Не бесите боевых грифонов, или любовь на краю света (СИ)
– Джо… – не открывая глаз, пробормотал кузен короля.
Ролан выглядел таким усталым: захотелось напоить его укрепляющим зельем и уложить спать.
– Знаешь, иногда мне кажется, я глупец. Да такой, каких этот свет ещё не видел.
Я вжалась в кресло. Может быть, мне всё это мерещится? Слишком устала за сегодняшний день? Глупец? Великолепный Ролан говорит это о себе, в самом деле?
Чёрные волосы упали на бледное лицо, скрыв его от меня.
– Так и не спросишь меня, почему?
Он вдруг оказался рядом. Его лицо. Так близко! Горячие, сильные руки. Заполошной птичкой забилось сердце. Птичкой–синичкой. Сразу вспомнилась Ришка с её восторженными блестящими глазёнками. Это потому, что ребёнок уже и забыл, что кому-то большому и сильному может быть важна её жизнь. И я… я, наверное, такая же. Неприютное перекати-поле.
Ролан поднёс мою руку к губам.
– Джо…
Надо, наверное, что-то ответить. Сделать хоть что-нибудь, но у меня словно дар речи пропал.
Я, должно быть, заснула и вижу сон. Удивительный. Прекрасный. Эта волшебная ночь закончится, я проснусь в кресле у камина и обнаружу заснувшего монсеньора рядом. Расскажу о своих снах, и мы вместе...
Хотя нет. Не расскажу. Ни за что не расскажу! Но как хочется потянуться к мужчине за поцелуем, почувствовать под ладонями мощные плечи и…
Он гладит меня по щеке. Нежно. Осторожно, словно боится напугать, кончики его пальцев подрагивают от внезапно нахлынувшего счастья, в которое мы оба не смеем верить. Как заворожённая, протягиваю свободную руку, касаясь его губ упрямых, плотно сжатых. Он как будто хочет сказать что-то очень важное, но уже принял решение и запер все слова на замок.
– Я неправильно себя повёл, когда в первый раз тебя увидел. Ты была… такой прекрасной, – он улыбнулся, вспоминая. – Яркая, сияющая, энергия твоей ауры. Как же тебя хотелось коснуться. Почувствовать магию, хрустальным водопадом бьющую изнутри, озаряющую светом всё вокруг! Чтобы почувствовать… жизнь, что бурлила водопадом. Чтобы почувствовать живым себя. Всё это время я был счастлив одним лишь воспоминанием.
Нашу первую встречу, когда он, выплеснув гнев на меня, а потом и на короля я вспоминала долго, всей душой содрогаясь. Какие у нас с ним оказывается разные воспоминания.
– Рыжая девчонка с зелёными глазами. Тоненькая. Беззащитная. Я вдруг представил, что не успею. Представил, как твоя жизнь утекает сквозь пальцы, словно кровь в песок. Там, на том белом проклятом обрыве.
Он рвано вздохнул, с силой привлёк меня к себе и замер.
– Ролан, – я подняла лицо, всматриваясь в лазурь пылающих глаз.
– Джо…
Мир исчезает, а мы превращаемся в те самые брызги водопада, переливающиеся на солнце, нестерпимо-яркие капельки счастья. Мы летим, играя с ветром, пьём друг друга, с каждым глотком чувствуя жажду сильнее! Время течёт, мысли путаются, трещат поленья в камине.
– Я схожу с ума, Джо, – рычит он. – С самого первого взгляда.
Не отвечаю, сгорая в объятиях, подрагивая от наслаждения. Пылает камин, пылает сознание, сердце пылает в груди.
Грохот обрушивается на нас, возвращая в реальность, от ужаса леденеют руки. Ролан вскочил, закрыв меня собой, взмах – я чувствую, как сквозь стены и дверь летит сгусток его энергии и отбрасывает нападавших.
Чей-то стон. Затем отборная ругань.
– Кто здесь? – ревёт Ролан.
– Монсеньор! Грифоны взбесились! Колокольчик напал на наших!
Нет... Колокольчик! Не может быть, с ним ничего не могло случиться! Это слишком неправильно. Несправедливо!
Не помня себя, несусь к двери, но вдруг за талию обхватывает мягкой, тёплой петлёй магии.
Ролан.
– Пусти!
– Джо, – кузен короля рывком поправляет на мне платье. – Волосы!
Я злюсь, но в глубине души понимаю, что он прав, и заплетаю косу. В голове шум, от недавней эйфории колотится сердце, руки дрожат, все мысли о грифоне, и где-то подсознательно, как отражение страха, накрывает волной стыда.
Ну почему… Почему, как только женщине хорошо, обязательно что-то с кем-то где-то должно случиться?!
– Вперёд!
Ролан преобразился, волшебство исчезло, влюблённый мужчина мечты превратился в высокомерного вельможу в чёрных одеждах: холодный взгляд, стойка воротника упирается в подбородок.
Ещё немного, и я решу: всё, что было, просто померещилось.
– Что у вас? – бросает он солдату, который с трудом стоит, прижимая руку к боку.
– Колокольчик вырвался из стойла, разгромил конюшню, отогнал всех наших от воды, – рапортует, подоспев, ещё один солдат, подставляя раненому плечо. – Сцепился с Верным!
Надо бежать, разобраться, не дать причинить вред своему грифону, но…
– Стойте смирно, – говорю я пострадавшему и уже шепчу над раной: серьёзный ушиб, медлить нельзя, ребро треснуло. – Идите к Брази́, он наложит тугую повязку, и лежать минимум сутки! Ясно вам?
Солдат, бледнея, кивает, а мы с Роланом срываемся на бег.
– Монсеньор! Хвала Милосердной, вы здесь! – встречают нас.
– Если у Колокольчика реакция на воду, – произносит совсем молодой парень, – может, бешенство?
– Проверим огнём, – отвечает Ролан.
Я останавливаюсь. Разворачиваюсь к монсеньору. К его подчинённым паникёрам. Перегораживаю дорогу, поднимаю вверх руки, пытаясь показать всем: господа, уймитесь, иначе бешенство начнётся уже у меня, а я, поверьте, страшней боевого грифона в десять раз!
Я вам сейчас устрою всем. И водобоязнь, и проверку огнём, и пену изо рта!
– Вон отсюда! – кричу на солдат. – Идите к лекарю или ещё куда подальше, к грифонам и близко приближаться не смейте! А вы… – разворачиваюсь к Ролану и замираю, потому что он смотрит на меня огорчённо.
– Джо, – тихо произносит он. – Почему вы во мне каждый раз видите врага?
– Огонь! – тыкаю я в него пальцем. – Давай, жги всех! Как только в голову такое могло прийти?!
– Джо, пожалуйста. Успокойся. Огонь – самый быстрый и точный способ проверить на бешенство, которое, увы, поражает всех живых. Нужно всего лишь зажечь рядом факел. Если бешенство, то из клюва грифона пойдет пена, и если это произойдёт, ничего поделать уже нельзя.
Мне на мгновение становится стыдно. Ролан прав. Он, как ребёнку, объясняет мне очевидные вещи, известные всем, тратя драгоценное время. Огнём бешенство проверяется не только у грифонов, но и у людей. Милосердная…
– Если бы у него было бешенство, он бы не отгонял грифонов. Он бы их рвал! – кричу и пускаюсь бегом к конюшням, возле которых толпятся солдаты и гвардейцы, их легко можно отличить по чёрным мундирам, такого же покроя, как и у хозяина. А в самих конюшнях… Мёртвая тишина. Как будто там внутри никого нет.
– Нет… Нет!
Мужчины перегораживают путь к двери, Ролан пытается схватить меня за руку, уговаривая:
– Джо. Мы разберемся.
– Нет! Прочь с дороги! Слышите? Прочь.
Я смотрю в глаза Ролана. Вижу там сожаление. Обиду. Но не вижу там понимания. Для него грифон – хищник на службе. О птахах под его чутким контролем заботятся, дрессируют. Но не считают грифона другом, равным себе.
– Джо, послушай, – монсеньор пытается привлечь меня к себе.
– Нет! – вырываюсь, что есть силы отталкивая мужчину. – Я забираю Колокольчика! Сейчас!
– Джо, послушай. Если он действительно…
– Я сказала: нет.
Ролан, вздохнув, идёт к двери, всё так же не пропуская меня вперёд.
И опять становится стыдно. Ролан прав: я вижу в нём врага. Я во всех мужчинах врагов вижу. А ведь он за всё это время ни разу не дал мне пройти вперёд, каждую секунду загораживая собой, только бы со мной ничего не случилось.
Конюшни разгромлены: от полок осталась лишь каменная крошка, стойла из крепких брёвен превратились в труху. Странно, что стены устояли... Под ногами хлюпает грязь, в которой медленно тонут ошмётки разбросанной во все стороны соломы.
Грифоны стоят по своим местам. Живые, с совершенно невинным видом разглядывающие непрошеных гостей. «Ой, что же тут произошло? – явственно читалось в их взглядах. – Мы же ничего, а оно… ка-а-а-ак». Понятное дело, что самые-самые взоры были у Колокольчика и у Верного. Он что, так умеет?