Два шага до любви
Я одним махом выпила все шампанское, которое оставалось у меня в бокале. Такое было ощущение, что меня ударили, наотмашь. Очень сильно.
— Да-а, — протянул он и тоже допил свое шампанское, — времена были крутые. Хреновые были времена. Знаешь, я далеко не ангел и делал в жизни много того, что хотелось бы забыть и за что бывает стыдно, и с женщинами, бывало, поступал некрасиво, обижал. Большинство этих женщин я и не помню. Но почему-то яснее всего запомнил ту девочку Славу и то чувство вины, которое испытывал тогда по отношению к ней. Хотя, если вдуматься, я сделал все правильно и защитил ее, но вот почему-то героем себя не чувствовал.
Он вдруг посмотрел на меня с явным недовольством по отношению к себе и с некоторым удивлением спросил:
— Не знаешь, зачем я все это тебе рассказываю?
— Может, потому, что ты этого никогда не рассказывал? — предположила я, стараясь не выдать себя севшим голосом, преодолевая перехвативший горло спазм. — Или тебе просто некому было это рассказать? Даже самому себе?.. — И поторопила: — И что дальше?..
Он резко выпрямился, поставил свой бокал на столик, взял бутылку, показал мне вопросительно, даже не заметив моего потрясенного вида, я кивнула, стараясь протолкнуть внутрь застрявший в горле ком. Берестов налил нам вина, снова, взяв в руку бокал, откинулся на спинку дивана, сделала пару глотков и другим, более спокойным тоном продолжил рассказ:
— А дальше. Я встречаю девочку, которой двадцать четыре, а мне тридцать пять, и она так похожа на Славку: та же прическа, та же манера одеваться, даже косуха на ней была похожая — и такую же открытую, чистую и искреннюю. Меня повело сразу. Я не затащил ее в койку, а стал ухаживать, встречаться, разговаривать, и она действительно была умненькой, неиспорченной, славной девочкой, и уже через месяц я точно знал, что женюсь на ней. И пока я работал и жил в Красноярске, все у нас складывалось отлично, но стоило приехать в Москву, а мне вернуться к моему столичному образу и уровню жизни, как все изменилось. Буквально за пару месяцев. Знаешь, есть такие люди, у которых, в прямом смысле, не выдерживает и ломается психика, когда на них неожиданно сваливаются большие деньги и возможности. С Ингой произошло именно это, ей просто башню снесло, когда она осознала в полной мере, сколько я зарабатываю и какое положение занимаю. Ей требовалось постоянно тусить, что-то покупать на невероятные суммы, все время крутиться среди известных людей, давать интервью — и все в этом ключе. И тут я сообразил, что меня реально можно достать через жену, схватил ее в охапку и уехал на полтора года в командировку. Там ее тоже несло, но не так сильно: во-первых, бомонд был не тот, не столичный, а во-вторых, я сильно ужал ее в деньгах. А когда мы вернулись домой, все началось по прежней программе. Я быстро уехал в другую длительную командировку, разумеется, вместе с ней. Там она даже как-то притихла. Мы снимали квартиру, и Инга стала вести хозяйство, заботиться обо мне, я даже подумал, что ее психоз прошел. Настаивал на детях, но она постоянно отговаривалась, придумала какую-то болезнь у себя женскую и делала вид, что лечится. Я только потом, при разводе, узнал, что она втайне от меня сделала аборт. Мне казалось, что вот у нас и семья, и отношения налаживаются, но она просто ждала, когда мы вернемся в Москву. Ну, а когда вернулись… А дальше ты знаешь.
— Но она, кажется, блондинка, а не брюнетка? — уточнила я некое расхождение в фактах.
— Да, — усмехнулся почти весело Берестов, — я как-то неосторожно сказал, что она мне напоминает одну девушку, тоже брюнетку, у которой была такая же прическа, и на следующий день она перекрасилась в блондинку и остается ею до сих пор.
Я позволила себе лишь слегка улыбнуться, изо всех сил стараясь не рассмеяться вовсю, настолько это показалось мне глупым и комичным одновременно: я красилась в брюнетку, чтобы выглядеть старше и, как мне тогда казалось, сексуальней, а дамочка перекрасилась в блондинку, чтобы не быть похожей на меня.
Прямо комедия положений! Житейский идиотизм. А может, и драма.
Я очень осторожно, медленно поставила бокал на столик и бросилась к нему, и принялась целовать его с таким энтузиазмом и напором, покрывая все лицо поцелуями и не давая ему опомниться, что сама себе поражалась со странным чувством какого-то будоражащего, брызжущего из меня во все стороны восторга.
— И что случилось? — смеялся он, пытаясь говорить, как-то умудрившись, не выпуская меня из рук, извернуться и поставить бокал на столик. — Это ты… мне… так посочувствовала… что ли?
Но говорить и рассуждать я ему не дала, закрыв рот страстным поцелуем. Но он перехватил инициативу, опрокинул меня на спину на диван, задрал подол моей юбки, как-то стянул с меня трусики и, расстегнув свои джинсы, резким рывком вошел в меня на всю длину, до конца, а я, выгнув спину, приняла его всего и прохрипела горлом от потрясающего ощущения!
Он закинул мои руки за голову и держал их одной рукой, второй придерживая за спину, и брал меня, и смотрел мне в лицо все это время, пока нас не накрыло с головой на самом пике ощущений…
— Ты что вытворяешь, женщина? — прохрипел сипло Берестов, уткнувшись лбом в диванный валик, спустя какое-то время. — Так можно и помереть запросто от оргазма!
Отвечать я пока не могла, да и, откровенно говоря, не знала, что сказать, я сама себе поражалась и понятия не имела, что на меня за сексуальное помутнение такое нашло.
Сладкое, безумное, потрясающее помутнение!
Он осторожно поднялся с меня, помог мне сесть, придерживая рукой, поправил на мне юбку, удивленно посмотрел на меня и, взяв со стола, протянул мне мой бокал.
— И что это было?
— Есть хочется, по-настоящему так, серьезно, — призналась я, игнорируя вопрос. — Давай, что ли, горячее подогреем.
— Ну, давай, одалиска ты моя, сексуальная террористочка!
И он, чмокнув меня в лоб, пошел разогревать в микроволновке горячее, захватив обе наши тарелки с почти нетронутой едой, и спросил уже оттуда, из кухонного пространства, так же, как и у меня дома отделенного от гостиной барной стойкой, только гораздо более массивной и длинной:
— Ну, а ты, Мирослава Витальевна, чем руководствовалась, когда выходила замуж за человека на двадцать семь лет старше тебя?
«Спасала твоего сына от нищеты и голода», — подумалось мне влет, молниеносной мыслью, но я быстро ее уничтожила и отметила, что он тщательно проштудировал информацию обо мне.
Но Берестову в этом мало повезло. В любых доступных источниках: в Интернете, в печатных изданиях обо мне имеются только очень скудные сведения: дата рождения, институт, дата замужества, английская учеба, кандидатская, работа в фирме, перечень самых громких дел, что я вела, регалии и награды — есть в наличии у меня и они. И все. Никакой личной информации: ни о сыне, ни о моих родных и близких, ни о городе, из которого я приехала, — мы с Игорем специально постарались сделать именно так. Клиенты, их оппоненты, другие люди, проходящие по делам, бывают разные, опасные в том числе. Иногда непредсказуемо опасные.
— Он был моим преподавателем, и я его очень уважала и ценила. Роман Олегович был необыкновенным человеком.
— Верю, — кивнул Берестов.
Бзинькнула микроволновка, сообщая о готовности блюда, он достал тарелку, поставил вторую, снова включил плиту, принес мне разогретую еду и повторил вопрос, но уже в форме утверждения:
— Но ты вышла за него по расчету.
— Да, и это тоже, — не стала отрицать я.
— И он сделал тебя партнером его сына и хозяйкой фирмы, — продолжил допрос Берестов, возвращаясь в кухню.
— Нет, — ровно ответила я. — К тому моменту, когда я начала там работать, фирма была добротной, серьезной адвокатской конторой с известным и безупречным именем моего мужа и Игоря. Но, открыв и возглавив международное отделение, я принесла за год прибыль, превышающую ту, что они заработали за три года, а дела, которые я вела на тот момент, в общей массе весили в два раза больше, чем уже принесенный мной доход. И Роман Олегович с Игорем реально понимали, что я вполне могу открыть свою собственную фирму, о чем я и подумывала, и решили, что это слишком расточительно — терять меня, поэтому и сделали полноправным партнером и вторым хозяином.