Шестое действие
– Уж если он Мойру не узнал за столько лет, то меня не узнает и подавно.
– Тебе виднее… – Эйсанский рыцарь не слишком занимал мысли Анкрен. Она смотрела в окно. Смеркалось, и закатное небо, как часто бывает в этих краях, приобрело темно-лиловый оттенок. Белые башни, колонны, дома, террасами спускающиеся к гавани, нагромождения складских зданий отбрасывали острые тени, сами на глазах теряя плотность, блекли, развоплощались, а в проемах между ними виднелось мутное зеленое море.
Анкрен захлопнула створку, и в комнате сразу исчезли замысловатые очертания Карнионского побережья, Зефир, Борей, Эвр и Нот на потолке. Только мозаика на полу кое-где поблескивала, словно пластины льда.
– Все-таки зима, – пробормотала Анкрен. – Как бы солнце ни сияло, а зима…
– Замерзла? Ничего не поделаешь, здесь не Эрд, комнаты не протапливают. Выпей вина и ложись.
Анкрен последовала совету Мерсера. Они прикончили то, что оставалось в сумке и в бутылке, затем Анкрен поставила бутылку под кровать, но не слишком устойчиво. Пустая посудина со стуком покатилась по скользкому полу. Однако ни Мерсер, ни Анкрен не обратили на это внимания.
* * *Мерсер никогда не интересовался историей ордена Святого Барнабы Эйсанского и знал о нем лишь общеизвестное. Орден был основан в середине ХV века исключительно с целью защиты Южных границ. Сражения тогда шли на суше, и первые барнабиты весьма удивились бы предположению, что рыцари способны сменить коней на корабли. Но это произошло, хотя для данной метаморфозы понадобилось больше столетия. Что послужило тому причиной, Мерсер не знал. Может быть, многолетнее замирение с Полумесяцем заставило эйсанских рыцарей заскучать; может быть, приграничный Эйсан представлялся неподходящей резиденцией для ордена, приобретшего славу и богатство. Так или иначе, барнабиты обратили свой взор на моря, омывающие империю. Они заметно выдвинулись в последний период Пиратских войн (уже после падения адмирала Убальдина), вошли в милость к правящей династии и покинули Южное пограничье, перенеся свои капитанства в другие области империи. По иронии судьбы, после этого воины ислама перешли в наступление, и для того, чтобы остановить их, южане потратили много сил и крови. Но Эйсанский орден, сохранив прежнее название, так и не вернулся в Эйсан.
– Нас часто сравнивают с Мальтийским орденом, – сказал приор Ларком, – но это сравнение не вполне правомерно. Великий магистр иоаннитов, несмотря на все испытания, выпавшие на долю ордена, – суверенный монарх в своем праве. Жители Мальты, а ранее Родоса, даже те, кто не имеет никакого отношения к ордену Святого Иоанна, признают власть Великого магистра и капитула. У нас не так. Нет никакого острова, который служил бы резиденцией барнабитам. Наши крепости стоят на земле империи, и мы вынуждены считаться как с ее законами, так и с волей государя.
– Но не все острова подчинены христианским монархам, есть и Дальние Колонии, наконец, – заметил Мерсер.
– Искать незанятые земли, чтоб укрепиться на них, – занятие для миссионеров, а барнабиты никогда миссионерами не были. Мы – воины, defensores… И уж ежели сравнивать нас с кем-то, то скорее с орденом Калатравы. Он был создан с той же целью – для защиты государства от неверных, и за пределы Испании не распространялся. Но эта аналогия опасна, если проводить ее до конца.
– Я не совсем понимаю, – вежливо сказал Мерсер. – Вдобавок я не знаком с иерархией ордена.
– О, иерархия ордена проста и логична. Рыцари объединяются в капитанства, возглавляемые капитанами. Капитанства составляют приораты, во главе которых стоят приоры. – Ларком склонил голову, обозначив свое место в ордене. – Над нами, приорами, есть великие приоры, а на высшей ступени находится Великий магистр. И в этом вся сложность. Орден Калатравы, о котором я говорил, был устроен так же, пока Великим магистром не стал король Испании. Было это около ста лет назад, и что мы видим теперь? Из духовного орден стал светским, а это значит, что его постигла судьба всех светских рыцарских орденов. Состоять в них чрезвычайно почетно, знаки их равны высшим наградам, но есть ли сила под покровом этого блеска? Я бы так не сказал.
– Значит, Эйсанский орден ищет источник силы?
– В ваших словах я слышу упрек. Но что в этом постыдного? Со дня основания ордену не в чем себя упрекнуть. Мы никогда не нарушали ни законов чести, ни законов империи. Поэтому государи Эрда-и-Карнионы не стремятся подчинить себе орден напрямую. Мы и без того им верны.
Двор капитанства в Нессе походил одновременно и на монастырский, и на постоялый. Орденские братья с военной выправкой, при длинных шпагах, в форменных багряных плащах с зелеными крестами, мало напоминали смиренных иноков. Попадались и слуги-миряне – конюхи, денщики, кухари и прочие, но ругани, смеха и подобного шума, сопровождающего сборища людей военных и проезжих, было не слышно. Очевидно, устав, достаточно вольный, не допускал преступать некоторые пределы.
И хотя местом службы барнабитов был в основном галерный флот, Мерсер ни разу не замечал, чтобы капитанства строились в непосредственной близости от гаваней. Так было и в Нессе. Вход охранялся, но когда Мерсер попросил о встрече с приором, его пропустили, не чиня препон. Антон Ларком, которому доложили о посетителе, не стал дожидаться у себя, а вышел ему навстречу, предложив прогуляться под аркадами двора. Мерсер заподозрил, что почтенный старец неспроста проявляет эдакую прыть. Но они беседовали уже полчаса, а Мерсер все еще не отгадал причины. Не исключено, что приор просто желал нагулять аппетит перед обедом.
«Зачем меня сюда принесло?» – спрашивал себя Мерсер во время заумной беседы. Конечно, он должен был проверить все версии. Но было еще любопытство. И это любопытство – нельзя не признаться – весьма дурного свойства. Как у больного, который вопреки совету врача и собственному здравому смыслу отдирает присохшую к ране повязку, чтобы посмотреть: что там?
И ради этого он оставил Анкрен в одиночестве заниматься домом Роуэна. Не то чтобы она возражала, наоборот, Анкрен обычно предпочитала действовать сама по себе. Но мысль о том, что ради пустопорожней болтовни с приором он подвергает опасности жизнь Анкрен, тревожила, и Мерсеру не всегда удавалось скрыть раздражение. Ларком, однако, был настроен вполне благодушно, и это могло показаться тонким притворством. Если бы то, что знал о приоре Мерсер, не свидетельствовало: рыцарь Ларком обычно говорит искренне…
– Какой же источник силы орден чает найти в Нессе, если не секрет? – спросил он.
– О, мой бог! Какая сила важней всего в Нессе, да и на всем Юге? Разумеется, деньги! Между тем здешние воды вновь небезопасны, особенно вблизи Южного мыса. Совет Двадцати Девяти просит о том, чтобы галеры ордена сопровождали купеческие морские караваны. Это не противоречит уставу, напротив, соответствует изначальным целям барнабитов – защите от неверных. Меня, впрочем, не особенно волнует исход переговоров, о которых я должен сообщить капитулу. Все эти южные дела… Как вы, возможно, знаете, по рождению я связан с бывшим королевским доменом, а сердце мое, – он красноречиво вздохнул, – принадлежит Северу.
Удар колокола на звоннице помешал приору развить любимую тему.
– А вот и обед, – сказал он, мечтательно улыбаясь. – Надеюсь, вы не откажетесь разделить скромную братскую трапезу?
Вряд ли трапеза была такой уж скромной, судя по тому, как стремительно орденские братья покидали двор. И какое бы пренебрежение ни выказывал Антон Ларком южным делам, южная кухня, судя по выражению лица, встречала у него полное одобрение. В кушаньях Ларком разбирался, хотя тривиальным обжорой не был – Мерсер успел это заметить, поскольку сиживал с ним за одним столом в эрденонском особняке Марии Омаль. Но в этом доме хозяином был орден, а следовательно, и Ларком тоже.
– Нет, приор. Прошу извинить меня, но нынче у меня неотложные дела, и я вынужден вас покинуть.
Ларком, казалось, был огорчен, но не пытался задержать гостя.