Чем звезды обязаны ночи
Назавтра я возвращался, и она снова ждала меня в приподнятом настроении. Люпен успокаивал ее мелодиями джаза, рок-н-ролла или чарльстона, которые исполнял мастерски. Мы отправлялись на прогулку – она за рулем, оба свободные, как ветер. Мы наслаждались прибрежными пейзажами, говоря без умолку о кино. Споры переходили в пламенные объятья. И все заканчивалось любовными утехами. Между черно-белыми фильмами и бессонными ночами время летело слишком быстро.
Обратный отсчет уже начался, но я ничего не подозревал.
12
Когда я возвращаюсь, Роза ждет меня с бутылкой шампанского. Первый день в ресторане следует отметить. В качестве благодарности за такой прием я предлагаю сама заняться ужином. Роза расцветает. Очевидно, старушка не утратила любви к вечеринкам. Она спрашивает, можно ли пригласить девочек.
– Каких девочек?
Она имеет в виду ту компанию, которую я застала здесь в первый вечер. Из вежливости я соглашаюсь. Светское общение всегда давалось мне с трудом.
Роза объясняет, где лучше купить продукты. По дороге я составляю список дел на ближайшие недели. Начиная с разработки разнообразного, но простого меню, чтобы будущий шеф-повар, которого я поставлю во главе кухни, мог придерживаться его без особых сложностей.
Небольшой продовольственный магазин, предложенный Розой, находится на краю деревни. Несколько ос кружат над прилавком с фруктами не первой свежести. Внутри безликие полки, гудение неоновых ламп. Яркие упаковки режут глаз. Это место вгоняет меня в тоску. Когда я в последний раз была в супермаркете? Уже двадцать лет, как я ем на своей кухне. Привилегия тех, чья работа – потчевать других.
Что за мысли лезут мне в голову! Чувствуя, что силы мои на исходе, я хватаю тележку и кидаю туда пачку макарон. Помидоры, сельдерей, морковь, несколько луковиц. Рубленые стейки в вакуумной упаковке, которые заставляют меня сморщить нос. А на самом видном месте выставлены баскские пироги.
Остается только спрыснуть все это бутылочкой хорошего вина. Я десять минут кружу по магазину в поисках винного отдела, ругаясь на чем свет стоит. Да ведь магазин совсем не большой! Эта тележка, неон, музыка, терзающая слух, – с меня довольно. В последнем всплеске мужества я выкладываю покупки на движущуюся ленту. В горле стоит ком.
– Здрасьте! – бросает юная кассирша.
Я бурчу что-то подобное в ответ. Девушка улыбается, открывая небольшую щель между передними зубами, и ее лицо вмиг преображается, обретая невероятное обаяние. Я опускаю глаза, ослепленная ее лучистостью, возвращающей меня из сумерек на свет.
Рядом с ней я замечаю белобрысую головку с двумя хвостиками, торчащими по бокам. Носик-пуговка. Две ручонки, которыми малышка прикрывает глаза. От горшка два вершка, миниатюрная версия той солнечной красавицы, что поздоровалась со мной только что.
– Эльса? – лепечет малышка, по-прежнему не глядя на меня.
Кассирша качает головой и что-то шепчет на ухо девочке. Та отводит ручки. Вид у нее стал разочарованный. Спешит рассмотреть, что лежит на движущейся ленте. Такое впечатление, что она запоминает перечень моих покупок.
– Как тебя зовут? – набравшись смелости, робко спрашивает ребенок.
– Лиз. А тебя?
– Нин.
Немного смущенная, мать объясняет мне правила их игры. Она быстро шепчет девочке, что лежит в тележке, а Нин должна угадать, кто покупатель по профессии. Банка сардин, букет цветов, сегодняшняя газета: это Мишель, булочница. Шоколад с миндалем, герандской солью и перцем: Майя, парикмахерша. Хорошая уловка, чтобы заставить ребенка терпеливо ждать, если матери не с кем его оставить.
Сколько лет малышке? Представления не имею, я скорее способна прикинуть вес перепела, чем возраст ребенка. Голубые вены под прозрачной кожей делают ее похожей на фарфоровую куклу. Такое впечатление, будто ее может сбить с ног первый же порыв ветра.
Я вглядываюсь в лицо матери. Пирсинг на брови. Удивительная стрижка: сверху длинно, сбоку выбрито. Татуировка на предплечье: взлетающая ласточка. Свободная и решительная.
Это знак? Роми видела ласточек повсюду. Она утверждала, что они – воплощенные духи и что их надо слушать. Что кто-то где-то там думает о нас и желает нам добра.
Малышка начинает помогать матери, протягивая ей помидор. Тот падает на пол.
– Простите. Хотите взять другой? – предлагает кассирша.
В ее глазах мелькнула тоска.
– Гвен, я могу с вами поговорить?
Я оборачиваюсь. К нам подходит женщина. Высокая и широкая в кости, с блестящим от пота лбом. Бейджик на форменном халате гласит: «Старший продавец. Я здесь, чтобы вам помочь». Гвен погрустнела, словно солнышко закатилось. Встретив мой взгляд, мегера в юбке выдавливает улыбку, потом вскидывает брови с раздраженным и в то же время понимающим видом.
– Конечно, мадам, – отвечает молодая женщина. – Позвольте мне закончить с покупательницей, и я в вашем распоряжении.
– Нет, сейчас же, Гвен.
Гвен застывает.
– Слушаю вас.
Малышка опускает голову и подтягивает к себе рюкзачок, на котором вышито ее имя. Не только я чувствую приближение грозы.
– Что вас смущает на этот раз? – спрашивает Гвен вежливым тоном, идущим вразрез с ее сжавшимися кулаками. – Если это из-за помидора, я его оплачу.
– Ваша дочь… – начинает та.
– Я ведь предупредила вас с самого начала. Кстати, если…
Она замолкает на середине фразы, как будто вспоминает, что ее кто-то ждет. Встает. Разглаживает платье. Потом берет девочку за руку и выходит из магазина, пожелав нам доброго дня.
13
– Вы кое-что забыли.
Гвен поднимает голову. У меня в руке потертая плюшевая игрушка. Дракон по имени Диего, который никого не боится, как мне предстоит вскоре узнать.
– Спасибо, – говорит она с грустной улыбкой.
Сидя на берегу реки, она не сводит тревожного взгляда с дочки, которая удит веткой воображаемую рыбу. Я сажусь рядом. Снимаю кроссовки и подворачиваю джинсы. Вода ледяная. Мимо нас проплывает несколько листьев, уносимых течением.
– Вы тоже нездешняя, – с уверенностью говорит она, бросив взгляд на мою косуху.
– Можем перейти на ты.
Гвен с дочерью приехали из Бретани. Из глубинки, немного напоминающей Молеон. Минус море, плюс горы.
– Вот ведь старая хрычовка! А куда я могу деть ребенка летом?
Она пожимает плечами. Спрашивает, откуда я. Я юлю, уходя от ответа. Что привело их с дочерью в эту дыру? Наверняка ей давно было не с кем поговорить, потому что очень быстро она выкладывает всю подноготную.
– Мы приехали из-за Нин, – отвечает она, затушив сигарету о камень. – Она… она больна.
Эти слова даются ей нелегко. Я бросаю взгляд на малышку. Хрупкие ручки, тонкие ножки. И очень бледная кожа.
– Врожденный порок сердца. Хрен знает что, короче.
Девочка в отдалении начинает напевать. Гвен вытаскивает из пачки новую сигарету.
– Хрен, говоришь… – повторяю я. – Так у нас в школе обзывались.
И тут же прикусываю язык. Она удивленно смотрит на меня и начинает смеяться. Потом заявляет, что тот, на ком лежит вина за эту историю, уж точно хрен с горы. Вот только виноватого нет. Просто над колыбелью Нин склонилась злая фея. Вот она, крошечная девочка, чье сердце и артерии хрупки, как старые часы.
Не сводя глаз с реки, Гвен начинает рассказывать. Диагноз. Ребенок так мал, а любовь так велика. Средняя продолжительность жизни с таким пороком не больше пяти лет. Вначале ее это оглушило. А потом оказалось, что достаточно глянуть на дочь, чтобы снова броситься в бой. У Гвен мужества на троих хватит. И хорошо, потому что у отца малышки опустились руки.
Она нервно затягивается, продолжая говорить. Я бы ей и двадцати пяти лет не дала. Молодая женщина, которая, став матерью, сразу повзрослела. И все же есть в ней что-то наивное. Трогательная светотень.
– Повезло, что врач, который занимался ею после рождения, оказался одним из редчайших специалистов по этому заболеванию во Франции.