще, известно же, когда-нибудь все новое становится старым, вот как машина, продолжал собеседник. Пять лет назад он думал, что с этой машиной протянет до конца жизни, чего их все время менять, но в конце концов и эта стала пятилетней, и хлопотно, и дорого поддерживать ее в кондиции, теперь даже запах в салоне уже не тот, из-за долгой эксплуатации. И что, купил новую, спросил третий. Ну да, ответил второй, и они принялись обсуждать машины и марки горючего, состав которого нынешние производители прячут за семью замками, хотя, если этот состав попадет на рынок, можно будет ездить бесплатно, не нужна никакая заправка, только кран с водой. Врач ждал момента, чтобы вставить слово и снова заговорить о своей необычной встрече, но так и не дождался. Друзья как-то не прочувствовали необычность этого события, да и завистливы были, они-то уже поставили крест на возможности чего-то нового, довольствовались пивом, поездкой на садовый участок, ну и изредка возможностью уединиться с какой-нибудь медсестрой или выздоровевшей пациенткой, иногда и училка, к которой ходили дети, тоже оказывалась под рукой. Они были завистливы, но никогда не рискнули бы ради неопределенной новизны поставить под удар налаженное за десятилетия надежное бытие и ту степень свободы, которую удалось отстоять при живой жене.