1928 год: ликвидировать ликвидаторов (СИ)
Глеб происходил из достаточно зажиточной дворянской семьи, причем, не праздных бездельников, а людей, серьезно занимавшихся наукой. Его отец преподавал химию, даже написал по этому предмету учебник. А прадедом был известный математик. Да и сам Глеб имел склонность к математическому анализу, но университет так и не окончил. Со студенческих лет Бокий активно участвовал в революционной деятельности, во время первой попытки революционного бунта он сражался в Петербурге на баррикадах Васильевского острова. Двенадцать раз он арестовывался царскими властями, отсидел полтора года в Петропавловской крепости и пару раз отбывал ссылку. Он долго харкал кровью, когда в застенках ему отбили легкие, но потом все-таки вылечился. Активно участвовал в Октябрьском вооруженном восстании 1917 года, входил в Петроградский Ревком. На службу в ЧК пришел в 1918 году и участвовал в красном терроре. Два года гражданской войны провел в Туркестане, как начальник Особого отдела Восточного, а потом и Туркестанского фронта. В 1921 году вернулся в Центральный аппарат, получив назначение в Коллегию ВЧК. В том же году по его же предложению и был создан тот самый отдел, который Бокий и возглавлял до сих пор.
Глава 14
Вячеслав попытался встать, чтобы пожать руку вошедшему, да только резкое движение снова вызвало приступ острой боли в спине. Менжинский скривился, но тут уже включился я. Применив свой новый навык целителя, я силой мысли разогнал кровь и послал порцию энергии к больному месту. Я даже пока не понимал всю эту целительскую механику, но, у меня, каким-то образом, получалось неплохо! На этот раз боль отступила еще быстрее. И через мгновение Менжинский уже жал руку Бокию, выйдя навстречу посетителю, как ни в чем не бывало. Но, только что пережитый председателем ОГПУ приступ боли все-таки не укрылся от внимательного взгляда Глеба Ивановича, и он даже спросил с сочувствием в голосе:
— Что, Вяча, снова спину прихватило? Я же давно порекомендовал тебе своего китайского массажиста, который не простой массаж делать умеет, а энергетический. Но, ты так к нему и не сходил. Не жалеешь себя совсем. Может, все-таки, хоть сейчас сходишь?
Вячеслав ответил:
— Ничего, Глебушка, уже отпустило. Некогда мне по массажистам ходить. Работы много. Ты проходи, присаживайся. Сейчас Эльза нам чай принесет.
Я сразу обратил внимание, что тон диалога между посетителем и хозяином кабинета был весьма фамильярным. Подобным образом не позволяли себе обращаться к Менжинскому ни Трилиссер, ни Ягода, ни Эльза, ни сам Сталин. Но, быстро крутанув калейдоскоп воспоминаний, я понял, что объяснялось все очень просто: Менжинский и Бокий дружили. Причем, они начали общаться друг с другом очень давно, гораздо раньше, чем стали коллегами-чекистами, и даже раньше, чем произошла первая попытка революции, потому что пересекались еще в молодости по своей революционной деятельности.
Встретившись вновь, уже в аппарате ЧК, они быстро нашли общие темы, о которых могли разговаривать друг с другом часами. Оба имели дворянское происхождение, интересовались литературой и науками, а также скрытыми возможностями человеческого организма. Бокий умел интересно рассказывать о своем увлечении эзотерикой, а Менжинский обладал способностью внимательно слушать, не перебивая. Хотя сам Менжинский и не верил ни в бога, ни в дьявола, разделяя увлечение своего друга мистикой лишь с точки зрения каких-то скрытых возможностей организма, неизученных еще наукой, но слушать интересные истории, рассказываемые Бокием о разных непонятных личностях: шаманах, ведьмах, колдунах, пророках и ясновидящих, или о легендарных странах: Гиперборее, Лемурии, Белогорье, Атлантиде и Шамбале, Вячеслав любил, словно то были какие-то занимательные сказки.
Особенно часто на досуге они вели дискуссии о роли в истории отдельных выдающихся личностей, вроде Моисея или Христа чье существование даже и не было научно доказано, но которые, тем не менее, заложили фундаменты мировых религий. Или же спорили о влиянии на исторический процесс разных мистических организаций прошлого, начиная от жрецов Древнего Египта и кончая тамплиерами и розенкрейцерами. Рассказывал Глеб Вячеславу и о различных парапсихологических экспериментах, которые пытался проводить в рамках специальной лаборатории в своем отделе. Бокий даже для этого привлек видных ученых, в том числе и из Института изучения мозга, созданного под кураторством чекистов. Теоретические наработки выдавались учеными интересные. Вот только никаких существенных практических результатов пока получить не удавалось.
Впрочем, постоянно общаясь, Глеб и Вячеслав, конечно, помогали друг другу и по службе. Когда Дзержинский поставил ребром вопрос о срочном привлечении для работы в ЧК специалистов по шифрованию и дешифровке, Бокий, который имел еще по революционному подполью успешный опыт подобной деятельности, составив свой собственный шифр такой сложности, что царская охранка так и не смогла его расшифровать, тут же вызвался собрать нужных специалистов в отдельное подразделение. А Менжинский эту идею сразу же поддержал на Коллегии. Тогда и утвердили создание СПЕКО.
Но, не только общая служба и интересы связали этих двух мужчин. Еще сильнее сблизили их общие женщины. В 1921 году Бокию выделили подмосковную дачу. И с тех пор там начались пьянки, да гулянки с девками. Менжинский тоже частенько бывал среди приглашенных. Чистейшего медицинского спирта, постоянно получаемого для нужд ухода за контактами на телефонных станциях правительственной связи, у Бокия имелось хоть залейся. А доступных женщин, желающих ублажать чекистов в это голодное время, подобралась такая большая компания, что ими можно было укомплектовать настоящий публичный дом. Дача Глебу досталась просторная и теплая. И в ней прекрасно можно было жить и кутить не только летом, но и зимой.
И некоторые из девиц гостили на той даче месяцами. Они ели, пили и занимались любовью за счет самого Бокия. Впрочем, он не гнушался тратить на их содержание деньги, выделяющиеся на нужды его отдела. Причем, вертеп разврата, напоминающий не то гарем, не то бордель, сам Бокий невинно прозвал «Дачной коммуной», где он, якобы, занимался социальными экспериментами по отмене института семьи, а все женщины были общие, как то и предполагалось некоторыми теоретиками коммунизма. И все это безобразие, по его мысли, служило для психологического отдыха кое-кого из главных чекистов, морально утомленных после трудных служебных дней, когда приходилось принимать очень серьезные решения: кого надо немедленно расстрелять, а кого, наоборот, — помиловать.
Менжинскому, вовлеченному во все эти дачные шалости, даже став Председателем ОГПУ, не оставалось ничего иного, как продолжать поддерживать с Глебом хорошие отношения. Ведь компромат, собранный на него хитрым Бокием, иного и не предполагал. Враг из Бокия получился бы слишком опасный. Впрочем, сам Бокий по-прежнему оставался интересным собеседником, который мог часами говорить об участии в археологических экспедициях, о поисках могилы Чингиз-хана или о чем-нибудь подобном. Теперь же, когда Глеб уселся напротив, Вячеслав сказал ему прямо:
— Вчера я со Сталиным согласовал нашу новую операцию «Селезень».
— И что она предполагает? Ясно же, что не охоту на птиц? — заинтересовался Бокий.
— Домашний арест Троцкого на подходящей даче в Подмосковье, вот что, — объяснил Менжинский. И добавил:
— И нам все это нужно организовать к пятнице.
В этот момент в кабинет вошла Эльза с подносом в руках, на котором красовались хрустальные стаканы в серебряных подстаканниках еще царских времен, да и сам поднос блестел начищенным серебром. Женщина быстро и бесшумно поставила принесенное на зеленое сукно поверхности письменного стола, тут же деликатно удалившись, не желая мешать общению начальников, словно демонстрируя этим, что и о хороших манерах, как и о субординации, имеется у нее кое-какое представление.
В блестящих стаканах плескался крепкий цейлонский чай, налитый через ситечко, почти без чаинок. Между подстаканниками притаились небольшая серебряная сахарница и маленькая хрустальная вазочка-лодочка, наполненная сушками. Отдельно лежали на подносе поверх белых салфеток две серебряные чайные ложечки. Вся эта посуда из благородного металла была экспроприирована чекистами у кого-то из врагов советской власти. Но, сами чекисты, при этом, кушать на серебре не гнушались.