Ты – всё (СИ)

Я должен довести дело до финиша.
Отступление. Вдох. Выпад. Выдох. Трахаю Заю. Трахаю.
Сердце вылетает. Не препятствую. Со сдавленным стоном отпускаю в экзосферу и с глухим рыком принимаю обратный удар.
Ноги отнимает. Немеет все тело. По раскаленным мышцам не просто судороги проходят, а разряды электричества. Живот прошивает столько раз, что скапливается жжение, которое невозможно терпеть без хриплого мычания и скрипа зубами.
Я трахаю Заю. Свою Заю. Трахаю.
Прижимая ладони к двери позади себя, она откидывается на нее всем телом. Подозреваю, что пытается держать равновесие во вращающемся пространстве. Прижимаюсь губами к открывшейся шее. Проходясь языком, собираю с ее кожи соленую влагу. Покусываю и посасываю, когда накрывает жадностью.
И снова смотрю на Ю.
– Обними, – приказываю на очередном толчке.
Она слушается. Она, блядь, сейчас во всем слушается.
Ласкова и покорна. Скрипит ногтями по коже, но даже это действие не ранит. Лишь распаляет.
Скользнув рукой по узкой напряженной спине, сжимаю затылок под волосами Юнии. Притискивая по всей допустимой площади к себе, вбиваюсь жестче.
Вбиваюсь. Вбиваюсь. Трахаю Заю. Трахаю.
– Ян, Ян… – тихий стон выражает наслаждение и муку одновременно, но голос звучит мягко и одуряюще нежно.
– Я здесь… – сам не знаю, почему именно так откликаюсь.
Толкаюсь в ее тело, чередуя быстрые и резкие выпады с медленными и протяжными, но в какой-то момент понимаю, что ни один из них не является достаточно глубоким. Мне все мало. Все время мало! Я ускоряюсь. Шалею от животной похоти и неистовой одержимости владеть Ю. Владеть безгранично.
– Подо мной будешь, Зая. Всегда.
– Не-чаев… Ян…
Врываюсь с очередным толчком. И она сгорает как спичка.
Сгорает так ярко, что если бы я верил в свое существование на этой земле без нее, я бы испугался.
Содрогаясь, гортанно стонет. Доходит до хрипа.
Забывая о том, что член разрывает похоть, смотрю на Ю, желая запомнить ее такой. А кроме того, когда подается всем телом ко мне, касаюсь носом лица. Вдыхаю запах. Вбираю энергетику. Впитываю все этапы ее экстаза.
Сердце бешено гремит, подыхая от натуги. На нем небывалая нагрузка сейчас. Ощущение, что не один человеческий организм содержит, а целый полк.
Сжимаю сочные ягодицы, загоняю член до упора и на последней ноте, которую выдает Юния, отпускаю всю выдержку. Позволив себе насладиться горячей пульсацией ее вагинального канала, с чистой совестью заполняю его спермой.
Проживаю высвобождение такой огненной силы, что кажется, будто меня реально выжигает изнутри.
– А, а, а, а-х-р-р… – толкаю грубо, отрывисто и так, сука, громко, что, вероятно, долетает этот рев до проходной.
Юния ни одного жеста протеста не предъявляет.
То ли защита какая-то стоит, то ли что-то принимает, то ли у нее снова «безопасные дни». Надо же, блядь, какое дежавю. Но мне, честно признаться, похуй. Контрацепция меня сейчас вообще не ебет. Да, почти пять лет прошло, а я так и не научился думать рядом с голой Юнией Филатовой верхней головой.
Поймав ее за шею, едва возобновляется легочная вентиляция, жестко целую.
А потом, приподнимая веки, упираюсь лбом в ее лоб. Заставляю смотреть в глаза, когда по телу еще спазмы идут.
Пожар в нашей атмосфере.
Копоть по нервам. Пепел по коже. Дым по глазам.
Выедает все маски.
Пусть яростно, но… Я люблю ее. По-настоящему. Не на словах, как Ю, перманентно въебанная лишь в свое состояние.
Я. ЛЮБЛЮ. ЕЕ.
Пиздец как.
Свирепо.
[1] Здесь: сумасшедший.
[2] Присуха, присушка – комплекс магических мер, заставляющих любить кого-то.
[3] Ошибка 403 возникает при попытке доступа к странице или сетевому ресурсу, к которым у пользователя нет соответствующего разрешения.
  
24
 
Понимает ли он, что говорит?! 
© Юния Филатова
Катастрофа.
Если бы во мне осталось что-то от Бога, я бы назвала нашу с Нечаевым схватку армагеддоном, потому как у Яна определенно есть что-то от дьявола. Но и я не светлая сторона, чтобы выступать за добро.
 
Поэтому просто катастрофа. Несмотря даже на то, что бушуют во мне все пять стихий одновременно.
«То, что мокрое и течет вниз, создает соленое; то, что горит и поднимается вверх, создает горькое; то, что поддается сгибанию и выпрямлению, создает кислое; то, что подчиняется и изменяется, создает острое; то, что принимает посев и дает урожай, создает сладкое[1]…» – всплывает в моем поплывшем сознании древнекитайское высказывание о воде, огне, дереве, металле и земле.
Ян не двигается. Но все еще находится во мне.
Синхронно тому, как стихают спазмы удовольствия, в мое тело возвращается дискомфорт. А за ним подтягивается осознание необратимости произошедшего.
Боже мой… Боже мой… Боже мой!
Нечаев столько всего сказал… Столько сделал… Стольких струн коснулся… Столько ран вскрыл!
Господи… У нас был секс… Самый настоящий секс… Ян меня трахал! Его член до сих пор во мне!
Нет, нет, нет… Я, должно быть, схожу с ума… Я схожу с ума… Я сошла с ума!!!
Это не может быть правдой! Это сон! Да пусть даже настоящая смерть и находящаяся за гранью жизни реальность.
Это ад.
Всхлипываю.
Сука, самый настоящий ад.
Всхлипываю.
– Сгорела? Воскресай, – вбивает шепотом в висок.
Резко закусываю губу. Сильно. До крови. Мне нужно дать ей выход. Хоть как-то! Потому что бархатная хрипота севшего, будто после продолжительного крика, мужского голоса разрушает иллюзию одиночества, за которую я, смежив веки, пыталась ухватиться, чтобы тормознуть надвигающуюся истерику. Проходится по моей вспаренной коже саднящей волной. Внедряется внутрь организма. И оседает раскаленной тяжестью внизу живота.
Я не могу сдержать дрожь. Несколько раз подряд она меня сотрясает, прежде чем я, наконец, осмеливаюсь открыть глаза.
Если раньше казалось, что гипнотический взгляд Яна Нечаева проникает непосредственно в душу, то сейчас возникает ощущение, что он окутывает им всю меня.
Гарь истлевшей похоти.
Дурманит.
Воздействуя на центральную нервную систему, вызывает в моем, едва успевшем пройти обновление организме свирепое любовное похмелье.
Я больше не считаю сексуальное желание ни постыдной психологической патологией, ни бесовской одержимостью. Я спокойно отношусь к тому, что люди этим занимаются, когда любят друг друга.
У нас… У нас с Яном другой случай.
Я не должна… Не должна!
Но ты уже это сделала… Боже мой, ты уже это сделала!
Зная, какими будут последствия…
– Я хочу остаться одна, – заявляю достаточно твердо, когда изнутри подрывает безумнейшей волной вожделения. Учитывая, что член Нечаева до сих пор находится в моем влагалище, я, очевидно, могу собой гордиться. Поймав прилив уверенности, повторяю еще жестче: – Я сказала, что мне нужно остаться одной, Ян!
– Нет, не нужно. Ты больше никогда не останешься одна.
Я цепенею.
Боже… Нет… Меня парализует.
Сердце в это же время подвергается преступному захвату.
«Ты больше никогда не останешься одна?»
Понимает ли он, что говорит?! Как действует?!
Конечно же, нет. Не понимает. Иначе бы не произносил таких слов, даже ради секса.
Одна фраза… Боже мой, всего одна фраза… И я снова в его полной власти.
– Ю, – выдыхает Нечаев мне на ушко, выдавая перекат таких сильных чувств, ради которых я согласна умирать снова и снова. – Моя Ю, – присваивает не в первый раз, но именно сейчас улавливается в непробиваемом титане какая-то пронзительная уязвимость. Задрожав, в очередной раз забываю дышать. Поцелуи в ухо, под ним, по волосам, на шее… И у меня происходит опасное для жизни нашествие мурашек. Даже нежные бабочки, устраивая бойню внутри моего организма, доводят восприятие до состояния паники. – Маленькая… Моя… Моя Ю… Моя…