Разрушитель (СИ)
Зачем в походе столько жар-камня, Жак знал — Богдан и Дарина объяснили свой план ещё до похорон. Предполагалось использовать огненный эмберит в качестве бомб — забросать Осокорь кристаллами, а потом взорвать их и сжечь проклятое дерево на корню. Затея выглядела простой и эффективной, однако прежде нужно было подобраться к дереву на расстояние броска.
Нож Жак засунул за пояс, а с ружьём всю дорогу пришлось возиться. Нести его на лямке через плечо оказалось неудобно — как ни поверни, оно постоянно билось прикладом о заднюю часть бёдер. Но и постоянно держать его в руках было довольно утомительно. Впрочем, оружие придавало хоть какой-то уверенности. А она сейчас была очень нужна.
Несмотря на то, что передвигался их отряд среди бела дня, обстановка была жутковатая. Стоило отойти от деревни на несколько сотен шагов, как стало казаться, что они очутились в совершенно дикой тайге, где лишь чудом сохранилась хоть какая-то дорога. По обе стороны от извилистой колеи стеной вставали густые заросли, в которых Жаку постоянно мерещились какие-то мелькающие тени. Впрочем, судя по тому, как порой останавливались и принюхивались старшие Колывановы, и как насторожённо рычали псы Ильи — вовсе не чудилось.
Однако путь до заброшенной мельницы они преодолели относительно спокойно. Самое страшное началось, когда отряд, пройдя немного вдоль берега, снова углубился в чащу.
На опушке леса там, где они ступили на узкую, едва заметную тропу, их встретило что-то вроде чучела, сооружённого из сухих веток и больших оленьих рогов. Тотем было видно издалека, а вблизи ещё и слышно — нанизанные на бечёвки костяные и деревянные таблички, изрезанные рунами, перестукивались на ветру, как кастаньеты. При этом сам вид его вызывал необъяснимый ужас. Жак понятия не имел, что означают все эти символы, но казалось, они кричат на весь лес «Остановитесь!», «Прочь!», «Запретное место!».
Скорее всего, так и было. Потому что, стоило им пересечь невидимую границу, как всё начало быстро меняться.
Заросли тут были такими густыми, что казалось, будто раньше срока на землю спустились сумерки. Тропа, по которой двигался отряд, была узкой, извилистой и то и дело распадалась на несколько. Но за пределами этих узких проходов чаща была просто непролазной. Густые кусты и огромные кучи бурелома обступали их со всех сторон, заставляя двигаться в нужном направлении. Иногда между стволами деревьев брезжили большие просветы, но оказывалось, что дальше там глубокий овраг или выстроившиеся цепочкой тотемы, предупреждающие, что нужно свернуть.
И с самого первого шага, как они ступили на эту тропу, Жака не отпускало ощущение, что кто-то пристально наблюдает за ними из чащи. Несколько раз он едва не пальнул с перепугу из ружья, когда ловил боковым зрением движение в кустах буквально в нескольких шагах от себя. И он был не одинок в таких метаниях — то там, то сям раздавались резкие возгласы и возня. Один раз даже дошло до выстрелов, в ответ на которые в небо с громким граем сорвалась целая стая воронья.
Отряд передвигался гуськом, по одному, максимум вдвоём рядом — иначе не позволяли узкие тропы. Богдан, шаманка и Демьян шли впереди, Колывановы — замыкали цепочку. В середине шли осокорцы. Сам Полиньяк держался ближе к хвосту цепочки, рядом с Варей, хоть и пришлось ради этого мириться с мрачными взглядами её братьев.
В целом, оказалось даже к лучшему, что отряд их был довольно немногочисленным — они не сильно растягивались по тропе, и тех, кто двигался впереди, было видно даже замыкающим. К тому же Богдан время от времени останавливался, внимательно приглядываясь к каждому человеку в отряде. Иногда делал какие-то странные пассы руками в воздухе, будто фокусник. Смысла всех манипуляций Жак не улавливал, как, впрочем, и остальные члены отряда. Скорее всего, это было как-то связано с воздействием Осокоря. Богдан предупреждал, что при первых же признаках влияния Зова нужно было тут же подавать сигнал ему.
Честно сказать, Жак пока так и не понял, что же это за Зов такой. Ночью, когда началась неразбериха, он как раз задремал, и был разбужен громкими криками и потасовкой. Его тогда отшвырнули в сторону, и он даже сам толком не помнил спросонья, как умудрился спрятаться под печкой. За дальнейшими прискорбными событиями он наблюдал со стороны, и не мог понять, что происходит со всеми этими людьми. В них будто вселились бесы. Даже в Богдана, но тот в итоге сумел перебороть их и очнулся.
Самого Жака эта участь, к счастью, миновала, но теперь он насторожённо прислушивался сам к себе, ловя малейшие признаки внешнего влияния. И это постоянное напряжение уже само по себе начинало сводить с ума.
Поэтому, когда он вдруг увидел справа от тропы грязное сморщенное лицо с горящими глазами, смотрящее прямо на него из-под пелены спутанных волос, он решил, что это какое-то наваждение. Запоздало вскрикнул, вскинул ружьё…
Страхолюдина исчезла, но мгновением спустя вдруг вскрикнул один из осокорцев, шедший в нескольких шагах впереди Жака. Что-то, пронесшееся мимо и скрывшееся в кустах, резануло его походя по ноге — он схватился за бедро, кривясь от боли.
Почти сразу же донеслись возгласы откуда-то из передней части цепочки, рычание и лай псов, выстрел, потоки брани. Люди были на взводе, так что вспыхнули мгновенно. Относительно стройная колонна мгновенно рассыпалась — каждый крутился из стороны в сторону, пытаясь разглядеть противника и вообще понять, что происходит. Но кроме хруста веток и непонятных размытых силуэтов, мелькающих мимо неуловимо быстро, ничего разглядеть не удавалось.
При этом почти каждый такой хруст, каждое мельтешение сопровождалось вскриками. Когда мимо самого Жака промелькнуло нечто угловатое, тощее, окутанное маревом дрожащего воздуха, он и сам заорал в голос — но не от боли, а скорее просто чтобы отпугнуть тварь. Саданул с обоих стволов, и крупная дробь ухнула в ствол ближайшего дерева, вырывая ошмётки из коры.
Тварь избежала выстрела, в последний момент рванув куда-то в сторону и скрывшись в кустах. Однако что-то здоровенное и сильное дёрнуло Жака сзади за шкирку, едва не подняв над землёй. Он снова заорал бы, если бы собственный воротник не впился ему в шею, превратив крик в сдавленный хрип.
Впрочем, давление тут же ослабло, и над плечом раздался приглушённый голос Нестора:
— Тихо, тихо, кучерявый! Держись ближе!
Старший Колыванов подтащил Жака за шкирку к себе. Они с Ильёй выстроились спиной к спине, пряча за собой Варвару и француза. Оружие не доставали, но скалились по-звериному, показывая клыки, а на пальцах их медленно вырастали длиннющие чёрные когти.
— Ружьё убери! — рыкнул на Жака Нестор, раздражённо пихая его локтем. — Их свинец всё равно не берёт! Но, неровен час, в кого-нибудь из своих попадёшь.
— А что тогда берёт? — в ужасе отозвался Жак.
Колыванов не ответил — что-то, промелькнув мимо, едва не проскочило у него между ногами, но оборотень резко выпростал вперёд когтистую лапу и выхватил прямо из воздуха нечто патлатое, угловатое и верещащее, как кошка, угодившая в водосточную трубу. Жак едва успел разглядеть тощие, как палки, конечности, покрытые бугристыми наростами, похожими на наплывы на древесной коре, и спутанную, как комок водорослей, шевелюру.
Тварь молотила лапами, как пойманная курица, да и сами лапы были похожи на птичьи — с когтистыми тощими пальцами и острыми загнутыми шпорами. Изогнувшись, она полоснула-таки Нестора по руке и вырвалась, оставив у него в пальцах лишь клок шерсти. Не успела добежать до кустов, как снова почти растворилась в воздухе — странная рябь вокруг неё размывала её очертания так, что они быстро сливались с зарослями.
Жаку вообще мало что было видно из-за перегораживающих обзор широченных спин Колывановых. А то, что он слышал, не прибавляло понимания происходящего — вокруг творилась полнейшая, как говорят французы, pêle-mêle. Визгливые, похожие на кошачьи, вопли неизвестных существ перемежались треском ломающихся веток, топотом, ругательствами, возгласами членов отряда.