Пройти по Краю Мира

— Зачем тебе все это?
Лу Лин смущенно улыбнулась:
— Сначала я думать, что получать деньги, потом сказать тебе. Раз уж теперь ты спрашивать, я тебе показать.
Она отправилась на кухню, к ящику, в котором хранила купоны с истекшим сроком, и достала оттуда огромный конверт.
— «Известия от богов», — промурлыкала Лу Лин. — Я выиграть десять миллионов долларов. Открой и посмотри.
Конечно же, в конверте оказался рекламный купон в виде банковского чека и листок с изображением миниатюрных обложек журналов. Половины обложек уже не было. Должно быть, Лу Лин уже подписалась на три дюжины журналов. Рут даже представила себе почтальона, каждый день волокущего на себе огромный тюк и бросающего его содержимое на мамин порог.
— Удивить тебя? — Лу Лин источала чистую радость. — Скажи доктору эту хорошую новость. — Лу Лин продолжала сиять, а потом добавила: — Я выиграть все для тебя.
Рут ощутила укол в сердце, который быстро перерос в ноющую боль. Ей хотелось обнять мать, защитить ее, и в то же самое время ей самой хотелось, чтобы мама ее обняла, убаюкала и сказала, что все будет хорошо, что у нее не было инсульта или чего-то еще похуже. Да, ее мать всегда была сложным, деспотичным и странным человеком. Но Лу Лин любила свою дочь, как умела, и Рут это знала, чувствовала. Никто не любил ее сильнее, чем мать. Любили, но не так.
— Спасибо, мам. Это чудесно. Давай потом поговорим об этом и о том, куда девать эти деньги. А сейчас нам пора. Доктор сказал, что мы все еще можем прийти к четырем, но нам нельзя опаздывать.
Лу Лин вернулась к прежней ворчливости:
— Твоя вина мы опоздать.
Рут пришлось напомнить матери, чтобы та взяла с собой только что найденную сумочку, а еще пальто и ключи. На мгновение ей показалось, будто она снова десятилетняя девочка и снова переводит для матери, объясняя, как устроен мир, его правила и ограничения и каковы сроки на банковских гарантиях. Тогда ее это злило. Сейчас она была в ужасе.
  
Три
 
В больничном приемном покое Рут увидела, что все пациенты, кроме одного бледного лысеющего мужчины, — азиаты. На доске можно было прочесть имена принимавших докторов: Фонг, Вонг, Танг, Чин, Пон, Квак, Ку. Администратор походила на китаянку, как и медсестры.
Рут задумалась. В шестидесятых люди бунтовали против разделения по расовому признаку, считая это дискриминацией. А теперь наоборот — требуют этого в обслуживании, называя уважением к культурным особенностям. Правда, треть населения Сан-Франциско были азиаты, поэтому появление ориентированных на китайских пациентов клиник можно было считать маркетинговым ходом. Лысеющий мужчина озирался вокруг, словно в поисках выхода. Интересно, может, у него была фамилия вроде Янг, из-за чего какой-нибудь не различающий рас компьютер счел его китайцем? Звонят ли ему специалисты по связи с клиентами, чтобы предложить на китайском тарифы с дешевыми звонками в Гонконг и Тайвань? Рут прекрасно знала, что такое чувствовать себя аутсайдером, потому что в детстве часто им была. Опыт, полученный от восьми переездов в новые места, сформировал у нее ощущение, что она не вписывается в общество.
— Фи идет в шестой класс? — спросила Лу Лин.
— Ты имеешь в виду Дори? — уточнила Рут.
Дори отставала на год из-за синдрома дефицита внимания. Сейчас она занималась по индивидуальному плану.
— Как это Дори?
— Фи — это старшая, она идет в десятый класс. Дори сейчас тринадцать, и она пойдет в седьмой.
— Я знаю, кто есть кто, — пробурчала Лу Лин. Она стала считать, загибая пальцы: — Дори, Фи, старшая Фу-Фу, семнадцать.
Рут раньше шутила, что Фу-Фу, их дикая кошка с отвратительным нравом, была внучкой Лу Лин, которой у той никогда не было.
— Как Фу-Фу? — спросила Лу Лин.
Неужели она не говорила матери, что кошка умерла? Ведь должна была. Или это Арт должен был сделать. Все знали, что на несколько недель после этого события Рут впала в депрессию.
— Фу-Фу умерла, — напомнила она матери.
— Ай-ай! — Лицо Лу Лин исказилось от боли. — Как это может быть! Что случиться?
 
— Я же говорила тебе…
— Нет! Никогда!
— А, ну… Несколько месяцев назад она перелезла через забор. И там ее загнала собака. Она не успела забраться обратно.
— Зачем тебе собака?
— Это была соседская собака.
— Тогда зачем ты позволяешь соседской собаке ходить твой двор? Видишь, что случиться! Ай-ай! Умереть ни за что ни про что!
Мать говорила слишком громко. Люди стали оглядываться на них, отвлекаясь от своего вязания или чтения, даже лысеющий мужчина не удержался. Рут стало больно. Та кошка была ее ребенком. Она взяла ее на руки в первый день ее жизни — крохотный пушистый комок, найденный в гараже Вэнди в промозглый дождливый день. И она же держала ее на руках, когда ветеринар делал ей смертельную инъекцию, чтобы избавить животное от страданий. Воспоминания об этом чуть не выбили Рут из колеи, а ей не хотелось плакать в зале ожидания, полном незнакомых людей.
К счастью, в этот момент администратор объявила:
— Лу Лин Янг!
Помогая матери встать и взять сумочку и пальто, Рут увидела, как лысеющий мужчина подскочил и направился к престарелой китаянке.
— Привет, мам, — донесся до нее его голос. — Ну как там осмотр? Готова ехать домой?
Женщина грубовато вручила ему рецепт. Должно быть, он был ее зятем. Интересно, а Арт отвез бы ее мать к доктору? Рут в этом сомневалась. А в чрезвычайных обстоятельствах? Скажем, с инфарктом или инсультом?
Медсестра обратилась к Лу Лин на кантонском, а та ответила на мандаринском. В итоге они стали разговаривать на английском с сильным акцентом. Лу Лин тихо отвечала на предварительные вопросы. Встаньте на весы. Восемьдесят пять фунтов. Давление. Сто на семьдесят. Закатайте рукав и сожмите кулак. Лу Лин даже не поморщилась. Она научила Рут тому же: смотреть прямо на иглу и не плакать. В смотровой Рут отвернулась, когда мать стала снимать одежду, хлопковый лифчик, пока не осталась в высоких трусах в цветочек.
Лу Лин надела одноразовую рубаху, забралась на смотровой столик и спустила ноги вниз. Она выглядела очень по-детски и какой-то хрупкой. Рут опустилась в соседнее кресло. Когда пришел доктор, они обе выпрямили спины. Лу Лин всегда уважала докторов.
— Миссис Янг! — весело поприветствовал ее он. — Я доктор Хью.
Он бросил взгляд на Рут.
— А я ее дочь. Я звонила вам в офис недавно.
Он понимающе кивнул. Доктор Хью оказался симпатичным мужчиной, моложе Рут. Он начал задавать Лу Лин вопросы на кантонском наречии, а она делала вид, что понимает, пока Рут не вмешалась:
— Она говорит на мандаринском, а не на кантонском.
Доктор снова посмотрел на мать.
— Го юй? — спросил он.
Лу Лин кивнула, и доктор склонил голову в знак извинений.
— Мой мандаринский ужасен. А как ваш английский?
— Хорошо. Нет проблем.
В конце осмотра доктор Хью улыбнулся и объявил:
— Ну что же, вы удивительно крепкая леди. Сердце и легкие в прекрасном состоянии. Давление выше всяких похвал, особенно для вашего возраста. Так, посмотрим. В каком году вы родились? — Он изучил ее карту и снова перенес взгляд на Лу Лин. — Не подскажете?
— Году? — Глаза Лу Лин метнулись вверх, словно ответ был написан на потолке. — Это непросто сказать.
— Так, только теперь говорите правду, — пошутил доктор. — А не то, что говорите друзьям.
— Раз правда, то тысяча девятьсот шестнадцатый, — сказала она.
— Она хочет сказать, — вмешалась Рут, намереваясь пояснить, что на самом деле мать имела в виду тысяча девятьсот двадцать первый, но доктор поднял руку в просьбе замолчать.
Он снова посмотрел в карту и обратился к Лу Лин:
— Выходит, вам сейчас… сколько лет?
— В этом году восемьдесят два! — гордо ответила она.
Рут закусила губу и перевела взгляд на доктора.
— Восемьдесят два. — Он записал это в карте. — Так, расскажите, вы родились в Китае? Да? В каком городе?