Ты – всё (СИ)
Дрожь сокрушает. Ноги окончательно слабеют.
Но на колени я не рухну. Не рухну! Даже наедине с собой.
Ищу опору руками. Прислоняюсь к холодному кафелю лбом.
Выдох. Вдох.
Выдох. Вдох.
Тщетные попытки выжить.
Господи… Еще… Еще дай…
Позволяю векам сомкнуться, а мозгу включиться в работу активнее. Темнота глубже погружает. Память, словно порыв сумасшедшего ветра, сгоняет мрачные тучи.
Слова, взгляды, касания… Эмоции, ощущения, чувства, которые этими действиями Ю дарила… Иглы в череп.
«Еще сильнее в тебя влюбилась… Еще сильнее, Ян… Я люблю тебя…»
И проливается хмельной перевар.
С оглушающим громом. С багрово-сернистой молнией. С ослепляющей вспышкой боли.
Раскол в груди. И сердце в порошок.
Взрывоопасная пыльца.
Собираю ее, чтобы забить патроны, которые позже использую против Ю.
Что-то не складывается… Не бьется с реальностью. Не ложится на ноты. Не тянет прогресс.
Порезы от ебаря, а сама… До сих пор будто целка.
И дело не в тесноте ее влагалища.
Мать вашу… Дело в поведении Ю.
Она не катила на опытную. Она, блядь, не канала даже под ту, что была три года замужем. Она держалась почти так же, как в наш первый раз. Искренне пугалась моего напора, стыдилась своей чувственности и, сука, откровенно изумлялась самым обычным действиям.
Иногда казалось, уплывала из этого мира.
Черт…
Когда целовал, воспаряла. Откликалась, пуская не просто в тело. В душу зазывала. И я, выпрыгивая из собственной шкуры, падал.
Падал настолько глубоко, насколько нельзя.
Без парашюта. Без страховочных тросов. Без меток, по которым можно бы было позже вернуться.
«Я люблю тебя…»
Любовь вперемешку с яростью, болью и ложью, которую чувствуешь, хоть и неспособен обнаружить источник.
Но я…
Идиот. Мудак. Шизанутый. Черпал эти чувства до дна. Выбирал породу за породой. Пока не ударился в слой, внутрь которого Юния не впустила.
Что там было? Теперь не мог не думать, как вскрыть эту правду.
Именно ради этого мне стоило остыть, успокоиться и восстановиться. Но, сука, чтобы восстановиться, мне приходится положить полнутра.
Из ванной выхожу человеком.
Только вот…
Трескает и разлетается маска, едва понимаю, что Юнии в кабинете нет.
Расшатывает. Снова, мать вашу, расшатывает так сильно, что землю качает.
Мозг проводит экстренные переговоры с сердцем. И мы приходим к какому-то пониманию.
Первым делом осматриваю кабинет.
Салфетки в урне. Исчезновение рубашки, которую скинул.
После того, как картинка складывается, включаю обзор по камерам. Нахожу Филатову достаточно быстро. Она забегает в уборную на своем этаже за пять секунд до того, как у меня снова начинает барахлить сердце. В руках сумка, телефон у уха – все, что успеваю заметить.
«Вызывает такси», – догадываюсь и прихожу в ярость.
Впрочем, спешно гашу это чувство. Так же стремительно бросаюсь к встроенному в стену шкафу. Сдергиваю с вешалки чистые рубашку и брюки. Пока одеваюсь, позволяю себе разойтись тихой бранью. Собираю грязные вещи, отношу в ванную.
На обратном пути задерживаюсь.
Подхватываю со стола мобилу, закидываю в портфель и застываю. Медля, задумчиво тарабаню пальцами по столу.
Затем наклоняюсь и вытаскиваю из ящика органайзер, который женская половина человечества, по всей видимости, называет косметичкой. Хоть до сих пор не знаю, что именно цепануло забрать, отдавать Ю так просто не собираюсь. Хочу понять, почему возникает тревога каждый раз, когда вижу, как она пилит с этой чертовой штукой в уборную.
Покидаю кабинет, пересекаю коридор, выхожу на лестничную клетку, поднимаюсь на седьмой этаж, тем же ровным шагом добираюсь до уборных… Перед дверью сбивается сердце, но внешне не выдаю никаких реакций. Ворвавшись в женский туалет, вижу в зеркале свою беспристрастную рожу.
Секундой позже ловлю испуганный взгляд Юнии.
В животе стартуют спортивные соревнование. Среди участников – шизанутый движок, который я прикрываю, транслируя миру, будто он стабильный ритм выдает, тогда как стервятника даже нет на месте. Все, сука, переворачивается, стоит лишь увидеть Ю. Когда же память услужливо подбрасывает подробности того, что делал с ней в кабинете, внутри меня начинаются настоящие военные испытания.
Ставлю себе задачу не возбуждаться. И тотчас ее проваливаю. А учитывая то, что белья на мне нет, брюки быстро выдают интересное состояние.
Не меняюсь в лице. С достоинством свой долг несу.
Ю краснеет. Начинает метаться взглядом по помещению. Останавливаю эту панику демонстрацией ее косметички. Останавливаю, а через мгновение разгоняю сильнее.
– Искала? – толкаю с вызовом, суть которого еще сам не осознаю.
– Да… Дай сюда!
По реакциям вижу, что делать этого нельзя.
– Донесу до машины, – информирую тем же приглушенным тоном.
– Мне сейчас нужно.
– Зачем?
Прохожусь взглядом по лицу, волосам, своей рубашке, которой Юния, несмотря на огромный размер, умудрилась придать стиль, гармонирующий с гребаной юбкой и ее общей деловитостью.
– Чудо как хороша, – выдаю с выедающей мозг иронией.
– На самом деле… Мне нужно подкраситься…
Стыну взглядом на воспаленных глазах, пока эта девочка не применяет эффект океана.
– В машине подкрасишься. Я спешу.
Ее рот открывается, двигается, но слова не звучат.
Когда я разворачиваюсь и покидаю уборную, стук женских каблуков следует за мной незамедлительно.
Моя тревога разрастается.
Сука… Она, блядь, распирает мне грудь, словно разорвавшийся баллон монтажной пены. Пустая, пористая, пока еще бессмысленная… Но пиздец какая объемная хрень способна вызвать деформацию тела.
В лифте не могу не смотреть на Ю. Она выглядит так, словно я ее приставил к стене для расстрела. Первую часть пути не дышит, а вторую – вентилирует воздух так взволнованно, что приличным этот процесс просто невозможно назвать.
– Мне домой надо, – всполошенно пыхтит Юния в фойе, когда сжимаю ее локоть, чтобы направить к боковому выходу. Кивая охраннику, молча придерживаю перед ней дверь. – Ян… – оглядывается на улице.
В легкие поступает свежий вечерний воздух. Глотаю его, словно свободу, как ни стараюсь держать зарубу, что серьезным человеком стал. Когда желудок сокращается, сердце совершает сальто, а по венам разливается огонь, усиленно игнорирую Ю.
С тем же наносным хладнокровием открываю перед ней дверь автомобиля.
– Ян…
– Я отвезу домой, – заверяю сухо, лишь бы перестала маячить.
Едва дело завершается успехом, обхожу машину, закидываю на заднее сиденье свой портфель и ее органайзер.
Занимаю водительское кресло.
– Что у тебя с родителями? – спрашиваю, выезжая на проспект и вливаясь в поток плотного движения. – Не похоже, чтобы ты их сейчас слушалась.
Бросив взгляд на Юнию, никаких особых эмоций на ее лице, не замечаю. Изучает свои руки, блядь.
– Дело не в них.
– А в ком же? Зачем домой?
Пожимает плечами. Едва успеваю поймать это движение. И оно, мать вашу, так бесит. Бесит, потому как никаких ответов не дает.
Напоминая себе, что планировал серьезный разговор, на какое-то время замолкаю, чтобы позволить эмоциям отстояться.
Поворачиваю голову, только когда останавливаемся на светофоре. Юния вздыхает и вскидывает взгляд.
Ловлю. Выдерживаю.
– Я делить тебя не буду, – высекаю почти ровно.
Металл в интонациях не в счет. Он часть меня, Ю привыкнет.
– В каком смысле?.. – толкает почти бездыханно.
И вздрагивает.
– Ни с кем делить тебя не буду, – повторяю жестче.
– Ты… Так говоришь, словно я собираюсь с тобой…
– Собираешься, Ю, – перекрываю ее возмущенный шепот.
Она замолкает. Взглядом немало эмоций выдает, но слова жалеет.
Зеленый. Улавливая краем глаза, отворачиваюсь.
Тишина сохраняется до следующего «красного». И даже когда останавливаемся, еще какое-то время затягивается. Все, чем обмениваемся – взгляды. После бартером идет дыхание.