Шестое действие
Восклицание Гарба было вызвано не тем, что небесная покровительница писак и старых дев, раздраженная его фривольными остротами, ниспослала ему типун на язык. Лейланд Оран откинулся назад, перекинув голову через спинку стула. Парик свалился на пол, обнажив совершенно лысую голову.
– Господину Орану снова плохо! – взвизгнула Айма.
– Вот моя нюхательная соль, – госпожа Эрмесен вынула флакон из бархатного мешочка.
Гарб, опомнившись, выбрался из-за стола, схватил за плечо ближайшего слугу.
– Лекаря, быстро! Чего стоишь?
Вслед за ним к потерявшему сознание заводчику устремились и дамы. Орана хлопали по щекам, подносили к его носу флакон с солями. В суматохе не принимали участия Бергамин – вся его поза красноречиво выражала: «Господи боже, во что я вляпался!» – и Мерсер. Наконец последний тоже встал, потрогал свисающую руку Орана. Затем оттянул его веко. Выпрямился.
– Господин Гарб! Вы правильно сделали, послав за врачом. Но мне кажется, следует пригласить также и священника.
– Что вы этим хотите сказать? – произнесла госпожа Эрмесен.
– Боюсь, что здоровье господина Орана не выдержало этого приступа. Мы все виноваты, и я в первую очередь, – принимая нас, он перенапрягся…
– Но что же делать? – Драгонтина заламывала руки.
– Надеяться и молиться. Больше мы ничем помочь не можем.
Флан Гарб вполголоса отдавал распоряжения слугам. Потом повернулся к Мерсеру:
– Сударь, полагаю, мне понадобится ваш совет. Что вы рекомендуете делать?
– Вероятно, господина Орана следует перенести в спальню. Там его осмотрит врач и вынесет свой вердикт. А капитана я бы попросил проводить дам.
– Я не уйду, пока не узнаю, что с нашим дорогим хозяином, – категорически возразила Драгонтина.
– Сударыня, ваша тихая молитва будет гораздо полезнее господину Орану, чем бесплодное ожидание.
– Он прав, – тихо сказала госпожа Эрмесен. – Мы можем помешать медикам. Но я бы попросила немедля известить нас о том, что происходит… каким бы ни было это известие.
– Я распоряжусь, чтобы дамам подали плащи, а карету подогнали к крыльцу, – сообщил Гарб. – Господин Мерсер, я по-прежнему прошу вас пока не уходить.
Еще некоторое время, достаточное для выражения скорби, раздавались охи, вздохи и восклицания. После чего дамы последовали к выходу, промокая глаза платочками. Замыкавший шествие Бергамин, еще мрачнее, чем обычно, обернулся и коротко произнес:
– Я вернусь.
Мерсер кивнул в ответ.
Флан Гарб, выпроводив гостей, подошел к столу.
– Господин Мерсер. Мой патрон долго и тяжело болел. То, что сегодня случилось, удручает, но не удивляет меня. – Голос его был ровен и сух, ничем не напоминая недавнее балагурство. – Но вы посеяли в моей душе зерно сомнения. Я хочу, чтобы вы либо опровергли его, либо подтвердили.
– Я тоже этого хочу. Однако прежде я должен внимательно осмотреть вашего хозяина.
– Сейчас его осматривает врач… но пойдемте.
Врач не ограничился осмотром – это они почувствовали по отвратительному запаху паленого, распространившемуся за пределы спальни. Прижигание считалось самым действенным способом при глубоких обмороках.
Войдя за управляющим, Мерсер увидел плотного человечка в черном суконном костюме, калящего на жаровне инструменты, не слишком отличные от тех, которыми орудуют палачи. В углу еще один персонаж в черном читал молитву, перебирая агатовые четки. И жалко смотрелось в окружении этих черных фигур распростертое на окровавленных простынях голое тело, не так давно сильное и мощное, а ныне изуродованное недугом.
– Что скажете, мэтр Фебур? – спросил Гарб.
– Я сделал все, что мог… но… – Лекарь хлюпнул носом и вытер лицо рукавом.
Молитва зазвучала громче. Управляющий осенил себя крестом, затем глянул на Мерсера. Но тот не спешил с ответом.
– Господин Оран оставил какие-нибудь распоряжения? – поинтересовался он.
– Конечно. Болезнь тянулась долго, и патрон был готов к худшему, хотя надеялся на лучшее. Все его имущество наследует семья, и я немедленно извещу родных о случившемся. До того тело господина Орана должно быть, как подобает, на три дня выставлено в часовне, где отец Тирон будет читать молитвы. После чего тело должно быть забальзамировано в ожидании приезда наследников, которые… – Флан Гарб пробубнил это механически и внезапно смолк. – Я жду вашего заключения, господин Мерсер.
– Подождите. Предоставим сначала слово мэтру Фебуру. Доктор, что, по-вашему, явилось причиной смерти хозяина?
– Желудок и кишечник господина Орана были поражены язвой, – заявил лекарь. – Я могу сказать это точно, ибо симптомы были вполне определенны: острые боли, лихорадка, потеря аппетита и вследствие этого общая слабость… Эта болезнь не так уж редка и далеко не всегда заканчивается смертельным исходом. Но, видимо, в желудке пациента образовался cancer, [6] против коего медицина бессильна.
Мерсер кивнул. Затем сказал:
– И все же позвольте взглянуть на пациента.
Он наклонился над мертвецом. Интересовали его, как и прежде, веки усопшего. Чтобы лучше рассмотреть их, он, под неодобрительное бормотание священника, потревожил закрытые глаза. Потом оттянул не успевшие еще оцепенеть губы, взглянул на десны и язык. Снова повернулся к врачу:
– Еще один вопрос, мэтр Фебур: ваш хозяин давно облысел?
– О, еще год назад у него были прекрасные волосы, им бы позавидовали и юноши! Волосы у него выпали во время болезни.
– С вас достаточно, господин Мерсер? – резко спросил управляющий.
– Думаю, да.
– Мэтр Фебур, отец Тирон, проследите, чтоб тело обмыли и обрядили, как подобает. Я пришлю служанок. Затем мы перенесем усопшего в часовню. А пока что нам с господином Мерсером надо побеседовать приватно.
Отправив подчиненных выполнять печальные обязанности, Гарб препроводил Мерсера на второй этаж. В комнате, где они разместились, обстановка была гораздо скромнее: стулья без обивки, обои без тиснения. Здесь можно было вести разговор, не отвлекаясь.
– Я полагаю, господин Мерсер, вы не хотели сбивать с толку лекаря и капеллана? Но мне вы можете сказать – патрон был отравлен?
– Во первых, оставим «господ» за дверью. Во-вторых, я считаю, что смерть Лейланда Орана наступила в результате отравления.
– Основания? – отрывисто спросил Гарб. – Мэтр Фебур – не самый плохой лекарь, а он не усомнился, что хозяин умер от болезни.
– Он и умер от болезни. Чем вызвана болезнь – другой вопрос. Те признаки, что назвал врач: острые боли, слабость, а также кровотечения, о которых он, видимо, сказать постеснялся, – действительно сопутствуют язвенной болезни, вызванной естественными причинами. Но специфическая кайма на нижних веках и деснах…
– Тогда какого черта вы отпустили – да нет, выпроводили всех гостей, вместо того чтоб их обыскать?
– Потому что я следил за Ораном, когда мы сели за стол, а когда все вышли, осмотрел для верности его столовый прибор. Лейланд Оран умер, не успев прикоснуться к еде и питью. Когда бы его ни отравили, это произошло не сегодня.
– Так я и думал! – Флан Гарб стукнул кулаком по столу. – Эта сука Филобет!
– Кто?
– Филобет Сандер!
– А, Драгонтина…
– Я этих собачьих кличек не признаю. Пару дней назад, когда хозяин принимал госпожу Эрмесен, она тоже притащилась. И всячески нахваливала настой на травах, который помогает от сердечной слабости. Уговорила его добавить сколько-то капель в питье… Правда, – управляющий озадачился, – она и сама пила. Но все равно, больше некому.
– Я бы так не спешил с выводами. Скажите, среди рудников Орана есть свинцовые? И применяются ли на его производствах свинец, ртуть, медный купорос, киноварь?
– На первый вопрос ответ – нет. На второй – на некоторых применяются. Но к чему вы спрашиваете?
– Затем, что все названные вещества, а также их пары чрезвычайно ядовиты. Мы не можем исключить случайное отравление.
– Да бросьте вы, Мерсер. Господин Оран давно уже не шастал по цехам и мастерским. Он лишь вникал в отчеты. Скорее уж я должен был отравиться. Но я тоже не вчера родился и знаю, как уберечь и себя, и мастеровых.