1928 год: ликвидировать ликвидаторов (СИ)

Насколько я помнил, это был один из тех врачей, которых использовал Генрих Ягода, чтобы навредить здоровью Менжинского. Позднее, уже после ареста Ягоды, материалы о вредительстве врачей фигурировали в деле. Я читал об этом. Якобы, Левин любил получать дорогие подарки от пациентов, на чем и погорел, попавшись на крючок Генриха, который, установив наблюдение и поймав эскулапа за руку, тут же пригрозил доктору возбудить производство о взятках. Но, обещал не давать этому делу ход, если врач согласится сотрудничать, начав вредить Менжинскому, портить его здоровье назначением губительного «лечения».
Доктор Левин не опоздал. Ровно в восемь вечера он позвонил в квартиру. Вячеслав открыл сам, впустив в прихожую пожилого полноватого мужчину в очках небольшого роста с седой бородкой клинышком, который держал в руке характерный угловатый докторский саквояж из коричневой кожи.
— Ну-с, как вы себя чувствуете, Вячеслав Рудольфович? Как ваша одышка, как спина? — спросил он сразу же, как только повесил на вешалку пальто и шляпу, оставшись в коричневом костюме-тройке.
— Ничего, Лев Григорьевич. Одышка как всегда, а вот спина прихватывала сегодня в середине дня очень сильно. Но, сейчас уже острой боли нет, — поведал Менжинский эскулапу.
Я же снова затаился внутри черепа Вячеслава и внимательно наблюдал за врачом. Мне было интересно, выдаст ли этот «добрый доктор отравитель» себя хоть чем-нибудь? Но, выглядело все вполне пристойно. Пройдя в кабинет вместе с Менжинским, доктор пощупал пульс пациента и посчитал его с помощью круглого механического хронометра, потом померил кровяное давление с помощью довольно большого медицинского прибора с крупной ртутной шкалой. Затем доктор попросил Вячеслава раздеться до пояса и прослушал ему стетоскопом легкие и сердце, сказав:
— Ваша астма никуда не делась, как и ваша стенокардия.
Ощупал он и позвоночник, но внешних признаков воспаления не нашел. Заодно не преминув напомнить, что сам он всего лишь терапевт. И потому надо бы для полной ясности снова сделать рентген и потом показаться хирургу. Собственно, на этом осмотр завершился. А меня удивило, что доктор сам ходил по квартирам пациентов. Он даже отказался от чая, торопясь к следующему кремлевскому жителю, которому был необходим плановый врачебный осмотр. И у меня сложилось впечатление, что Левин — врач вполне добросовестный. Возможно, что пока он еще не вступил в преступный сговор с Ягодой. Ведь признательные показания Левиным давались уже в 1938 году, после ареста. Да и были ли они правдой? Либо их выбивали подручные Ежова?
Конечно, я сразу же и про самого Ежова вспомнил. Пока в кадрах ОГПУ он не числился. Но, этот будущий палач все равно занимал очень важную должность, заведуя с 1926 года Организационно-распределительным отделом ЦК. То есть, он являлся тем самым человеком, через которого действовал Сталин, рассылая по всей стране партийных назначенцев, о которых сам же говорил, что «кадры решают все». И они для него, действительно, все решили, обеспечив победу в аппаратной борьбе за власть.
Надо бы Ежова тоже ликвидировать. Но это пока подождет. Сначала нужно разобраться с Ягодой. Утвердившись в этом мнении, я отправился вместе с Менжинским в его кабинет, разрешив ему там выкурить папиросу. Ведь мы же с ним договорились бросать курить постепенно.
Пока он курил, я думал о том, как же восстановить здоровье в этом больном и изношенном теле? Врач подтвердил неутешительные диагнозы, и задача оздоровления представлялась мне совсем непростой. Обязательно нужны спокойный режим дня, диета, прогулки, лечебная физкультура. Но, как совместить нужное организму спокойствие и, возможно, перемену климата, с необходимостью очень нервной и ответственной службы? Как установить диету, если Менжинский любит вкусно покушать? Как организовать лечебную физкультуру, если любое резкое движение отдается в позвоночнике болью?
А вот с прогулками у меня появилась идея. Надо завести собаку! И тогда Вячеслав вечерами точно будет ее выгуливать и сам гулять заодно. Еще меня несколько обнадеживало, что каким-то образом получилось сегодня снять резкую боль. Даже не совсем я сознавал, как такое вышло по моей воле, но факт, что боль отступила, имел место. Может быть, у моей личности после подселения в это тело проснулись какие-нибудь скрытые способности целительства, и сделался я экстрасенсом? Хорошо, если так. Вот только по каким методикам следует развивать подобные способности, я не имел ни малейшего понятия.
 
Вообще-то, я раньше скептически относился ко всякой экстрасенсорике. Как-то раз я даже распутывал дело о некой конторе магов и целителей. Но, они, на самом деле, оказались обыкновенными мошенниками, которые умели делать только самый обычный массаж, обставляя это целыми представлениями из бесполезных ритуалов, за которые получали со своих доверчивых богатых клиентов огромные деньги. Доказательную базу собирать по подобным делам довольно трудно. Но, в тот раз мошеннические действия удалось доказать, и всю банду довели до суда, который, правда, назначил фигурантам не очень большие сроки.
И сейчас я почему-то четко вспомнил, что моя родная бабушка Евдокия, живущая в деревне, умела снимать головную боль и заживлять порезы каким-то бормотанием не то молитв, не то заклинаний. И голова, действительно, проходила, а кровь в порезах запекалась очень быстро. Вот только я тогда совсем маленьким был и глупым, проказником и сорванцом рос. Когда в деревне у бабушки летом гостил, то залезал на садовые деревья и баловался, гоняя прутиками гусей или поросят по деревенским улицам вместе с другими ребятами.
Не было мне еще и десяти, когда бабушка умерла. Так и не сообразил расспросить ее, откуда у нее такое умение. Правда, мама мне потом объяснила, когда спросил ее как-то раз прямо, уже после смерти бабушки, что это в ее семье по женской линии через поколение дар такой целительский проявлялся. Но, как он мог ко мне перейти, я же не по женской линии? И почему только сейчас такой целительский дар проявился, когда я, вроде бы, умер, но возродился в теле Менжинского? Я не знал ответов на эти вопросы.
  
Глава 13
 
Сутки с того момента, как я начал новую жизнь в качестве второй личности Менжинского, близились к концу. А я еще даже толком и не разглядел Москву 1928 года. Но и без того было понятно, что город совершенно иной. Даже вот этот самый дом, где квартировал председатель ОГПУ, уже давно не существовал к началу двадцать первого века.
Вскоре после того, как ребенок заснул в детской, я опять оказался в спальне на одной кровати с Аллочкой и, немного потискав ее перед сном, погрузился в дремоту. Тело Вячеслава за день вымоталось и выдохлось. Да и моя сущность нуждалась в отдыхе. И я засыпал с мыслью о том, что завтра предстоит совсем нелегкое дело: подготовка домашнего ареста для Троцкого.
Вот только сон снился весьма странноватый. Я снова находился в том самом коридоре, в той самой отправной точке, откуда меня отправил во всю эту авантюру с подселением души неизвестный могущественный экспериментатор. Словно в компьютерной игре, перед моим взором снова вспыхнула красная надпись: «Первый уровень трансформации успешно пройден. Активирован навык целительства на 5 процентов».
— Что за ерунда со мной происходит? Это что, игра какая-то? — спросил я в пространство, потому что в коридоре по-прежнему никого не было. Лишь белые стены и белый потолок, да неяркий холодный свет вдалеке.
Но, ответ все-таки последовал, правда, ответил приятный баритон, принадлежащий невидимке, вопросом на вопрос:
— А ты никогда не задумывался над фразами, вроде той, что «вся жизнь театр, а люди в ней — актеры» или «что наша жизнь — игра»?
Я тут же конкретизировал:
— Иными словами, ты хочешь сказать, что люди живут внутри чьей-то грандиозной игры, в каком-то огромном спектакле, затеянном неведомыми силами с целями непонятными человечеству?
— Именно так, — прозвучало в ответ. И я даже представил, как мой невидимый собеседник кивнул.