Холодный пляж
– Отсюда три вопроса, – встрепенулся Светлов. – Как сообщили в милицию? Зачем мать перешла дорогу – если приспичило не ей? Зачем развернули машину? Она стояла на той же стороне, что и ваши.
– Думаешь, не обратили внимания? – проворчал Пещерник. – Они остановили машину аварийной газовой службы, следующую в Палангу, все рассказали водителю. Тот и позвонил из автомата, когда въехал в город. Куликова-старшая преподает историю и обществоведение в местной средней школе, то есть лицо по определению высокоморальное и ответственное. Поняла, что надо дождаться милицию и что к маме в Сторожевое уже не попадет. Поэтому развернулась и пристроила машину за нами. Зачем перешла дорогу… – Елисеева сделала задумчивое лицо. – Как-то не спросили. Это важно? Решила полюбоваться видом на море, быть поближе к дочери, принимала участие в поиске кустиков… возможно, и сама ими воспользовалась. Какая версия больше нравится, Андрей Николаевич?
– То есть Куликова в данный момент не работает, – предположил Светлов. – Школьный учитель, начало августа… Видимо, и дочь не учится.
– Дочь на каникулах. Окончила второй курс торгового техникума в городе Майкоп. Что-то насторожило, Андрей Николаевич?.. Нет? Тогда продолжаем. Третье преступление совершено вчера поздно вечером. Под удар попали белые «Жигули», зарегистрированные в Краснодаре. Преступление совершено на той же дороге, немного южнее. В машине находились трое молодых краснодарцев – студенты института народного хозяйства…
– Серьезно? – перебил Андрей. – Настолько выросло благосостояние наших студентов? Или преступники допустили ошибку?
– Студенты бывают разные, – задумчиво вымолвил Сан Саныч Аристов. – В наши годы такого безобразия, конечно, не было. Скромно жили…
– Машиной управлял двадцатилетний Станислав Латынин, студент третьего курса. С ним путешествовали две девушки – Анастасия Мельникова и Людмила Ключевская. Отец Латынина трудится в Комитете государственной безопасности, мать – крупная чиновница.
«С чем нас и поздравляем», – уныло подумал Андрей.
– Детки – те еще авантюристы, – просвещала Елисеева. – Стас наврал папе, что едут в какой-то студенческий лагерь, а сами – в его дом на море, где намечалась трехдневная вечеринка.
«И чекисты не могут пожаловаться на отсутствие роста благосостояния», – подумал Светлов.
– Анастасия Мельникова – невеста Стаса. Они собирались пожениться в обозримом будущем. Людмила Ключевская – сокурсница и подруга Анастасии. Стас не рассчитал время, поздно вечером оказались на дороге. Последнюю остановку сделали в Сторожевом, где заправились и спросили дорогу. Чуть не сбили парня с жезлом – Стас прошляпил, останавливаться не стали. Через сто метров дорогу перегородила машина. Вышли двое, зарезали без прелюдий Стаса и Настю…
– А откуда, извиняюсь, такие познания? – встрепенулся Светлов. – В прошлый раз преступники забрали документы жертв, а теперь оставили, да еще и расписали свои действия?
– А я не сказала? – округлила глаза Нина Витальевна. – Людмила Ключевская выжила. Хотя и натерпелась, не дай бог кому такое пережить…
– Точно, лучше сразу сдохнуть, – еле слышно проворчал Голицын.
Женщина покосилась на него осуждающе.
– Она сидела на заднем сиденье «Жигулей». Те двое расправлялись с ее друзьями, а она окоченела от страха, слова вымолвить не могла. Подошел тот, которого они чуть не сбили, полез в заднюю дверь. Людмила скорчилась под сиденьем. Ночь была, темень… Спрятаться, впрочем, не удалось, ее заметили. Под рукой был фонарик, направила свет преступнику в лицо, потом этим же фонариком долбанула ему по физиономии. Оружие так себе, но тот пришел в замешательство, упустил момент, и Людмила покинула машину с обратной стороны…
– Молодец, – оценил Андрей.
– Можно подумать, она что-то соображала, – фыркнула Елисеева. – Но так-то молодец, согласна. Припустила вдоль дороги. Ее преследовали двое, лиц, понятно, не видела. Полезла на скалы, извозилась в водопаде – есть там один, не представляет визуальной ценности, да и подобраться к нему сложно. В общем, ночка выдалась непростая. Замерзла, натерпелась страху, вся изрезанная, побитая – там ведь повсюду камни. Схоронилась в канаве, эти и прошли мимо. Припустила обратно, вернулась на дорогу, полчаса дрожала в кустах за обочиной. Машин никаких не видела. И понятия не имела, где находится. Идти по дороге боялась. Под горой была Паланга – пустой звук для Людмилы. Нашла какую-то тропу, спустилась, увидела дома, припустила к ним. Добрые люди согрели – там сторож с женой проживает, мужчина пожилой, десять лет на пенсии. Усадил Людмилу в личный «Запорожец», привез в милицию. А там только несколько дежурных. Тоже добрые люди – напоили коньяком… – Елисеева смущенно потупилась. – Промерзла капитально, водопад-то холодный. Положили ее в комнате для отдыха, во что-то укутали… Вроде не разболелась, по крайней мере утром от пневмонии не страдала…
– И где она сейчас?
– У нас. Трясется, бедняжка, ждет своей участи. Ночью на скорую руку опросили, выехал патруль, обнаружил белые «Жигули», два трупа… В общем, плохи дела, – заключила сотрудница милиции. – Трупы в морге, начальство извещено, Василий Федорович в шоке. И никакой гарантии, что не будет четвертого эпизода. Звонил Латынин-старший, спрашивал грозным голосом, не ошибка ли это, достоверна ли информация, что его сын мертв. Скоро подъедет, поставит тут всех на уши, достанется всем – и правым, и виноватым…
– То есть преступников было трое, – пробормотал Светлов. – Или как минимум трое. Гражданка Ключевская заметила, что за машина перегородила им дорогу?
– Нет, – покачала головой Елисеева. – Во-первых, Людмила Геннадьевна не сильна в марках автомобилей. Да, их немного, но тем не менее. Во-вторых, когда Стас резко затормозил, заглох двигатель и погасли фары. В-третьих, машина преступников выехала из скал без включенных осветительных приборов. Людмила видела только силуэт автомобиля. Может, «газик», может, «уазик» или даже «РАФ»…
– Ну, хорошо, один из преступников пытался вытащить ее с заднего сиденья…
– Скорее зарезать, не вытаскивая, – поправил Хижняк.
– Хорошо, пусть так. Она осветила лицо, прежде чем двинуть по нему фонарем. Другими словами, это лицо она видела.
– Видела, – согласилась Нина Витальевна. – Но описать не может.
– Почему?
– Бывает, – Елисеева пожала плечами. – У одних топографический кретинизм, у других физиономический. Лицо видела и запомнила, но как описать, не знает. Колючие глаза, щетина…
– Щетина? – переспросил Андрей. – Небритый гаишник? Хорошо, допустим. Рост, комплекция, возраст?
– Не маленький, но и не гигант, крепко сложенный. Словами эти люди не разбрасывались, молчали как рыбы…
– Таким приметам половина мужского населения соответствует… Но узнать она его сможет, если предъявят?
– Определенно, – кивнула сотрудница милиции. – В этом наша свидетельница даже не сомневается.
– Хоть что-то… Ну, что ж, мы имеем ценного свидетеля, способного опознать лицо из банды. Родственникам Людмилы сообщили?
– Она не дает никаких координат, телефонных номеров, – Елисеева недоуменно пожала плечами. – Из близких родственников только мать, у которой в прошлом году был сердечный приступ, Людмила не хочет ей ничего сообщать. Мать знает, что она уехала на пять дней, может, на неделю, зачем беспокоить человека?
– А я о чем недавно говорил? – проснулся Голицын. – У Ключевской двоюродная сестра в Сторожевом. Некая Светлана Суровцева. Работает в гостинице. Людмила, кстати, вскользь об этом упомянула, но там сложные семейные отношения, застарелые обиды… В общем, родственники не общаются.
– Ты вроде сказал, Светлана должна подъехать? – нахмурился Пещерник.
– Ага, – согласился Голицын. – Но даже по телефону, когда я все рассказал, она выделывалась. Мол, подъеду, не подъеду… В итоге согласилась заглянуть на огонек, но не раньше трех часов дня. Работы, мол, много.
– Такое бывает, – отмахнулся Аристов. – «Кровная вражда» называется. Как в Шотландии. Или вон у нас на Кавказе. Родственники враждуют, даже не помнят, из-за чего все началось. Моя сестра хронически не переваривала нашего старшего брата. На дух не выносила, уверяла, что не сядет с ним… на одном гектаре. Меня использовали как переводчика. Сами люди как люди, войну прошли, выжили. А все из-за того, что не могли по молодости лет поделить уход за больной бабушкой, друг на дружку перекладывали. В итоге окончательно озверели. Брат умер, так Валентина даже на похороны не приехала. Казалось бы, что теперь делить? Так нет, ненависть даже смертью не исправишь. Так и сказала по телефону: не поеду к этому упырю. О мертвых, дескать, плохо нельзя, но о нем можно…