Два шага до любви

Возвращаясь к Максиму, я обнаружила, словно споткнулась взглядом, господина Берестова, сидящего на стуле возле палаты. Рядом на соседнем стуле стоял стильный кожаный портфель, а его хозяин, облаченный в дорогой деловой костюм, расслабленно закинув ногу на ногу, читал какие-то документы.
— Я настучу на тебя Геннадию Павловичу! — пожурила и пригрозила я, проигнорировав приветствие. — Тебе еще рано выходить на работу, тебе отлеживаться надо.
— Я же не собираюсь мешки таскать, — спокойно возразил он, убрал документы в портфель и поднялся, — отсижусь я и на работе, а возит меня Виктор, я за руль не рвусь.
Посмотрел на меня изучающе, но ничего не сказал: ни про мое утреннее исчезновение, ни про вчерашние наши разговоры, ни про прошедшую ночь — лишь спросил скорее тоном приказа, чем просьбы:
— Представишь меня сыну?
— Конечно, — кивнула я. — Идем.
А в палате у сыночка царило веселье: он что-то рассказывал бабушке, и она так от души смеялась, что ей приходилось утирать слезы.
— Привет! — порадовалась я их веселью, подошла к кровати, нагнулась, поцеловала сына, погладила его по голове и еще раз поцеловала.
— Привет, мамуль! — засветился улыбкой он.
— Здравствуйте, Надежда Владимировна, — чуть улыбнувшись, поздоровался Берестов с моей мамой.
— Добрый день, Сергей Константинович, как я понимаю?.. — ответила мама, ответно улыбнувшись ему.
— Правильно понимаешь, — подтвердила я и отошла от койки сына, уступая место Берестову, который подошел ближе. — Вот, познакомься, Максим, это Сергей Константинович Берестов, тот человек, который стал твоим донором.
— Круто! — дал комментарий Макс и протянул здоровую, незагипсованную руку Берестову для рукопожатия. — Спасибо, мне сказали, что я бы без вас того…
Берестов пожал протянутую руку Макса и мягко возразил:
— Сильно сомневаюсь, судя по тому, как вы здесь веселитесь, ты не из тех, кто так просто сдается.
Но как бы спокойно и непринужденно он ни говорил, я чувствовала его внутреннее напряжение и поспешила уже разделаться со всеми признаниями окончательно:
— Максим, Сергей Константинович твой отец.
Повисла заморозившая пространство и время пауза. Макс осмысливал информацию, мама совершенно бесцеремонно рассматривала новоявленного отца своего внука, Берестов, засунув руки в карманы, с каменным выражением лица ждал реакции Максима, а я переживала такой клубок смятения и нервного напряжения, что меня начало тихо поколачивать.
— Вы вроде в Америке живете? — разбил наконец Максимка этот сгустившийся вакуум вопросом.
— Одно время жил, — ровно ответил Берестов, немного отпуская свое напряжение. — Но уже давно вернулся в Россию.
— А я этого не знала, — вступила я в его добровольные помощники. — Мы встретились совершенно случайно, несколько дней назад.
— Круто! — повторил Макс и вдруг так задорно, открыто, совсем по-мальчишески улыбнулся: — Это вы удачно встретились, а то бы мне каюк тут настал!
А мы ошеломленно переглянулись с Берестовым и одновременно разулыбались сыну в ответ, а я ринулась изгонять и малейший намек на возможность такого исхода.
— Даже думать об этом не смей! — снова подошла к нему, наклонилась и поцеловала в лоб, погладив по голове. — Я бы ни за что не позволила этому произойти, ты же знаешь, я бы обязательно что-нибудь придумала.
— Она у меня такая! — посмотрел через мое плечо на Берестова сын и хохотнул. — Что-нибудь бы точно придумала, из врачей бы кровь выпустила, на крайняк!
— Я уже понял, — поддержал Берестов утверждение и улыбнулся в ответ.
— Мама говорила, что вы обо мне не знали? — посерьезнев, спросил Максим.
— К сожалению, это так, — подтвердил Берестов. — О том, что ты мой сын, я узнал только вчера.
— И что, кровь дали, не зная, что я ваш сын? — сильно удивился Максим.
— В тот момент это не имело значения, — ровным тоном пояснил Сергей Константинович. — Ты был мальчиком, которому требовалась срочная помощь.
— Присаживайтесь, Сергей Константинович, — поднялась со стоявшего у койки стула мама, уступая место Берестову, — вам надо поговорить, а мы пока навестим Наташу. — И, подхватив меня под руку, лишая возможности возразить, она почти вытолкала меня из палаты.
— Дадим им минут десять, Слава! — вытащив меня за дверь, отчитала она меня за некоторое сопротивление. — Им надо пообщаться.
Ну, надо, кто бы спорил, только я бы предпочла контролировать этот процесс знакомства и общения! И поэтому далеко увести себя не дала, усевшись на стул около палаты.
— Слушай! — сказала мама с явным восхищением в голосе, присаживаясь рядом. — Ка-ако-ой мужчина!
— Нормальный, — буркнула я.
А любимая маманя приступила к допросу с пристрастием и вытянула из меня через десять минут кое-какие подробности. Не самые интимные. И под конец повествования мы с ней уже приглушенно хохотали, прикрыв рот ладонями, стараясь не рассмеяться в голос.
— Нет, что вот так стоял голый и отчитывал тебя? В самом деле? — давилась смехом мама.
— Представляешь? — вторила я ей, хохоча. — У меня и видео имеется, только я тебе не покажу!
Но, как ни останавливала меня мама, долго я продержаться не смогла и вернулась в палату.
— Ма! — сиял мне навстречу радостным возбуждением сын. — Представляешь, Сергей Константинович в Гарварде учился! Офигеть!
— Представляю, — сдержанно улыбнулась я ему в ответ.
— Ну, мне пора, — поднялся со стула Берестов и протянул руку для рукопожатия Максимке. — Пока. Выздоравливай поскорее.
Он бы еще «и слушайся маму» добавил, влет раздраженно подумала почему-то я, отступая с его дороги к дверям. А когда он, попрощавшись с мамой и со мной, взялся за ручку двери, раздался голос Максима:
— Пап, ты еще придешь?
И мы, трое взрослых, застыли, забыв на время дышать. У Берестова изменилось лицо, и желваки заходили на скулах, он побелел даже, но быстро овладел собой, повернулся и улыбнулся Максиму:
— Конечно, приду, а как же! Можешь даже не сомневаться!
И вышел за дверь, осторожно притворив ее за собой.
— Мне надо с ним поговорить! — сообщила я и быстро ринулась следом за Берестовым.
Я нагнала его почти у выхода и окликнула, он обернулся, посмотрел на меня странным взглядом и, дождавшись, когда я подойду ближе, отошел в угол холла, где не было людей.
Засунув руки в карманы брюк, он, чуть запрокинув голову, стоял с закрытыми глазами, стараясь справиться со своими эмоциями. А я стояла перед ним и ждала.
— Твою мать! Я пропустил всю его жизнь! — сказал наконец Берестов, посмотрев на меня обвиняющим самого себя взглядом. — Я не видел, как он родился, не видел его первый зуб, первые шаги, не слышал его первое слово! Как он пошел в первый класс и как занимался спортом.
— Перестань! — жестко остановила я эти сожаления о прошлом. — Все сложилось так, как сложилось! То было другое время, другие обстоятельства! Глупо и бесполезно сокрушаться вдогонку об упущенных возможностях! Твой сын не жил в нищете и убогости. Он был защищен со всех сторон, живя в полном достатке и имея гораздо больше возможностей, чем большинство его ровесников! Все! Это прошлая жизнь, и ее не переделаешь и не изменишь! Гораздо важнее, что происходит сейчас!
Я перевела дух и стала говорить спокойнее:
— Ты же понял, что он тебя принял и хочет с тобой общаться, и сейчас только от тебя зависит, как у вас сложатся отношения. И только ты сейчас решаешь, какими они будут. Будешь ли ты встречаться с ним иногда, по выходным или раз в месяц, чтобы быть в курсе его жизни, не участвуя в ней плотно, или ты хочешь, чтобы отношения между вами стали близкими и доверительными, стать ему настоящим отцом и другом. Понимаешь, Берестов, ребенок — это навсегда. Это не на час-два — отметиться и забыть, это каждый день, каждую минуту, каждое событие в его жизни. И будет ему двадцать, тридцать и пятьдесят, он все равно останется твоим ребенком, и ты так же будешь о нем переживать и бояться за него. Или не будешь совсем, оставаясь сторонним наблюдателем, изредка отмечающимся в его жизни.