Шпионский берег (ЛП)
— Сочтете нужным?
— Из вежливости. Нам очень нравится быть полезными, — сказал он. Улыбка вернулась на его лицо, но он ясно дал понять, что больше она от него ничего не добьется.
Меня перехитрила кучка стариков, — думала она по дороге домой.
Ну, может быть, они и непростые старики. И, если подумать, они были не такими уж и старыми. Она подумала о своем дедушке, который в возрасте восьмидесяти восьми лет все еще сам рубил дрова, и о своем отце, которому сейчас шестьдесят семь, который все еще мог взобраться на гору Тамблдаун, не останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Ингрид и Ллойду Слокумам было уже за семьдесят, но они, казалось, все еще были на пике своей формы. В этих копнах серебристых волос, должно быть, спрятана целая сокровищница секретов, которыми они не собирались с ней делиться.
Во всяком случае, пока.
________________________
Глава 27
Мэгги
Бангкок, сейчас
За мной следят.
Я чувствую взгляды преследователей на своей спине, пока пробираюсь по рынку Ван Ланг, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреть товары торговцев. В ларьке, где продаются шелковые шарфы, я рассматриваю калейдоскоп цветов, каждый шарф завернут в мятый целлофан. Женщина, продающая их, выглядит древней, у нее отсутствуют два передних зуба, и кожа словно дубленая, но глаза у нее яркие и настороженные, когда она наблюдает, как я рассматриваю ее товар. На самом деле я не хочу покупать шарф, так как у меня дома в шкафу уже припрятана дюжина таких шарфов, готовых к раздаче в качестве подарков на случай дня рождения, о котором я позабыла, но я все равно покупаю еще один, в спокойных оттенках серого. Я предпочитаю именно этот цвет, потому что он неприметный. Я снижаю цену до шестисот бат и ухожу с моей новой покупкой, лежащей в пластиковым пакете, свисающим с моего запястья. Я никуда не тороплюсь, просто еще один турист в отпуске, и нас таких сегодня много, прогуливающихся по рынку в туристической одежде: сандалиях и шортах-карго. Эти молодые туристы выше, чем я помню. Или это я усохла с годами, когда мои волосы завьюжило сединой, а суставы одеревенели? Конечно, я не так привлекаю внимание, как эти гладкокожие молодые люди. Когда-то мне приходилось маскироваться, чтобы раствориться в толпе; теперь это вообще не требует усилий, потому что я действительно невидима.
Для всех, кроме двух мужчин, которые сейчас следуют за мной.
Я не пытаюсь стряхнуть их и прогуливаюсь по рынку. Всегда лучше выглядеть беспечной, потому что, как только хвост поймет, что его обнаружили, условия игры меняются. Играть становится намного сложнее.
Я дохожу до той части рынка, где стоят тележки с едой, и замедляю ход, но не потому, что это часть игры в кошки-мышки, а потому, что именно здесь я повстречала Дэнни. Даже спустя все эти годы место осталось почти таким же, даже запахи, доносящиеся от тележек. Я вдыхаю ароматы аниса и корицы, базилика и кинзы и вижу, как он снова стоит здесь со своим драным рюкзаком и футболке с насмешливой тайской надписью. И его улыбка; никто не улыбался мне так, как Дэнни, и она пленяла меня. Я смотрю на маленькие пластиковые столики, за которыми мы сидели вместе, прихлебывая суп с лапшой, и внезапно меня захлестывает горе; его приливная волна настолько мощная, что я едва удерживаюсь на ногах.
Рынок превращается в размытое пятно кружащихся цветов с вкраплениями сусального золота. Голоса сливаются в отдаленный гул. Я больше не обращаю внимания на окружающих меня людей, и мне все равно, следят ли за мной. Мне даже все равно, если кто-нибудь протащит меня через дверной проем и пустит пулю мне в голову. Если я сейчас умру, то моим последним воспоминанием будет лицо Дэнни.
Мне не следовало приходить на этот рынок. Мне не следовало вызывать призраков.
Воздух слишком спертый, слишком плотный, ядовитое облако пара, пота и специй. Я отворачиваюсь от продуктовых ларьков и вслепую направляюсь по переулку, пока не оказываюсь перед витриной магазина. Внутри я вижу платья, шелковые изделия, выставленные на безголовых манекенах. Я делаю несколько глубоких вдохов и проглатываю слезы, глядя на витрину, как будто любуюсь платьями внутри. Я вижу свое собственное отражение, и мне больно видеть свое лицо таким, какое оно есть сейчас. Если бы в мире не было зеркал, мы могли бы представить себя застывшими во времени, наши лица на десятилетия моложе, чем есть на самом деле, но эта витрина разрушила мои иллюзии. Мне шестьдесят лет, и я вижу каждое из этих лет в своем отражении. Я также вижу двух мужчин, которые следили за мной с тех пор, как я вышла из отеля. Один мужчина стоит рядом с тележкой с мороженым; другой делает вид, что рассматривает подборку фигурок животных, сделанных из скрученной веревки. Ни один из них не смотрит в мою сторону, но я знаю, что на самом деле их внимание сосредоточено на мне, и я благодарна за это внимание.
Наконец Бен встречает мой взгляд в витрине, и пожимает плечами. Его лицо раскраснелось, а бритая голова блестит от пота. Дома, в штате Мэн, сегодня максимум двадцать два градуса, и никто из нас — ни Бен, ни Деклан, ни я — еще не привыкли к бангкокской жаре. Когда мы были моложе, мы могли перескакивать из одного часового пояса в другой, выпрыгивать из самолета, напиваться в баре, а на следующее утро быть готовыми к битве. Те дни прошли, и я вижу усталость на лицах Бена и Деклана. Нет ничего печальнее, чем три старых шпиона, пытающихся доказать, что они все еще могут бежать впереди паровоза.
Я качаю головой, показывая, что пора возвращаться. Жара и смена часовых поясов на этот раз победили нас, но, по крайней мере, в этой маленькой прогулке на рынок мы кое-чему научились: никто больше за мной не следит. Бен и Деклан плетутся немного позади, и я веду их обратно в отель, чтобы мы все могли вздремнуть.
Когда опускается темнота, у меня наконец-то получается стряхнуть с себя свою тропическую вялость и я выхожу на улицу, в бархатистую бангкокскую ночь. Я замечаю своих друзей на краю террасы отеля, они оба стоят у перил. Бен стоит спиной и смотрит на реку, его лысая голова слабо поблескивает в тени, в то время как Деклан смотрит в мою сторону, его поза обезоруживающе расслаблена, даже когда он наблюдает за террасой. Годы, проведенные на пенсии, не притупили их инстинктов. Они обеспечили обзор на 360 градусов, так что знают, что я иду, но никто не произносит ни слова, пока я не оказываюсь прямо рядом с ними.
Деклан поднимает свой бокал в знак приветствия. Я слышу позвякивание кубиков льда в его стакане и улавливаю цитрусовый аромат джина с тоником. — Хорошо вздремнула? — спрашивает он.
— Да. Боже, я совсем забыла об этой чертовой жаре. Вам двоим удалось поспать?
Деклан хмыкает. — Мы стареем, Мэгс. Дневной сон теперь стал неотъемлемой частью нашей жизни.
— А это значит, — говорит Бен, поворачиваясь к нам лицом, — что мы должны идти в ногу со временем.
— Хватает и того, что мы еще можем ползать. — Деклан делает глоток своего джина с тоником, и звон кубиков льда, вместе с шумом реки, разбивающейся о берег, напоминают портал для путешествий во времени. Эти звуки возвращают меня прямиком в те ночи, когда задания приводили меня в этот город, и я стояла у этой же реки, вдыхая воздух, слегка отдающий дизельными выхлопами от лодок, снующих вдоль Чао Прайя. Если бы только этот же портал мог перенести и меня обратно в мое молодое тело, к той Мэгги, которой не нужен дневной сон, у которой не болит лодыжка после долгой ходьбы. Чьи волосы все еще темные и блестящие.
Бен прислоняется спиной к перилам, и огни проплывающего мимо туристического катера отражаются на его голове разноцветным сиянием. — Что ж, похоже, наша траловая сеть оказалась пустой.
— Это всего лишь первый день, — говорит Деклан. — Возможно, мы обнаружим их завтра.
— Или это может оказаться пустой тратой вашего времени, — говорю я. — Может быть, я больше не мишень. Или они отказались от попыток выследить меня. Дальше я могу действовать сама, так что вам двоим лучше просто уехать домой. Или проведите выходные на пляже В Пхукете. Переживите заново свою растраченную молодость.