Солнце мое (СИ)
— Вовка, просыпайся! Поедем к отцу на берег! Помнишь, я рассказывала?
— Что делать будем?
— Да просто так. Общаться. Гулять. Там лесок есть. Папа рыбачит. Он такой модный у нас, в гидрокостюме, все дела. У него там даже эти валяются… блин… типа гарпун или как это, на пружинах? Стреломёт? Не знаю, короче, как правильно назвать. Только с ними ни у кого не получается.
У Вовки разгорелись глаза:
— А вот это я бы попробовал! — он многозначительно поднял брови, — И я даже знаю, где на меня гидрокостюм взять.
— Где?
— Секундочку!
Вовка пронёсся в коридор, позвонил дяде в ИВВАИУ, договорился и помчался в часть за этим гидрокостюмом. Даже есть не стал, сказал, что всё потом. А я поразмыслила и почапала в магаз, купила несколько видов всякого печенья, яблок — а то неудобно с пустыми руками.
Вова за два часа обернулся, мы спокойно собрались, мне даже его накормить удалось (ну вот да, пунктик у меня такой) и догуляли до пляжа Якоби.
Папа прибыл в двенадцать, как штык. А предусмотрительный Николай Иваныч, брат его (собственно, с моторкой), даже на десять минут раньше, так что мы все успели перезнакомиться.
Спасжилет в лодке валялся один. Достался он, конечно же, как самой ловко плавающей, мне. Лодочка пересекла залив, слегка подпрыгивая на мелкой ангарской волне — каких-то пять километров, и вот он берег.
Все эти мыски и заливчики сравнительно новые. Образовались они когда построили плотину для Иркутской ГЭС и затопили здоровенную территорию. Конкретно эта сопка выдавалась из основного массива берега больше, чем на километр, образуя такой внутренний заливчик. Но узкая она была, в самом широком месте метров, наверное, двести пятьдесят, а в остальных чуть не вдвое меньше, и при этом довольно крутая, а со стороны русла Ангары так и вовсе обрывистая. Больше на гребень похожа, если представить, что всё это продолжается вниз, в воду, которой по природным правилам тут быть не полагалось.
Вот вдоль внутреннего заливчика и стояло в ряд несколько летних палаточных лагерей. Жили по несколько месяцев, поэтому ставились капитально: палатки закрывали армированной плёнкой, обкапывали дренажными канавками на случай дождей, а в кухню привозили двухконфорочную печь с газовым баллоном. Сама кухня была по меркам лесного отдыха основательным сооружением: каркас из ошкуренных брёвнышек, толстые полиэтиленовые стены и потолок, а внутри большая высокая палатка, приподнятая на случай подтопления (склад продуктов), уже упомянутая печка, какие-то полочки и здоровенный круглый стол с лавками по периметру. Доски для этой «столовой группы» завозились тоже на моторках.
Обитали в этом лагере папа и дядя Коля со своими сыновьями (у каждого по двое, возраст старших по тринадцать-четырнадцать, а младших по шесть-семь лет), а на выходные наезжали жёны, придавая мужскому расслабленному обществу необходимый, как они считали, тонус. Бывали в гостях и друзья-приятели, но тоже больше по выходным.
Дальше по берегу, справа и слева, тоже стояли лагеря, нынче уже плотнее, чем, скажем, года два назад. Народ входит во вкус дикого отдыха.
Представила я наше прибытие со стороны и смешно мне стало. Все Шамановы (все!) низкорослые. Папа, дядя, старшие пацаны Санька и Вовка, которые по росту уже ко взрослым подтягиваются, да и я — все метр шестьдесят. И тут Вова — метр девяносто шесть. Прибытие Гулливера в страну лилипутов, блин.
Но папаня мой по поводу роста никогда не комплексовал. Главное, говорит, чтоб ноги до ковра доставали (имеется в виду борцовский ковёр, конечно же). Я осчастливила юнитов печеньем и яблоками (уже мытыми!), дядя Коля повёл Вовку — показать, в какой палатке мы будем располагаться. А папа прыгнул в одноместную надувнушечку и незамедлительно понёсся сети проверять. Да, рыбачили сетями, рыбнадзор и не лютовал особо. Жрать людям было иногда нечего, так что на это все закрывали глаза. А вот когда он со своей рыбой радостный пригрёб, я быстренько вызвалась немного помочь — кухня-то общая. А поскольку рыбу чистить пипец как не люблю, выгребла себе всех сорожек и до кучи несколько подлещиков. Чистятся они легко и быстро. Щука вот– рыба злостная, и с чешуёй расстаётся крайне неохотно. Так что кто тихо ходит, тот пусть с ней и валандается.
Вова с папой тем временем достали эти подводные ружья, взяли надувнушку побольше и устремились на подводную охоту. Оба в гидрокостюмах, блин. Чисто космонавты. Ладно, это я так, ржу.
Зато потом я раскрыв рот слушала, как Вовка ловил щуку. Про цвет воды сквозь водоросли, и про дыхание, которого даже у него, привычного к подводному плаванию, больше чем на две минуты обычно не хватает, и про осторожные движения — щука — рыба опасливая.
— Мне отец, главное, говорит: да тут нету рыбы, я с сетью проходил.
— И поймали? — завороженным от этого рассказа голосом спросила я.
— Пошли покажу.
Рыбины были что надо. Честно говоря, по рассказу я думала, он немножко преувеличивает. Да нет! Рыбины были крупные. Здоровенные даже, я бы сказала. Одна практически с мою ногу.
Вот это был настоящий фурор, на весь берег!
Вечером к нашему костру на премиальную жареную щуку потянулись соседи с бутылочками. Я же говорила про неимоверное количество выпиваемого? Мда-а-а. Это не преувеличение.
А ещё у Шамановых была гитара и натопленная полиэтиленовая баня.
Вова посмотрел на эту демонстрацию и сказал:
— Да-а… И как им объяснить, что я не пью?
— Гос-споди, да элементарно! Скажи, что у тебя острая аллергическая реакция, вплоть до отёка Квинке. У Ваньки нашего один раз на китайские яблоки такое было, еле откачали, так что к аллергии все отнесутся предельно серьёзно.
Так и вышло. А уж когда я сказала заветную фразу: «зато вам больше достанется» — народ вообще повеселел.
Париться я не пошла — да ну, нафиг, мужики одни. Вовку отправила да и всё. Уж они напарились! С прыганьем в холодный залив — с гоготом и уханьем, как это у мужиков принято.
Зато у костра мы посидели вместе со всеми и с огромным удовольствием. Ели жареную рыбу. Неутомимо пели песни под гитару. Просто сидели рядом и смотрели на языки пламени, такие яркие на фоне окружающей темноты. А потом пошли спать, я подняла глаза и увидела обалденно звёздное небо! Такого неба не увидишь в городе, нет. Это просто чудо.
19 июля 1995, среда.
Утром встали — тишина-а-а, а вся сопка, от самой кромки хребта и до лагеря у воды, пронизана сотнями солнечных полос. Эффект потрясающий, а всё благодаря когда-то, как раз в годы постройки плотины, высаженным лесопосадкам. Сосны взошли стройными рядами, подлеска здесь, как в любом почти чисто сосновом лесу, очень мало. И когда солнце поднимается, получается такая вот красота.
По всему берегу просыпались люди. В соседнем лагере загремели чайниками, и волшебство растаяло.
— Вов, ты умеешь с газом обращаться?
— Конечно!
— Тогда пошли чай кипятить, включишь мне печку. Ехать скоро.
Я СЛЕГКА ШАЛЕЮ
Вовка с Василичем уехали на свою халтуру, а я… я достала из шкафа кусок чёрного сатина. Рубашка белая — это, конечно, круто, но если Вова каждый раз так будет по лесам и болотам в ней носиться… Короче, решила я сшить до кучи чёрную. Попрактичней будет, да и кусок подходящий лежит просто так. А сатин — он даже блескучий слегка, красиво должно получиться…
Разложилась опять на весь зал — на ковры, на диван… и тут увидела газетный свёрток, который папа вчера привёз. Я ведь про него так и забыла.
Короче в газетке лежало бабло. Государства США. Двадцать пять тысяч восемьсот тридцать долларов…
Я смотрела на кучки — ну, я ж достала и пересчитала, разложила по всему дивану по десять штук в стопочки — и в моей голове роились варианты.
Компьютер!
Нет, дверь железную — в первую очередь! А потом сразу — компьютер! И принтер, да! И чайник этот скоростной, самоотключающийся! И машинку! И балкон давно хотела застеклить!