Два шага до любви
— А это, — улыбалась я, — там же, в Лондоне. Он на соревнованиях самой младшей группы по плаванию победил, а когда ему вручали приз, — вон, видишь, у него на плавках лопнула резиночка, и он одной рукой держит кубок, тяжелый, а другой плавки, и все кренится от тяжести набок, а я снимаю и кренюсь вместе с ним. Потом пришел, ужасно недовольный, сунул мне в руки приз и, так по-стариковски надувшись, сказал: «Позора с тобой, мамочка, не оберешься, купила ты мне плавки дурацкие!» И я все боялась рассмеяться, чтобы он совсем уж не обиделся. Специально по-русски сказал, чтобы никто не понял, обычно он со мной в Лондоне только по-английски говорил.
— Он на меня похож, — неожиданно произнес Берестов сдержанным тоном, без всяких модуляций.
— Похож, — подтвердила я, развернувшись к нему. — Ты только начал смотреть?
— Нет. Я уже просмотрел все записи один раз.
— Тогда, наверное, заметил, что сейчас, с возрастом, он стал еще больше на тебя походить. Не полная копия, что-то ему и от меня перепало, но основные черты твои, как и фигура. Он уже на голову выше меня, а ему всего шестнадцать.
— Ты обо мне вспоминала? — вдруг спросил он и запил этот трудный для него вопрос глотком вина.
Я отвернулась от него, тоже сделала глоток вина, помолчала, посмотрела на экран и все же ответила:
— Мне непросто было бы тебя забыть, как бы мне этого ни хотелось тогда. У меня перед глазами каждый день находился сын, который не давал мне такой возможности. Он двигается, как ты, так же любит засовывать ладони в карманы брюк, он хмурится, как ты, и так же сосредоточен, когда что-то делает, и говорит с твоими интонациями, и жесты у вас одинаковые. Он даже спит, как ты, на спине, закинув руки за голову и переплетая их так, что пальцы правой ладони лежат на лбу. Со временем я перестала замечать эту похожесть, воспринимая сына как отдельную яркую личность.
— Я не стану извиняться за то, что произошло тогда, — жестко сказал Берестов и «наехал», повысив голос: — Почему ты не сказала мне, что беременна?
— Я не знала, — пожала я плечами. — Я узнала об этом через несколько дней, после того как мы расстались.
Он взял меня за руку и повернул к себе, чтобы видеть мое лицо.
— Как можно было этого не знать, по моим прикидкам у тебя тогда было уже два месяца беременности?! — первый раз за вечер проявил сильные эмоции он. И главенствовало в этих эмоциях на данный момент клокочущее возмущение.
— Ну вот так, не знала! — ответно напрягла я голос. — Мне было семнадцать лет, и я дунька была полная! Никаких симптомов я не чувствовала, а об остальном и не думала, я вся в любви находилась! Меня первый раз стошнило в тот день, когда мы расстались.
— Черт! — выругался Берестов.
А я даже порадовалась, а то эта его замкнутая отстраненность и неприязненная холодность начали меня уже сильно напрягать и раздражать.
— Но ты сохранила ребенка, несмотря на то, что была совсем молодая дунька, как ты говоришь.
— Слушай! — осторожно, чтобы не разбить, поставила я бокал на стол — так меня проняло, что аж руки от злости задрожали, — и снова развернулась корпусом к нему. — Если для тебя твое отцовство такая неприятная проблема, то я тебя успокою! Надеюсь, ты понимаешь, что нам с Максимом ничего от тебя не нужно, мы прекрасно обходились без тебя и так же прекрасно будем обходиться и впредь! Я просто посчитала, что обязана тебе об этом сказать, но это совершенно не значит, что ты нам что-то должен и вынужден как-то участвовать в жизни Максима. Обещаю тебе, что больше мы никоим образом не станем проявляться в твоей…
Он резко притянул меня к себе так, что я просто упала на него, и прервал мою пламенную речь поцелуем, сильно прижав к своей груди одной рукой. А я так злилась, что не отвечала на его поцелуй… ровно три секунды, и прижалась к нему сама, и обняла, хотя было очень неудобно, и отдавалась его властному, немного наказующему поцелую, как в последний раз в жизни.
— Зачем это?.. — пролепетала я, несильно хорошо соображая, когда он прервал это чувственное наказание.
— Почему ты не сделала аборт? — глядя мне близко в глаза, спросил он. — Ведь это был самый лучший для тебя выход в той ситуации и самый логичный.
— Я этот вариант даже не рассматривала, — я предприняла попытку освободиться из захвата его руки и увернуться от этого прямого взгляда, но он не отпустил, пришлось давать расширенное объяснение: — Когда я осознала тот факт, что беременна, я сразу поняла, что ни за что не избавлюсь от твоего ребенка. И не потому, что надеялась когда-нибудь с тобой встретиться. На тот момент я тебя вычеркнула из своей жизни, ты словно умер. Но при этом я прекрасно осознавала, что от таких мужчин, как ты, аборты не делают.
— Кто-то делает, — намекнул он на свою бывшую жену, а может, и еще на кого-то.
— Ну, это их проблемы, и им за это расплачиваться.
Он сильно прижал мою голову к своему плечу, придерживая большой горячей ладонью, поцеловал в волосы, прижался к моей голове щекой и чувственным, проникновенным голосом, чуть покачиваясь вместе со мной, сказал:
— Я тебе так благодарен, Славка! Так благодарен! За то, что ты не избавилась от ребенка и родила моего сына.
— А я тебе — за то, что ты дал мне такого замечательного сына, и за то, что спас ему жизнь! — отозвалась я.
Мы посидели так, крепко обнявшись, чуть раскачиваясь, переживая каждый свое, глубоко личное. Он отстранил меня от себя, совсем отстранил, заглянул мне в лицо и, снова становясь жестким и суровым, спросил:
— А если бы не случилась эта авария, ты бы мне так и не сказала?
— Я не хотела говорить. Очень не хотела. Долго думала, размышляла, как лучше для Макса, но именно в тот день, за несколько часов до аварии, решила, что должна сказать вам обоим, что я обязана это сделать, как бы мне лично это и не нравилось, — честно призналась я.
— А откуда ты узнала, какая у меня группа крови?
— Я не знала, доктор сказал, что если у меня вторая отрицательная, а у сына четвертая отрицательная, то сто процентов, что у его отца четвертая. Вот я и рванула к тебе.
— Расскажи мне о нем, — смягчив тон, попросил Берестов.
Я села ровно, снова развернувшись к столу, задумалась, как и что рассказывать человеку о шестнадцати годах жизни его ребенка, о котором он только что узнал. Как?..
— Знаешь, — предложила я, — если тебе еще не надоело это видео, давай посмотрим, а я буду тебе рассказывать.
— Не надоело и еще долго не надоест, — заверил Берестов и тоже сел прямо. — Хорошая идея, только начни сначала, с того, как он родился.
И я начала. Несколько часов подряд мы смотрели нашу домашнюю видеохронику, и я комментировала, и рассказывала всякие забавные истории про Максимку, получалось, что и про себя. Несколько раз мы останавливали запись, убирали со стола, накрывали его заново, Берестов подливал нам вина, больше мне, сам ограничившись тем самым рекомендованным бокалом, но и я выпила ненамного больше его, звонили в больницу, узнавали новости, мама требовала, чтобы я даже не думала приезжать, а как следует отдохнула. Она пока не поняла и не догадывалась, что Берестов отец Максима. Тоже еще предстоит мне объяснение! Охо-хо!
А поздно вечером я попросила тайм-аут.
— Все, хватит на сегодня, — сказала я, останавливая запись.
И что дальше? Тут же влет подумалось мне.
По логике всем отбой: Берестову восстанавливаться надо и слабость у него, мне отдыхать, как наставляла мама, да и интимность вроде бы не укладывалась в этот новый для нас обоих расклад.
Вроде бы? Ситуация, скажем прямо, неоднозначная.
Одно дело, когда мы занимались любовью в прошлый раз, подразумевалось, что мы не были знакомы ранее и что это ничем не обремененная физическая близость двух взрослых свободных людей, которые и встречаются-то лишь ради хорошего секса, без каких-либо обязательств. Другое дело сейчас: я девушка из его прошлого, мать его сына, и, судя по настрою Берестова, в жизни сына он собирается принимать участие, по крайней мере, обозначиться в ней как отец.