Солнце мое (СИ)

Кроме того, Василич собирался заехать за Вовой, как только купит какие-то там свои железяки для этой их халтуры в «Медике».
Так что будильник у меня-таки стоял — на десять ноль-ноль.
Мы даже успели неторопливо позавтракать, когда под окнами послышался звук подъехавшей нивы.
Вовка уехал с Василичем, нести лампочки Ильича в медицину, а я потелепалась ещё немного, прихватила папку с рисунками для кружка и пошла в сад.
Я уже говорила, что Юбилейный построен на здоровенной круглой сопке. И все сады стоят на вырубленных в её боках здоровенных широких ступенях, типа как у инков, только не так распиарено.
Вот и этот сад был выстроен на таком вырубе.
В сторону центра микрорайона от него поднимался крутой склон, высокий, этажа в четыре, а, может, и поболее, ограниченный глухим забором. С противоположной, восточной, — спускался вниз косогор, уже не такой огромный, во всяком случае, лестница в нём устроена была, хоть и крутая, ступенек в тридцать-сорок, а в заборе — пешеходные воротца. Эту калитку называли обычно нижней. Пользовались ей так мало, что в иные дни она так и стояла закрытая.
Ещё двое ворот, как и сам сад, были идеально чётко ориентированы по сторонам света: южные и северные. Ворота эти были наиболее ходовыми, что было вдвойне удивительно, поскольку сам сад, вопреки бытовой логике, был построен поперёк территории, вытянут с запада на восток, и в крайних точках здания как раз и располагались входы. Получалось, что от обоих удобных ворот до входов в помещение далеко идти.
Перечитала описание — звучит, как будто я за́мок собираюсь штурмом брать. Да и ладно, пусть так останется!
Итак, я вошла через северные ворота. Я прям представляла себя каким-нибудь триумфатором — я ж, в конце концов, иду за законной добычей — в смысле, за честно заработанными деньгами. И тут — как-то вот, понимаете, краем глаза — я увидела, что из стоящего торцом к этим воротам дома, из ближнего подъезда, вроде как выглянул парень в кислотно-изумрудном спортивном костюме модного жатого вида. И сразу скрылся. И почему-то весь смех у меня куда-то пропал. Что-то царапнуло, не пойму сама что. Начала шарить глазами вокруг — вроде всё как всегда. То же небо, опять голубое. Блин, Владимир Семёнович, ещё и текст такой вспомнился!..* Обернулась — у подъезда уже никого. Зря, может, я паникую?
*Это, кто не в курсе,
намёк на песню Высоцкого
«Он вчера не вернулся из боя»
Я по привычке повернула направо и зашла через западный вход (сколько лет мама тут работала, всегда так ходили).
Зашла я к кассирше (или уж как у неё должность, я не помню — которая зарплаты выдаёт), забрала наши буратинские денежки — четыре ляма, да сверху шестьсот премия. Кассирша отсчитывала деньги с таким лицом, как будто она ногу себе отпиливает.
Я расписалась в задрипанного вида тетрадке без маркировок, заскочила к заведующей (Константиновну, говорят, всё же утвердили, хоть и битва за должность была как на ристалище), обещала в скором времени занести ещё кой-какие материалы, пошла домой… и отчего-то застряла в западном тамбуре. Вроде всё норм. А внутри всё как-то не успокаивалось. Наоборот даже. Прямо ноги на улицу не идут. Ну, что? «Он вчера не вернулся из боя»?
Что не так?
И тут я поняла, что меня зацепило. Костюм спортивный, бешеного изумрудно-зелёного цвета китайский «адидас» — как у того продавца наркоты из глухо тонированных жигулей, что у нашего пятачка у областной стояли. Взгляд у него какой неприятный был, когда он у там подъезда торчал… И вот вроде бы — какое всё это ко мне имеет отношение? А под ложечкой засосало…
Дурью маюсь?
Однако, сколько раз уж так было: не послушаю интуицию — и сама же себя потом корю. А сегодня тревожный сигнал прямо орал.
Я замерла у двери, за ручку которой собиралась взяться. Так. Тихо. Спокойно. Назад.
Я постаралась неслышно прикрыть внутреннюю дверь тамбура. Остановилась. Может, накручиваю себя, а?
Да ну, нахер! Бережёного Бог бережёт.
Я торопливо пошла по длинному коридору, связывающему западный и восточный садовский блоки, и посередине едва не наткнулась на ту самую кассиршу, которая мне деньги выдавала. Она стояла в открытых дверях своего кабинета, а смотрела отчего-то в окно, как раз на северные ворота, куда я, по идее, должна была выйти. Она обернулась на шаги, вздрогнула — и вдруг шарахнулась назад, в кабинет, захлапывая передо мной дверь.
 
Я не успела удивиться, как сзади хлобыстнуло тяжёлой створкой входного тамбура и хриплый голос заорал:
— Вон она!
Я повернулась, чтоб увидеть перекошенную рожу — барыга наркошный, в зелёном костюме! А в руках у него… Ноги мои сделались лёгкими, как будто исчезли, и побежала я на совершенном автомате, на спинномозговых рефлексах каких-то.
Сзади орали:
— Стой! Стой, с*ка! Держи её! На ту сторону!
Что-то страшно металлически лязгало и никакого желания остановиться и посмотреть — что это? — у меня даже не мелькнуло.
Завизжали бабы из прачки.
Господи, лишь бы нижняя калитка открыта была!
Я чуть не сбила кого-то, выходящего из кухни с вёдрами и тазами. Всем телом ударилась в дверь тамбура. Вторая, да скорее же! Вылетела к нижнему входу. Открыто!
— Стой, бля! — заорали сзади, от угла сада.
Сколько ж их, блин?
Слетела по крутой лестнице не помню как и понеслась по аллее вдоль длиннющего дома. Как раз изумрудный из него давеча выглядывал, только теперь я бежала с обратной от подъездов стороны.
За спиной орали. И орали всё ближе!!!
Не добегу до дома… Я ж спринтер… Ещё и подъём начинается…
Сзади грохнуло и свистнуло совсем близко. Мама!
— Стоять!
Господи, куда⁈
Аптека!!!
Я так живо вспомнила тяжёлую задвижку на её двери, что прочие мысли вылетели из головы.
  
18. ВОТ ТАКИЕ ПИРОГИ. ИХ ЕШЬ, А ОНИ МЯУКАЮТ…
 
АПТЕКА
Дверь аптеки по причине жары была подпёрта круглым булыжником — для проветривания. Я пинанула по булдыгану и рванула дверь на себя, успев увидеть перекошенную рожу буквально в полутора метрах. Закрыть!
Что-то долбануло в аптечную дверь так, что по толстому дверному стеклу пошли трещины, но изнутри всё равно были решётки. Не залезут. А ещё вторая дверь! Я заскочила в крошечный торговый зал и заперла внутреннюю дверь тоже.
Посетителей не было. Слава Богу! Рыхлая аптекарша таращилась на меня из своей стеклянной выгородки огромными сквозь плюсовые линзы глазами:
— Девушка, вы что д…
С улицы грохнуло, и оконное стекло разлетелось тучей осколков.
Аптекарша завизжала и побежала внутрь помещения.
Дебилы, блин! Всё равно же там решётки! Давно уж от наркоманов поставлено.
— Выходи, сука!
В голове от ужаса не осталось ни одной мысли.
Я на карачках заползла за аптечную стойку и побежала по коридору за аптекаршей. И правильно сделала! Потому что она выскочила на улицу, а чёрный выход нараспашку бросила.
— Вон дверь! — так, этот голос я уже узнаю́.
Я захлопнула гулкую железную вороти́ну и задвинула засов из гнутой арматурины. И вздрогнула от удара, почти одномоментного с запиранием засова.
— Открывай, бл***! — и ещё куча звёздочек для связки, — Не откроешь, сожжём тебя нахер!
Вот тут меня затрясло. Телефон! В аптеке телефон должен быть! Не в складской комнате, точно. Я же слышала как-то, совсем рядом с кассой звонил.
Я метнулась по коридору назад. Сожгут ведь, твари, не задумаются. Сколько раз такое было… Так. А теперь на четвереньки и за стойкой. Вон он, телефон! На самом виду, блин!
Я проползла в комнатку и толкнула дверь ногой, надеясь, что меня не увидят.
Зря.
— Вон она! Дверь закрыла!
Я торопливо стянула телефон на пол и спряталась за здоровенный железный холодильник, насколько провода хватило.
Как там? Двести сорок — двести сорок?
Снаружи загрохотало, и в тонкой межкомнатной двери появилось несколько пугающе-чёрных дырок.