Приручить дракона (СИ)

Ударила по стеклу. Без упора вышло – что дракону камешек. Да еще сопротивление воды гасило замах. Но я стиснула зубы, схватилась за ручку и занесла кулак, чтобы еще раз попробовать и выбить стекло, и…
Промелькнувший рядом с лицом чешуйчатый хвост врезал по лобовухе. Да так, что ту вынесло напрочь. Не медля, я извернулась, занырнула в кабину и, подхватив папу, вытянула того наружу. Рохт, появившийся рядом, подцепил клыком и отца, а затем посмотрел на меня недовольно своими золотыми глазами, словно говоря: «Ну, чего ждешь, цепляйся давай!»
Засучила ногами, сделала несколько гребков и ухватилась на серебряную гриву, чтобы в следующий миг мощное тело дракона стрелой понеслось по дну реки. Я держалась изо всех сил, так что руки свело судорогой. Но все равно чувствовала, что еще немного – и проиграю в этой гонке на выживание. Мои пальцы разожмутся, я сама сорвусь и останусь тут, на глубине, без сил, чтобы всплыть.
Легкие начало жечь от недостатка кислорода, перед глазами поплыли кровавые круги. Я уже не видела ничего вокруг. Да что там видеть! Я даже думать не могла. А бояться уже устала.
В какой-то момент ощутила: все. Я закончилась. Выдохлась. Серебряная грива выскользнула из ладоней, и… дракон словно почувствовал это – не сбавляя хода, резко крутанулся, так что его тело свернулось кольцом, вращавшимся на бешеной скорости. Я закрутилась в воронке и сама не поняла, как оказалась на спине у Рохта, на которой впереди меня уже сидел Нар. Он держал тело папы, перекинутое через хребет ящерюги, мама тоже была здесь, как и Фредди, распластавшийся вдоль плавника.
Все это я увидела сквозь алую пелену. Голова кружилась все сильнее, грудь горела, и я не была уверена, что продержусь еще хотя бы десять секунд даже вот так, уже сидя на спине, а не цепляясь за кожистый, словно у летучей мыши, плавник. Но я упрямо держалась из последних сил, и когда показалось, что все, я если и всплыву, то как рыбина – мертвая и пузом кверху, то дракон стремительно пошел вверх и вынырнул.
У меня заложило уши, а рот сам открылся для глотка воздуха. Едва я его сделала, как Рохт снова нырнул. И вновь. Глубина, скорость, вода, которая сдирала меня со спины дракона… Это было безумием. Это было свободой.
Я осознала это не сразу, а когда поняла… Захотелось кричать от радости. И не мне одной. Я увидела счастливые лица родителей, когда мы вынырнули в последний раз, дальше поплыв по водной глади, не таясь, вдоль русла реки, которая текла уже за городом.
Все закончилось! Мы выбрались! Мы спаслись и спасли, мы все вместе, мы… Мы расстаемся. Эта мысль ударила как хлыстом, который, лупцуя спину, сдирает с нее кожу заживо.
У нас с Рохтом был уговор. И свою часть сделки он выполнил. Теперь моя очередь. Я обещала исчезнуть из его жизни и сдержу свое слово.
Руки вдруг задрожали. На глаза навернулись злые слезы. Усилием я загнала их обратно. В этой молчаливой борьбе я не заметила, как Рохт подплыл к берегу. Тот был пологим, поросшим травой, а главное, находился за городом.
Огни столицы остались позади. Рядом, в полумиле, стояли какие-то одноэтажные домики. Трассы не было видно, но ее шум в ночной тиши разносился далеко, и можно было услышать его отголоски.
Мама, папа, брат и Фредди сошли на берег. А я хоть и слезла со спины дракона, но так и стояла в воде по грудь, не в силах выйти. Почувствовала, как рядом проскользило сильное чешуйчатое тело, скрывшись. Может, оно и к лучшему, что Рохт ушел… уплыл вот так, не прощаясь?..
Стоило об этом подумать, как из воды показалась сначала знакомая белесая макушка, а затем и голова, плечи, мужская грудь.
– С тобой одежды не напасешься, – почтил мигом ворчания растерзанный похоронный костюм Рохт.
– Что? – выдохнула я. Получилось как-то булькающе, но возмущенно. Возмущенно-булькающе. Вот!
Я ожидала услышать от ящерюги все что угодно, но только не это.
– То, что я опять голый, – проворчал дракон.
– Раньше тебя это не смущало, – прошипела я гадюкой.
Вот как так?! Ты вся на нерве, настроилась на драму, трагедию расставания, но один ящерюга ни в какую не желал тебе это организовывать!
 
– Раньше не было твоих родителей…
Вроде бы Рохт произнес это негромко, но папа, стоявший в отдалении на берегу, как-то странно дернулся, а мама начала буквально прожигать дракона взглядом. Хорошо, что тот стоял в воде, иначе бы точно вспыхнул.
– Как будто тебе это помешает уплыть, – горькие слова сорвались с языка помимо моей воли.
Рохт вдруг вскинулся, пристально посмотрел на меня и, чеканя каждое слово, произнес:
– Ты сегод… уже вчера дала мне клятву.
– Честно ответить на один вопрос? – утонила я, хотя и так знала: мы оба прекрасно все помним.
– Да. И я хочу, чтобы ты сейчас ее исполнила.
– Хорошо. – Я расправила плечи, вскинула подбородок, готовая честно ответить о том, что знаю. Выдать тайну бандитских кланов Нового континента, или дать показания против черных алхимиков, банду которых мы накрыли на верфях, или… что еще мог спросить законник у дочери преступника?
– Ты меня любишь?
Я думала, что готова ко всему, но не к этому. Нет! Так нельзя! Я хочу другой вопрос! Это дознавательский произвол, я никогда не призна…
– Да, – клятва не позволила мне солгать.
Я действительно его любила. Этого невыносимого, порой высокомерного, с самомнением выше гор, расчетливого засра… законника!
– Зачем тебе это? – спросила зло и отчаянно.
– Потому что я за эти двадцать четыре часа понял, что тоже люблю тебя. До безумия. И что чуть было не совершил главную ошибку в своей жизни.
– Но я дочь преступника.
– Знаю.
– Я никогда не откажусь от своей семьи.
– Даже не сомневался.
– Ты дознаватель…
– Это единственное, что тебе во мне не нравится? – Рохт приподнял бровь.
– Вообще-то, не нравится очень многое, – не удержалась я. – Если составлять список, он будет длиною с милю, но ты мне нужен. Именно такой. Неидеальный.
– И мне нужна именно ты… Пусть и с недостатками…
– Недостатки? У меня? – я делано возмутилась в лучших традициях мисс совершенство.
– Хорошо. Один. Маленький, – пошел на попятную Рохт, бросив взгляд на берег.
Недостаток возмущенно запыхтел так, что кожа под щетиной покраснела, и грозно свел кустистые брови, поиграл отточенным маникюром и тонко улыбнулся фирменной ведьмовской улыбкой, задумчиво почесал вихрастый затылок и погрозил кулаком в лучших братских традициях…
Дракон же, словно этого не заметив (на деле – виртуозно проигнорировав), продолжил:
– Но он – это одна из самых лучших твоих черт. Потому что именно твоя семья перевернула мой взгляд на очень многое. Вы, Бертрандо, преступаете закон, но не переступаете через себя. Не предаете друг друга…
В последних словах я услышала горечь. Видимо, Рохт считал Хэнка другом. Таким, который настоящий, с кем прошел многое, кому доверял прикрывать спину в бою и не ожидал, что рука товарища однажды воткнет нож.
– Ты знаешь, что со мной будет не просто, – честно (а это со мной случается редко!) предупредила я.
– Готов попробовать, – упрямо ответил дракон.
Зря он это сказал. Последний бастион моего благоразумия после этих слов пал. И разбила его робкая надежда, что все у нас может получиться… От счастья я забылась. Потерялась в пространстве, времени, окружении, потянулась к Рохту и…
Такого дружного, в одной тональности, синхронного и выразительно-предупредительного кашля я не слышала ни разу!
– Эй! Мы вообще-то здесь! – напомнил о себе братец, хотя его-то вовек не забудешь!
– Угу, – мрачно отозвалась я, отодвигаясь от Рохта.
Ну вот! Такой момент испортили!
Дракон же словно и не сильно расстроился. Посмотрел прямо на моего отца и, чуть повысив голос, чтобы на берегу его точно услышали, произнес:
– Прошу руки вашей дочери.
– Нет! – тут же рявкнул папа, которого законник больше бы устроил не в качестве моего парня, а в гробу.