Другой дом
— Эффи там?
Всем также хватило времени рассмотреть, несмотря на расстояние, что волосы доктора растрепаны, а сам он глядит на собравшихся как-то странно; впрочем, это стало очевидно только тогда, когда он сделал резкий жест рукой, словно удерживая их от желания немедленно броситься вниз по склону, которое, как он, по всей видимости, полагал, неизбежно должен был вызвать его вид. Этот жест возымел такое действие, что никто из присутствующих так и не двинулся с места, пока доктор не поравнялся с ними и не стало видно, что его одежда вся в мокрых пятнах, а на маленьком бледном лице такое напряженное выражение, какого ни один человек в Уилверли прежде не видел.
— Произошло несчастье.
И ничьи уши в Уилверли — а их тут сейчас было целых три пары — прежде не слыхали, чтобы доктор говорил таким голосом.
Все это вызвало секундное замешательство, а потом Тони закричал:
— Она поранилась?
— Она погибла? — воскликнула миссис Бивер.
— Оставайтесь на месте! — строго приказал доктор. Тони рванулся было вперед, но в тот же миг, схваченный за руку, разом ослабел и залился краской, оказавшись лицом к лицу с Розой, запястье которой тоже сжали пальцы доктора. Тот на секунду прикрыл глаза от напряжения, стараясь удержать этих двоих, и нечто большее, нежели просто сила его рук, заставило обоих пойманных с дрожью покориться. — Вы никуда не пойдете! — заявил он, как бы заботясь об их же благе.
— Она мертва? — задыхаясь, произнес Тони.
— Кто с ней? Кто с ней был? — выкрикнула Роза.
— С ней Пол — там, у воды.
— У воды? — взвизгнула Роза.
— Моя дочь утонула? — Тони испустил дикий вопль. Доктор переводил глаза с одного на другую, потом посмотрел на миссис Бивер, которая, выказав достойную восхищения внутреннюю силу — судя по адресованному ей немому, но выразительному движению его маленького подбородка, доктор эту силу в ней распознал, — мгновенно собралась с духом и, бледная, едва дыша, стояла, как бы взывая к нему в ожидании.
— Можно мне пойти? — с достоинством спросила она.
— Ступайте. Но только вы, и никто больше, — добавил доктор, глядя, как она удаляется в сторону берега.
— Никто больше? Тогда где же эта девчонка? — в голосе Розы сквозила ярость.
И с той же яростью она резко дернула рукой, пытаясь высвободиться, но доктор удержал ее, будто хотел защитить от того ужаса, что пришлось испытать ему самому. Он взглянул на Тони, который скороговоркой, почти без выражения, произнес:
— Рэймидж, я потерял свою дочь?
— Вы всё увидите. Мужайтесь. Не ходите туда, пока не надо — я сказал Полу, он сделает, что нужно. Стойте! — снова призвал доктор; но в тот же миг опустил руку, почувствовав, что друг, чье движение он хотел остановить, вовсе не пытается вырваться — движение его было всего лишь дрожью человека, в одночасье обессилевшего и сделавшегося больным от потрясения. Тони будто прирос к земле. С почерневшим лицом он уставился на Розу, к которой доктор обратился с вопросом:
— Кто с ней был, мисс Армиджер?
Голосом, дрожащим от ярости, она спросила:
— Когда это случилось?..
— Бог знает! Она была там, у моста.
— У моста? Там, где я только что шла? Я ничего не видела! — Розу всю затрясло, тогда как Тони лишь молча прикрыл глаза.
— Я отправился сюда, потому что не нашел ее в доме, вышел на берег… а она там… достал ее с лодки, шестом. Она, возможно, уже с полчаса пробыла в воде…
— Как раз полчаса назад она ее забрала! — перебила его Роза. — Ее, что, там нигде нет?
Доктор пристально посмотрел на нее:
— О ком вы говорите?
— О мисс Мартл, о ком же еще — она ведь не спускает ее с рук! — Лицо Розы напоминало маску Медузы. — Куда подевалась мисс Мартл?
Доктор Рэймидж повернулся к Тони, чьи глаза, теперь широко распахнутые, буквально вылезли на лоб:
— Куда она делась?
— Ее там нет? — проговорил Тони с ударением на каждом слове.
— Там вообще никого нет.
— А Деннис? — вырвалось у Розы в недоумении. Доктор уставился на нее.
— Мистер Видал? Нет, слава богу, — только Пол. Так мисс Мартл была с ней? — добавил он требовательно, обращаясь к Тони.
Глаза Тони, казалось, готовы были вылезти из орбит.
— Нет-нет, только не мисс Мартл!
— Но кто-то же был! — возмутилась Роза. — Девочка не могла быть одна!
Тони на мгновение сфокусировал взгляд на ней.
— Только не мисс Мартл, — повторил он.
— Но кто же тогда? И где она сейчас?
— Ее точно здесь нет? — спросил доктор у Розы.
— Точно. Миссис Бивер была совершенно в этом уверена. Где же она? — прогремели слова Розы.
— Где, во имя всего святого?.. — Обращенный к Тони вопрос вырвался из уст доктора, будто предвестник ужаса еще более невыносимого.
Глаза Тони встретились с пылающим взглядом Розы. Пораженный острой болью, он затих; лицо исказила страдальческая гримаса.
— Полчаса не прошло, — выдавил он наконец.
— С того момента, как это случилось? — Доктор заморгал, пытаясь осознать эти новые сведения. — Но когда же?..
Тони в упор посмотрел на него.
— Когда я там был.
— И когда же?
— После того, как я послал за вами.
— Вы хотели что-то мне передать? — Лицо доктора окаменело. — Но ведь вы не собирались возвращаться.
— Однако же вернулся — у меня была причина. Вы знаете какая, — сказал Тони, обращаясь к Розе.
— Когда вы поехали за бумагой? — Она задумалась. — Но ведь Эффи тогда в доме не было.
— Отчего же? Она была там, только вот мисс Мартл с ней не было.
— Так, бога ради, кто же с ней был? — воскликнул доктор.
— Я, — сказал Тони.
Роза издала невнятный возглас, как человек, который слишком долго сдерживал дыхание, и так же громко, но еще более ошеломленно доктор выдохнул:
— Вы?
Тони вперился глазами в Розу, будто считал ее вдохи и выдохи.
— Я с ней был, — повторил он, — и больше никого. Так что все, что случилось, — дело моих рук.
Оба ахнули. Тони помедлил, затем перевел взгляд на доктора.
— Теперь вы знаете.
Его собеседники все еще ловили воздух ртом: признание поразило их, как разряд молнии. Потрясенный доктор, шатаясь, отошел от Розы, и та, освободившись, пружинистым движением отпрянула в сторону.
— Боже, прости меня! — провыл Тони и разразился шквалом рыданий.
Он упал на скамью, закрывая руками перекошенное лицо, а Роза, истошно всхлипывая, в смятении бросилась на траву, пока их спутник, также охваченный ужасом, но сохранивший остатки самообладания, переводил взгляд с одной застывшей в отчаянии фигуры на другую.
Книга третья
XXVIII
Старшая горничная Истмида появилась в дверях, ведущих из холла в гостиную, — этот высокий и просторный храм гобеленов и красного дерева, где последние несколько лет миссис Бивер проводила немало времени, всякий раз радуясь тому, что так и не стала поклоняться новым богам. Она ничего не меняла в комнате с самого начала — там было полно унаследованных от свекрови старинных вещей, которые она поначалу, как и полагалось современной молодой женщине, считала прискорбно несоответствующими понятиям о красоте, принятым в кругу ее сверстниц: те, повыходив замуж, именно убранству гостиных стали придавать особое значение. Не нашлось никого, кто раскрыл бы ей глаза на всю прелесть этого наследства, и вовсе не смутные догадки о его ценности побудили ее сохранить обстановку в первозданном виде. Миссис Бивер никогда в жизни не принимала решения, как поступить с тем или иным предметом, руководствуясь соображениями, столь далекими от ее понятий о долге. Все в ее доме покоилось — каждая вещь в раз и навсегда установленном месте и положении — на прочном основании дисциплины, соблюдаемой из верности этим понятиям. Так что период всеобщего увлечения палисандром она пережила спокойно, хоть и не без некоторого сожаления. Подобно пассажиру экипажа, уцелевшему, когда лошади понесли, потому что он, один из всех, не дергался, но оставался сидеть на месте, она в итоге получила награду за свое терпение. Красное дерево оставалось неизменным, но менялись вкусы людей — и вот уже те, кто, как и миссис Бивер, прежде считал обстановку гостиной скромной и невзрачной, теперь были рады сидеть вместе с ней в старинных креслах. И не кто иная, как Джин, открыла ей глаза — в частности, на массивные темные двери винного цвета, полированные и с серебряными петлями, по поводу которых хозяйка Истмида, однажды придя к унылому заключению, что они «мрачные», в течение тридцати лет не задавалась вопросом (вполне, по ее мнению, благоразумно), соответствуют ли они требованиям хорошего вкуса. Одну из них Мэннинг сейчас и притворила за собой, но замерла, не отпуская дверную ручку, будто прислушивалась к тому, что происходило за такой же дверью напротив. День догорал, но отблески закатного света все еще рдели на небосклоне, проникая в комнату через большое окно, распахнутое в сад. Мэннинг ждала, и минуту спустя чуткую тишину ее ожидания нарушил чуть слышный звук: приоткрылась створка напротив, и в комнату заглянула миссис Бивер. Увидев горничную, она вошла в комнату и осторожно закрыла дверь за собой. На ее холодном, но напряженном лице ясно читался немой вопрос.