Наемник переродился на планете женщин! Или кратко: Хамелеон. Том 2 (СИ)

— В лабораторию проник чужак, — начала она. — Мужчина. Молодой. Очень сильный… Он — безумец…
— Кто? Мужчина? — насторожилась Ребекка.
— Тебе не послышалось, — покачала головой Аида. — Он был силен. Слишком силен. Я не смогла его одолеть.
Та нахмурилась, абсолютно понимая, что громила не лжёт. Не тот она человек, чтобы нести чушь. Но, чтобы мужчина — мутант? Разве такое существует?
— И что теперь? — не стала ежиха озвучивать свои сомнения. — Рассказать госпоже?
— С ума сошла? — пробасила Аида. — Она прикончит меня.
В этот момент на склад, пошатываясь и тяжело дыша, вошла худая серокожая Мириам. Опираясь щупальцами о стену, она рухнула на колени. Её конечности и голова едва удерживались грибными нитями. Всё тело дрожало. Взгляд безумен.
— Мириам, с тобой-то что? — спросила Ребекка, окинув её взглядом. — Выглядишь хуже дерьма.
— Это всё он, — прошипела Мириам, нервно поводя щупальцами. — Чёртов мальчишка-псих! Он такой же гибрид, как и мы! Кто-то ещё производит гибриды! Мы должны рассказать боссу всё!
В этот момент со второго этажа раздался грубый, тяжёлый голос:
— О чём рассказать?
Все трое удивились, увидев, как одна из их командиров — Урсула Ванцвах спускается по металлической лестнице. Когда она успела прибыть в Нью-Йорк⁈ Урсула была внушительной фигурой. Нижняя часть тела покрыта густой чёрной шерстью, вместо ног — мощные копыта. Верхняя часть была человеческой, но её лицо было грубым и свирепым, с маленькими, глубоко посаженными глазками и торчащими клыками с мощным пятаком. Ее кожа была толстой и серой, как у кабана, а мышцы покрывали короткие грубые волоски.
Несмотря на свою громоздкую внешность, Урсула двигалась с удивительной грацией. Чёрные копыта стучали по полу склада, как молот по наковальне, но она могла двигаться почти бесшумно, когда хотела. Её голос был грубым и хриплым, как у дикого зверя, при этом она умела говорить и с пугающей ясностью, когда это было необходимо.
Больше всего в Урсуле пугала её безумная регенерация и выносливость. Она могла выдержать почти любой удар, и её раны заживали с невероятной скоростью. В ярости почти неудержима, способна сражаться с целой армией людей. И только хозяйка могла совладать с ней.
Мириам тут же притихла, и слово взяла Аида.
— Как скажешь, Урсула, — пробасила она, вздохнув. — Всё началось с того, что…
Аида рассказала ей о своей встрече с таинственным парнем у запасного выхода из лаборатории. Серокожая подключилась и выдала всё как на духу о том, что случилось под землёй. Урсула внимательно слушала, её маленькие глазки сверлили обеих.
— Не знаю, кто этот паршивец, — подытожила Ванцвах. — Но очевидно, что кто-то слил информацию о лаборатории, — её взгляд скользнул к кольчатой. — Ребекка, займись чисткой персонала. Ты должна выяснить, кто отправил наемникам задание и предал нас.
— Всё сделаю, — ответила та без пререканий.
— А что с тем парнем, Урсула? — спросила Аида.
— Решать не мне, а хозяйке. Но что-то мне подсказывает, наш день возмездия придётся сдвинуть. Похоже, мы не рассчитали третью силу в правительстве…
* * *
Ох уж это состояние перегрузки. Когда превзошёл свой максимум. Шагнул за грань возможностей, а затем не отступил, напротив, бросился вперёд безвозвратно, понимая, что пути назад нет. И всё же, смог вернуться из тех глубин на поверхность. Вдохнуть спасительный глоток воздуха и осознать, я жив. Я сделал это. Что может быть лучше? Полное растворение в своём успехе. Удовлетворение от содеянного. Однако, всё это — обманчивое чувство значимости, затупляющее острый клинок.
В общем, Димон, чувствуя боль переломанных рёбер, наконец дотянулся до вибрировавшего мобильника. Ощутил искренний, но временный успех. В окне, сквозь щель штор светило утреннее солнце. Сверху шумели соседи. С боковой стены играла музыка. Грёбаная суббота. Как можно так шуметь в выходной! Сегодня же суббота? Или нет?
— Сколько я спал… — простонал он через пересохшие губы.
— Ты очнулся! — воскликнула Алиса, выглянув из кухни. Синие спортивные штаны и розовый топик. Длинные волосы заплетены в две косички. Голубые глаза радостно сияют, прям как у самой верной собачки.
 
Пахло блинчиками. Кажется.
Димон потёр уголки глаз. Затем осмотрел пространство. Это была его арендованная однокомнатная квартирка. Никаких ошибок. Старые шторы. Ещё более старый диван. И крохотная коморка-кухня, в которой Алиса едва умещалась, готовя.
— Ты притащила меня домой. Спасибо.
— Если честно, — потупила она взгляд в пол. — Сначала завезла тебя к знакомой медсестре. Она осмотрела тебя, подлатала, ещё и пару уколов сделала. Что-то из жаропонижающего. Ты весь горел, как в лихорадке. Но благо, всё обошлось, — и посмотрела ему в глаза. — Прости. Я не должна была тогда покидать тебя. Старшие напарники так не поступают.
— Даже не знаю что ответить, — хриплым тоном произнёс Димон. Чихнул. Шмыгнул носом. — Чёрт, неужели у меня простуда? Почему ты так смотришь? — взглянул он на Алису.
Та чувствовала всю неловкость.
— Понимаю, ты скорее всего не простишь меня. Позволь немного помочь тебе выздороветь. После я уйду.
— Эм… Почему я должен тебя за что-то прощать? — потирал он нос. — Ты же не кинула меня в бою. А то, что ушла, когда я чуток съехал с катушек… Ну так, правильно сделала. Мы ведь совсем не знакомы, понятно, что ты мне не особо доверяешь. Так что твой уход я воспринял нормально. Но вот твоё появление было неожиданным. Подсобила, — и кивнул ей. — Спасибо. Ай, моя шея…
Блондинка с мокрыми глазами порхнула к нему, как бабочка. Схватила за руку, при том сделав это нежно, с бережностью, и произнесла тихим, слезливым голосом:
— Я больше никогда не уйду. Никогда. — взглянула ему в такие равнодушные, безэмоциональные кофейные глаза и, не выдержав, заревела: — Мне неважно кто — ты! Можешь не говорить! Можешь даже убить меня, но я больше не оставлю тебя одного… Обещаю… Прошу, поверь в меня…
— По правде говоря, не совсем понимаю, почему ты плачешь, — прокряхтел Димка. — Я же сказал, что ничего такого. Никаких обид. И я верю в тебя. А ещё блинчики подгорают.
— Дурашка. Ну какие блинчики! Я тут в любви признаюсь! — поджала она губы.
— Эм… Серьёзно? В каком месте? — прозвучал его тон недоверия.
— Вот! А говорил, что веришь в меня! — подловила она его.
— Не могу же я верить тебе прям во всём, — парировал он. — Оставь мне немного места для сомнений. Да и кто так в любви признаётся? Глупая девчонка.
— Моё сердечко разбито, — Алиса играно вздохнула.
Горелый запах уже кричал о том, что на сковороде блины стали афро.
— Ты даже лица моего не видела, о какой любви речь, — хмыкнул он в ответ.
— Мне без разницы как ты выглядишь, — пробубнила та. — Любовь — это не про внешность.
— Ну не знаю, любимый человек всё равно должен нравиться, хотя бы немного, — не согласился он.
— Говорю же, мне неважно! — настояла она на своём.
Остаться пеплом на сковороде, остаться пламенем в душе! — шкворчали горелые чернющие блины.
— Блины горят.
— Горят. Всё равно.
— А мне нет. Я плачу за аренду. Сгорит квартира — мне платить.
— Иногда ты так мил, а иногда прям ужасен.
— Я же чудовище, так и должно быть.
— Я не об этом… — сконфузилась блондинка и проворчала. — Так и знала, что ты злопамятный.
— Немного. Но я, правда, чудовище. Слышала как я храплю?
— Ты не храпишь.
— Ладно, не храплю. А что насчёт этого? Я украл твои трусики из корзины для грязного белья. Когда был у тебя в гостях. И понюхал их. Так поступить мог только чудовищный монстр.
— Что… Это правда?
Он кивнул:
— Ай… шея.
— Ты… Богини… И как оно? Ну, то есть… Даже не знаю что спросить.
— Неплохо.
— П-понятно. Я, наверное, пойду блины переверну.
— Ага.
Алиса, сглотнув, направилась на кухню. Щёки горели. Дима, действительно, делал это с её нижним бельём? Значит, он тоже влюблён в неё? Или… ОН ХОЧЕТ С НЕЙ ПЕРЕСПАТЬ! ТОЧНО! Девушка закусила губы, моля про себя, чтобы это было ПРАВДОЙ!