Кладбище звездных кораблей (СИ)

Исследовав дыру, они обнаружили, что под нею находится огромный зам с витыми колоннами у стен, а его пол тонет в сплошном мраке, рассеять который не в силах их фонари. Глянув вверх, Ахмед увидел то, что там и должно было быть: дыру с резьбовой резьбой. Их предшественник проник в гробницу точно таким же образом и благополучно выбрался обратно. Об этом ясно говорило то обстоятельство, что он аккуратно вывернул и забрал с собой блок. Помимо воли Ахмед ощутил к нему симпатию — сам он тоже никогда не бросал своё снаряжение.
— Я спускаюсь первым, ты — за мной, — сказал Ахмед.
Тус воспротивился:
— Нет, Асси, первым полезу я!
Ахмед посмотрел на него и пожал плечами, испытывая странное чувство: вниз ему спускаться не хотелось, он ощущал близкую опасность, но какого-то иного рода, чем обычно. Чем-то ему сильно не понравилась инициатива Туса, но Ахмед согласился:
— Что ж, если ты так хочешь…
Тус заспешил, засуетился, поправил кобуру с бластером, рюкзак оставил у дыры: потом Ахмед его спустит. Лихорадочным движением затянул петлю на ботинках, свободный конец троса заправил в стопорный карабин на поясе. Тусом несомненно завладела лихорадка кладоискателя, — понял Ахмед, сам не раз испытавший подобное состояние. Похлопал спутника по плечу и ободряюще улыбнулся:
— Успеха тебе!
С волнением Ахмед наблюдал за его спуском, светя сверху фонарём. Тревожное чувство не покидало его, как ни старался, но подавить его полностью не смог. Обстановка не благоприятствовала спокойному анализу положения, что-то самое важное ускользало от него в последний момент.
Вот трос ослаб и Тус криком известил о своём благополучном спуске. Ахмед отправил ему вниз рюкзак, а затем описанным выше методом стал спускаться сам. Кромешную тьму огромного зала не рассеивали, а лишь подчёркивали лучи фонарей. В груди Ахмед усилилась тревога: древнее чувство предков предупреждало его о предельной бдительности. «В чём именно таится опасность? — гадал Ахмед. — В чём?» Он ощущал, что она заключается не в этой темноте, не в окружающих стенах или своде, и не от хитроумных каверз безымянных строителей гробницы, чьи кости давно уже истлели в земле, а от чего-то или кого-то другого…
«Уж не в нас ли самих? — мелькнула у него догадка. — Если это так, то сие самая большая опасность из всех возможных…»
Тишину разорвал неистовый вопль Туса. Ахмед замер, повиснув на тросе над самым полом, только готовясь на него ступить: что такое? Почему он так вопит?
А Тус не переставая всё кричал и кричал, перебегая с места на места. В его голосе слышался восторг, он мотал головой, словно был не в силах поверить своим глазам.
— Смотри, Асси, смотри! — восклицал он. — Какие удивительные богатства! Даже не верится, что такое может существовать! И всё в целости и сохранности, как будто нас дожидалось! Ха-ха-ха!
Ахмед ослабил трос, встал на ноги, освободил от петли ступни и поспешил к своему спутнику, который метался у ящиков, расставленных вдоль стены гробницы. Невольно улыбнулся, против воли поддаваясь неуёмному восторгу напарника. Вопреки его ожиданиям, нигде даже не было и следа пребывания тут грабителей могил, ходом которых они воспользовались. Какая-то загадка!
Проведя обследование буновером, Ахмед убедился в отсутствии ловушек в зале. Можно было расслабиться, почувствовать себя спокойнее, но тревога всё не покидала его.
Дав Тусу несколько придти в себя, Ахмед принялся методично изучать содержимое саркофагов и больших ларей на витых ножках. Скоро он понял, что они с напарником являются обладателями несметных сокровищ, подобных которым не имел ни один из земных царей. Казалось бы, радоваться надо, как это делал Тус, но Ахмедом владели противоречивые чувства: он искренне изумлялся увиденному, а внутри росло разочарование. Будто бы его жизнь внезапно лишилась могучего стимула, в некотором роде даже — смысла. Исчезло всё то, что придавало ей полнокровность, побуждало к движению вперёд, звало, манило к себе, не давало успокоиться на достигнутом. Теперь он как бы покатится по инерции, всё более и более замедляя ход.
 
Вот наберут они драгоценностей, уникумов, раритетов, сколько смогут вместить грузовые отсеки космобота, вернутся на Землю и станут самыми богатыми людьми во всей обозримой вселенной.
Отныне отпадёт надобность блуждать по космосу в поисках планет с захоронениями, обманывать бдительную охрану; подвергаясь риску, бродить по мрачным подземельям, разгадывать ловушки, избегать западни, обманывать охрану, спасаться от погони… Всего этого уже не будет. Пропадёт и интригующее любопытство: а что там, впереди? Какое оно — неведомое, потаенное? Не будет хмельной, пьянящей радости от находок… Многое чего не будет, придется вести сытое, предельно насыщенное комфортом, почти животное существование супербогача, этакого набоба…
Очередное восклицание Туса было громче обычного. Что же он обнаружил на сей раз?..
Ахмед поспешил к нему и увидел огромный ларь, а в нём… Нет, этого не может быть, потому что просто быть не может! Невероятное зрелище, им привалила необыкновенная удача, просто поверить невозможно — звёздные самоцветы! Да-да! Отборные, один к одному! Самые дорогие из всех драгоценных камней, известных человечеству! За один такой кристалл можно приобрести самый современный звездолёт, а стоимость всей груды невозможно себе представить. Сияют, переливаются каскадом тонких, неуловимо меняющихся оттенков всех цветов радуги… Умопомрачительное зрелище, пиршество для глаз!
Тус ошалел от радости, запуская руки в светящиеся груды кристаллов, пересыпая феерические камни. Ударяясь друг о друга, самоцветы издавали нежный, едва слышимый звук. Ещё одна загадка их естества!
— Моё, всё моё! — кричал он. — Всё, всё моё!
Его слова покоробили Ахмеда. Вдобавок Тус небрежно отшвырнул крышку ларя и она упав, развалилась на несколько частей, так как была сделана искусным мастером из цельного куска хрусталя и украшена тончайшей резьбой с инкрустацией. Ахмеду стало жаль красивое изделие, он со вздохом произнёс:
— Ты так неосторожен, разбил крышку.
— Да ну её! — отмахнулся Тус, весь трясясь от нетерпения. — Асси, ты только погляди на это — какое богатство! И всё моё, моё!
— Наше, — поправил его Ахмед, собирая осколки крышки и размышляя, а не склеить ли её быстротвердеющим клеем, который лежит в рюкзаке? Понимал, что это ни к чему, но не мог себя пересилить, так было ему жаль погубленную красоту творения неведомого мастера. Он забыл о своём спутнике и не сразу обратил внимание на воцарившуюся тишину. Сознание жгучим бичом хлестнуло ощущение смертельной опасности…
Повернулся и увидел наведённый на его бластер, а за ним возбуждённое лицо Туса, тяжело дышавшего и никак не решавшего спустить курок.
Ахмед понял, когда тревога зародилась в нём: именно с той минуты, когда напарник под благовидным предлогом забрал обратно свой бластер. Оружие Ахмеда, изуродованное падающей потолочной плитой, осталось там, в тупике с мозаикой, который едва не стал их могилой.
Тус нервно облизнул губы. Его взгляд перебегал с жертвы на сокровища, которыми он жаждал владеть единолично, но прежде нужно было убить человека, своего товарища… Страх боролся с алчностью. Ахмед видел, что последняя берёт верх. Лицо Туса исказилось и он, наконец-то, решившись, нажал курок…
На ничтожное мгновение Ахмед опередил его, метнувшись в сторону и опустевшее место, где он только что стоял, пронзил огненный луч. Прицелившись, Ахмед метнул в Туса увесистый осколок крышки и попал прямо в фонарь, разбив его вдребезги. Тут же сообразив, выключил свой фонарь и воцарилась кромешная тьма, в которой терялось ощущение направления сторон, верха и низа.
Тус остервенело ругался, время от времени беспорядочно паля из бластера наугад, опасаясь, что Ахмед может незаметно подкрасться к нему. Вспышка освещала зал и тогда, если он замечал цель, то сразу же стрелял вторично, но жертва всякий раз успевала ускользнуть. Ахмед метался из стороны в сторону и только обострённое чувство опасности помогало ему в этой страшной игре — игре в прятки со смертью. Игра, в которой все козыри были на стороне противника, имевшего грозное оружие, а Ахмед не имел даже ножа.