Шестое действие
– Не валяй дурака. Но приплатить за ночлег тебе все равно придется, независимо от того, что заплатила я. Такой здесь жлобский обычай. Зато можно орать, плясать, по стенам бегать – включено в счет. Коня своего ты из крепости забрал?
– Само собой. И если не случится ничего непредвиденного, завтра-послезавтра мы покинем Галвин. Если ты не против.
– Надо бы припасов прикупить в дорогу… я уже высмотрела где. Между прочим, ваши с комендантом и управляющим благородные действия местные жители не очень-то одобряют, – без всякого перехода поведала она. – То есть тебя, собственно, никто не упоминал: похоже, никто твоей персоне значения не придает – надеюсь, ты не в обиде? А вот приятеля твоего Гарба хают – зарвался, мол, без хозяина, сам хозяином себя возомнил. И капитан произвол творит, томит в застенках уважаемых людей, вдовиц беззащитных. Опять же Божью обитель осквернили, благочестивую вдову, что там укрывалась, силой оттуда вырвали. Правда, что монастырь ограбили и монашек изнасиловали – этого не плели, врать не стану. Не забыли, что грабить там нечего, а на непорочность бабулек тамошних даже солдаты не польстятся.
– А что говорили про ограбление часовни?
– Ничего. Я, кстати, сама плохо представляю, что там было и зачем понадобилось это скрывать.
– Я расскажу. Возможно, Гарб перемудрил, а может, это нам на пользу. Значит, мадам Эрмесен горожане не осуждают?
– Сочувствуют. Несчастная страдалица, говорят! Если так дальше пойдет, еще и великомученицей назовут. А что до пуговичной мастерской и того, что там стряслось, – Анкрен предвосхитила вопрос, – при чем тут мадам Эрмесен? Мало ли чем арендатор занимался. Еще неизвестно, сам ли он на себя руки наложил или, может, это вы ему глотку перерезали, чтоб не мешал клеветать на честную женщину… Ты разочарован?
– Не слишком. Так часто бывает – люди от всего сердца сочувствуют преступникам и готовы в клочья разорвать невинных. Ничего, следственная комиссия им живо мозги вправит.
– Я бы не была так уверена… А ты, стало быть, на стороне следственной комиссии?
– По роду своих занятий я обычно бываю на стороне правосудия. А когда это нужно лично мне – против него. Можешь считать это двуличием. Но ты ведь с самого начала знала, что я человек двуличный. Задолго до того, как Мария Омаль меня разоблачила.
– Все-то мы ищем, как уязвить друг друга… А кто здесь не двуличен? И Мария Омаль, и подруга ее Магдалина, и комендант, и вся компания благочестивой вдовы – все они двуличны на свой лад. Кроме меня – я своим личинам давно потеряла счет.
– И все же под любой из них я тебя узнаю.
– Везет тебе. Потому что в последнее время я сама себя не узнаю. Сегодня, пока я моталась по рынкам, лавкам и кабакам и подслушивала откровения добрых граждан Галвина, я поняла одну вещь. Я скучала по тебе… – конец фразы Анкрен проглотила, точно сомневалась, какое имя назвать.
Ответить ей было нечего, можно было только действовать. Но Мерсер тоже кое-что понял, хоть и промолчал. Что сегодня вечером он в особняк Оранов не пойдет, о чем бы ни желал поговорить с ним Флан Гарб.
* * *– Итак, в прошлом году примас Эрда начинает розыск пропавших церковных реликвий. Они должны быть представлены к Пасхе. В начале года нынешнего некто Вендель разыскивает человека, способного проникнуть на совещание в доме архиепископа, и узнает о тебе. Ты предоставляешь ему нужные сведения. Он передает их Роуэну, после чего решено убрать всех, кто на тебя навел Венделя, и тебя тоже. Когда последнее срывается – уже летом, – Вендель нанимает меня, а сам, оставив указания своим подчиненным, уезжает из Эрда. Поэтому мы не нашли его ни в Свантере, ни в Эрденоне, поэтому в Свантере были не все его наемники, других он отозвал…
– Что ты там бормочешь?
– Пытаюсь представить события в последовательности.
Анкрен расчесывала волосы. В ее номере, в отличие от номера Марии Омаль, зеркала не имелось, но Анкрен привыкла обходиться без него – Мерсер уже успел в этом убедиться – и заколола волосы на затылке, не глядя даже в оконное стекло. В окно смотрел Мерсер. Солнце над черепичными крышами словно бы забыло, что нынче декабрь и ему надлежит быть блеклым и маленьким. Впрочем, в полдень солнце сияет и в декабре.
– Думаю, ближе к осени Вендель побывал здесь. Удостоверился, что Оран благополучно сходит в могилу, не вызывая подозрений окружающих, предупредил сообщников, что в Галвине может появиться кое-кто из нас. Далее прекрасная Соримонда и ее круг с энтузиазмом трудятся сами, а после моего приезда вызывают Роуэна и Венделя, а также уцелевших после эрдских похождений наемников. Дело решено ускорить, пока я не докопался до сути. Меня убить, правда, не удалось, но это покушение помогло расправиться с Ораном. И Вендель наконец получает доступ в часовню.
– Ты уверен, что он ходил туда сам? Мы на своей шкуре убедились, что наемников у него достаточно.
– Я так считаю, потому что отец Тирон остался жив. В отличие от твоих эрдских знакомцев.
– Мы тоже живы – пока.
– Мы – это мы: с нами не всякий убийца справится, даже скопом. Но обычному человеку спасения не было. А священника ударил человек, сам убивать не привыкший. И это не Роуэн. Он, как ты слышала сама, должен был получить дарохранительницу от Венделя.
– Значит, истинным хозяином Венделя, которого мы ищем, является Роуэн?
– Возможно. Но не обязательно. Вендель мог использовать Роуэна точно так же, как использовал Тевлиса, – заставив поверить, что служит ему. Роуэн, в отличие от потомка Агнессы Олленше, неглуп и образован, но таких людей тоже можно обмануть.
– Если продолжить твое сравнение… то приманкой для Тевлиса служили герцогские регалии. Для Роуэна – этот самый Камень Захарии. Но герцогских регалий, по твоим словам, уже не существует. А камень-то есть, настоящий!
– Роуэна, в отличие от Тевлиса, на пустышку не поймаешь. А вот насчет того, настоящий ли камень, – это вопрос.
– Не поверю я, чтобы Роуэны, а потом Ораны стали хранить подделку. Положение обязывает их разбираться в драгоценностях.
– Я не это имел в виду, – после некоторой паузы сказал Мерсер. – Но чтобы понять, что такое этот Камень Крови, я должен его увидеть. А также выяснить, знает ли это Роуэн… и откуда он все узнал.
– Насчет последнего не стоит сильно напрягаться. Ты говоришь, с камнем связаны какие-то карнионские поверья. А Роуэны – старинный карнионский род, эти знания могли передаваться в семье – бывает такое, знаешь ли…
– Да ничего они не знали! – с неожиданной злостью бросил Мерсер. – Не станет семья, претендующая на связь с запредельными силами, с иными мирами, взрывать Разрушенный мост, а потом строить из его обломков домовую церковь! – Обождав немного и успокоившись, он продолжал: – Но сейчас какими-то обрывками знаний Марсиаль Роуэн располагает. Если мы узнаем их источник, найдем и Венделя.
– Выходит, едем в Скель?
– В Нессу. Роуэн часто бывает в Скеле, но то, что осталось от его семейных предприятий, расположено в Нессе. И письма, которые он слал дорогой Соримонде, судя по некоторым деталям, отправлены оттуда. Да и не захочет он, пока идет следствие, являться на глаза представителям карнионского парламента, заседающего в Скеле. Но…
– Что тебя смущает?
– Есть и другая возможность. Роуэн, возможно, хотел бы оказаться гораздо дальше от карнионского парламента и карнионского правосудия. Скроется где-нибудь до весны, а там подастся на Север. Не исключено, что все эти разговоры о тайных знаниях для отвода глаз, а то, что действительно нужно Роуэну, – вернуть положение в Эрде, которое занимал его отец. Особенно теперь, когда он убрал конкурента. И Камень Захарии… то есть реликварий… ему нужен для того же, что и Орану, – в качестве возможной взятки церковным или светским властям Эрдской провинции.
– Мне эта версия нравится больше.
– Но, чтобы проверить ее, придется раздвоиться. Мы не можем одновременно находиться в Нессе и Эрденоне.