Дон Алехандро и его башня (СИ)

— Не халтурщики, а исполнители требований Оливареса.
Жирнянка благополучно сожрала мышь и, судя по тому, как она поглаживала меня листочками, не отказалась бы еще от парочки. Вот она — настоящая продажная любовь, а не то, что там себе навыдумывала Сильвия. Дохлых мышей больше не было, Шарик ловить дополнительных отказался, так что пришлось заниматься забором. Он действительно оказался сложен из ничем не скрепленных между собой камней. Но сложен четко по параметрам: на определенную высоту и никуда не перекашивался. Одно удовольствие скреплять в единую систему. Если бы еще энергия не тратилась, было бы удовольствие двойное, а так я еле до душа добрел после окончания скрепления. Хорошо хоть, не весь забор пока подготовили, а то бы упахался до полусмерти.
Оливарес утром обрадовал, что стены будущего гостевого домика тоже мне придется скреплять. Вот этим бы я занялся с радостью, чтобы наконец его выселить из моей башни. У нее и без того с безопасностью проблемы, а тут еще мутный чародей под боком. Появилось желание сделать потайной ход, но только, так чтобы вредный старикашка о нем не узнал. Вот выселится и начну копать. Ночами.
Но в последующие дни сил у меня хватало не только на забор, но и на разработку схемы освещения башни. Выходило весьма занятно, но надо было где-то раздобыть стеклянные плафоны, чтобы было на что чары набрасывать. Абы что использовать не хотелось — хотелось сделать все по уму и по красоте.
Оливарес что-то мутил, отправляя ежедневно Серхио на почту. Как выяснилось, была там какая-то скоростная разновидность отправки корреспонденции, работающая на чарах. Дорогая, поэтому ее использовали редко. Но ответное письмо Оливаресу не пришло, адресат приехал раньше. Причем на коляске алькальда, из чего следовало, что в город он прибыл порталом.
— Не к добру это, — сказал Шарик, с которым я поделился своими наблюдениями. — Этот дон — чародей и посильней Оливареса, и богатый, и властью облеченный.
Оливарес и его приятель стояли во дворе, немного отойдя от башни, и о чем-то оживленно разговаривали. Видел я только лицо приезжего дона, и там такая гамма чувств бушевала, что что-то одно надолго на лице не задерживалось.
— С чего ты взял? — удивился я. — Про богатство и власть.
— Оливарес — не беден, так ведь? А сюда ехал в собственной карете, не порталом переходил. Портал — дело дорогое, не всякий их использует.
— Может, у Оливареса непереносимость порталов, а это сам их строит?
Шарик задумчиво помахал лапами, не в силах найти ни одного довода против. Чародей был нам обоим неизвестен — чего он мог, а чего нет, никто из нас не знал.
— Может, — наконец неохотно признал ками. — Но одежда у него дорогая, артефакты и украшения — тоже. И морда у него холеная, на деликатесах откормленная. Это к вопросу о богатстве. А к вопросу о власти — он прибыл на экипаже алькальда, значит, тот ему подчиняется. Иначе ехал бы этот дон на нанятом экипаже. Не нравится мне их разговор. Болтают, сволочи, под чарами, чтобы никто ничего лишнего не услышал. И не подобрался.
Последнее было сказано с оттенком возмущения, потому что Шарик первым делом попытался проскочить поближе и узнать, о чем пойдет разговор между этими двумя, но наткнулся на непроходимый, хоть и невидимый купол. Поэтому ками пришлось вернуться и наблюдать за происходящим с моего плеча, размахивая лапами от переполняющего его чувства разочарования.
— Слушай, Шарик, я вот подумал, если я тот ритуал проведу, на который меня проклял поэт, я же лишусь метки ученика Оливареса? То есть учителя превзойду? Вряд ли он королевскую кровь проклинал.
Шарик замер и даже перестало смотреть во двор. Да и смысла в этом не было: ни я, ни он не умели читать по губам хотя я сейчас и сожалел, что не озаботился в свое время обучением такого полезного навыка. Сейчас понимал бы хотя бы то, что говорил собеседник Оливареса. Перед Оливаресом он тушевался, но даже близко не походил на дрожащего от страха Ортиса де Сарате.
— Я бы не был столь уверен, Хандро, — наконец ответил Шарик. — Ни в том, что он не проклинал королей, ни в том, что ритуал позволить считать тебя превзошедшим учителя. Сам ритуал-то не самый сложный, разве что откат на нем можно словить, но его мы направим на мибийского короля. А вообще затягивать не надо с этим делом. Вот уедет куда Оливарес — и сразу проведем.
 
Наблюдали мы за беседой визитера и Оливареса через одно из окон-бойниц, стараясь держаться в тени так, чтобы нас не замечали, но предосторожности оказались излишними.
— Алехандро, выйди к нам!
Голос Оливареса вроде бы слабый, но пробирал не хуже иного утробного вопля. Почему-то сразу показалось, что настоящих неприятностей до сих пор не было и что они только вот начинаются.
— Звали, дон Уго?
Визитер Оливареса уставился на меня, как будто увидел выходца с другого света. Возможно, для него это так и было, если он знал Алехандро раньше, но я этого дона видел впервые. Фигура он заметная — если бы был на похоронах, я запомнил бы.
— Впечатляет? — довольно спросил Оливарес у него. — Я тоже глазам поверить не мог долго. Но факт есть факт. Это Алехандро Контрерас, мой ученик. Алехандро, маркиз Карраскилья — придворный чародей.
Бежать было поздно. Если Оливарес — чародей слабый, то Карраскилья со мной разберется одной левой. Я, конечно, поднатаскался и в чарах, и в фехтовании за последнее время, но ему однозначно не соперник. Мои панически настроения поддержал Шарик.
— Все, Хандро, приплыли, — уныло сказал он. — Если вы с этим доном не договоритесь, то жизнь твоя будет короткой и полной печали. Поэтому договаривайся на любых условиях, но не под клятву. Отговаривайся тем, что недавно была ученическая, а частить с ними нельзя. А там удерем в тот же Сангрелар. Уж лучше в замке сидеть, чем в королевских подвалах.
Тем временем Карраскилья со мной договариваться не начинал. Растерянность с его лица пропала, и он с живым интересом изучал меня, причем не только внешне, но и на чародейском плане. При этом угрозой от него не веяло, хотя придворный чародей точно должен был быть в курсе всех этих ритуалов по передаче знаний и умений в замке Бельмонте.
— Откуда у вас ками, дон Контрерас? — наконец прорезался голос у королевского чародея.
— Сам ко мне пришел, — ответил я, чем вызвал хихиканье Оливареса.
— Рикардо, я же рассказывал, — укорил он гостя.
— Признаться, я до конца не верил. Но это настоящий живой ками.
— Какой-то придурковатый чародей, — ворчливо прокомментировал его слова «настоящий живой ками». — Кто же будет носить на себе трупы?
— Трупы, может, и не будут, а вот чучела и искусно выполненные игрушки — очень даже могут. Я тебя при первой встрече именно игрушкой посчитал.
— Меня? Игрушкой? Ну, Хандро, ты и балбесина, — возмутился он.
— Меня извиняет только одно: о существовании ками я тогда не знал.
— Потому что Алехандро — настоящий чародей, и довольно сильный. Он отмечен Всевышним, я же тебе рассказывал, — тем временем снисходительно вещал Оливарес. — И сейчас он нуждается в помощи. Конечно, ты можешь нам в ней отказать…
Говорил он вроде бы спокойно, но по тревоге, пробежавшей по лицу Карраскильи, стало понятно, что тот воспринял слова собеседника как угрозу. И это при том, что как чародей он был сильней собеседника.
— Уго, разве я могу отказать в помощи нуждающемуся в ней сильному чародею? — обеспокоенно спросил он. — Это основа чародейской этики. Сегодня мы поможем дону Контрерасу, а завтра он поможет нам, не так ли, дон Контрерас?
В его вопросе явно было второе дно, понятное Оливаресу — вон как довольно сощурился. Как кот на сметану, которую ему полной мерой плеснули в миску.
— Разумеется, дон Карраскилья, я стараюсь не отказывать в помощи, — на всякий случай согласился я. — Разве уж совсем обстоятельства непреодолимой силы нагрянут.
— Еще и этот будет с тебя королевскую кровь тянуть, — проворчал Шарик. — Не чародеи, десмонды какие-то.
В чародейских делах я разбирался куда меньше ками, но все же мне казалось, что сейчас тот ошибается и этим чародеям нужно что-то другое — иначе не стал бы меня Оливарес учить тем чарам перед поездкой к донне Сильвии. И клятву с меня тоже не потребовали.