Адепты обмену и возврату не подлежат
Это как бинтовать девочке ноги с детства, чтобы ступня была миниатюрной и напоминала распускающийся цветок лилии. Когда же малышка превратится в девушку и снимет ленты, ее ноги так и останутся миниатюрными. Кости, за долгие годы привыкшие к одному положению, не выпрямятся. Они на всю жизнь останутся деформированными.
То же самое и с магией.
Но я все равно предпочитала не рисковать и, отправляясь к светлым, прихватила бутылек с привычно противной жидкостью.
Вынырнула из размышлений и критически осмотрела идеально чистую комнату. Побарабанила пальцами по спинке кровати.
Время шло. Скандал запаздывал.
Из-за двери доносились лишь привычные, обыденные звуки: шум шагов, отголоски разговоров. Но где же громогласное «Даркнайтс!»? Стало даже слегка обидно. Я тут старалась… И?
Спустя четверть удара колокола ректор в лучших традициях демонолога вместо призыва темных сил провалился… в смысле явился в Бездну сам. Точнее – явился в мою комнату. Без стука открыл дверь, перешагнул порог и…
– А где труп Даркнайтс?! – возмутился он. – Почему она… живая?
Мне же показалось, что вместо заминки, которая на миг возникла в словах Тумина, должно было прозвучать слово «еще».
И мы с главой академии уставились друг на друга. В его взгляде читалось: «Опять?» Я отвечала недоумением: «О чем вы?»
А что? Хочешь доказать, что тебя оболгали, – организуй еще пару «ложных вызовов». И все. После них словам доносчиков уже веры не будет. Так что…
Тумин стоял недалеко от входа. За его спиной топтались две моих соседки.
– Адептки Карен Той, Линси Пафин, объяснитесь, – приказал ректор, наполовину развернувшись к девицам.
– Она мертвой была! – обвинительно тыча в меня пальцем, начала пухленькая невысокая девица, поморщив свой высокомерно вздернутый нос.
– Чушь! – фыркнула я. – С того света живым еще никто не возвращался!
– Сожалею, Пафин, но Даркнайтс права. – Ректор сложил руки на груди. – Как ни старайся, но из зомби человека не сделаешь, – он произнес это таким тоном, как будто не раз пытался. Лично.
«Так, значит, эта сдобная плюшечка, у которой щеки по бокам свисают, – Линси Пафин», – сделала я мысленную заметку.
– Ни на что не намекаю, но это второе обвинение в мой адрес за день, с которым, попрошу заметить, реальность не согласна, – скучающим тоном произнесла я, глянув на ногти, словно любовалась новеньким маникюром. Увы, ни маникюра, ни совести у меня не было.
Ректор с шумом выдохнул. Вслух он ничего не сказал, но я чувствовала, как от него исходит раздражение. И приготовилась услышать что-то в духе: «Как же вы меня достали! Больше без настоящего трупа не беспокоить!» – но я недооценила выдержку Тумина. Он лишь прищурился и произнес:
– Светлые славятся своими честностью, открытостью и радушием… – начал ректор, а меня так и тянуло уточнить, не имеет ли глава академии в виду радушно открытую крышку гроба для одной темной? Но сдержалась. А глава академии меж тем продолжил: – Поэтому я жду от вас, Карен, Линдси, что вы проявите их в полной мере.
– А расселение?.. – В голосе второй соседки – русоволосой симпатичненькой светлой, которая могла похвастаться весьма привлекательными для мужского глаза формами, – разочарование можно было черпать ведрами.
Ректор ничего не ответил, но та-а-ак посмотрел… От подобных взглядов гербарии могут засохнуть оптом, не то что какие-то девичьи надежды увянуть.
Ушел Тумин в полном молчании. А мы вчетвером остались: я, двое светлых и наша с ними взаимная ненависть, от которой буквально искрился воздух.
В общем, обстановка, про которую темные говорят: не всем порой суждено дожить до рассвета.
Я, прищурившись, посмотрела на соседок. Злилась ли при этом на них? Конечно, нет! Но мысль о том, чтобы сделать этих светлых еще и просветленными (до мудрой седины на всю голову), меня прямо-таки манила. Особенно снежная шевелюра подойдет пышке-зазнайке, которая гордо задирала свой нос, как будто была минимум наследница престола, узревшая чернь в моем лице.
– Мы этого так не оставим! – наконец разорвала тишину шипящим от злости голосом русоволосая красотка и воинственно шагнула вперед, тряхнув локонами. Как там ее ректор назвал? Карен, кажется.
К слову, девица весьма выгодно смотрелась на фоне невысокой сдобной подружки. И что-то мне подсказывало, она сама прекрасно это знала и умело работала на данном контрасте. Ведь даже сейчас, угрожая мне, не задумываясь, Карен встала в выгодной позе. Так, чтобы ее грудь казалась максимально соблазнительной, а талия тонкой. Еще и волосы откинула, чтобы те упали волной на плечо. Позерша.
А это, в свою очередь, наводило на мысль, что не так она и уверена в собственной неотразимости… Что ж, учтем-с на будущее…
– Конечно. Ни в коем случае не оставляйте! А то, когда мы, темные, рядом, все что угодно может пропасть. Даже ложные обвинения, – все так же с напускной скукой начала я. – И ты потом бегай, ищи их по всему погосту, в могилы к зомби заглядывай…
– К-к-как ложные?! – возмутилась толстушка.
– Какие еще могилы? – вторила ей русоволосая.
– Обыкновенные. В которых дети Мрака обычно хоронят тех, кто не знает о правиле трех «П», – я решила сначала ответить Кейси, чтобы слегка сбить с русоволосой спесь.
– Что за правило? – спросила она ожидаемо. Еще и плечом дернула недовольно так. Дескать, что за чушь ты несешь?
– Поняла. Простила. Похоронила, – пояснила я и добавила с намеком: – К слову, хочу заметить, что я зла на вас, дорогие соседки, уже не держу. – И мило улыбнулась.
Светлые как-то разом сбледнули с лица и даже матом слегка покрылись. Правда, пока беззвучным. Прониклись, видимо, родимые. Осознали до конца, с кем им предстоит делить комнату. А может, просто судорожно пытались понять, какое чернословие я уже успела на них навесить, что они не почувствовали даже.
Я же про себя усмехнулась: жизнь темных – это игра в карты одновременно и с демонами Бездны, и с кромешниками, что живут в глубинах наших собственных душ. Потому мы всегда готовы к блефу. И если уж лжем, то исключительно профессионально, а не по-дилетантски. Как-никак опыт пальцем не раздавишь.
Потому-то прозвучавшим словам светлые поверили. И взирали сейчас на меня со смесью суеверного ужаса и ненависти. А я решила воспользоваться ситуацией и забить последний гвоздь в крышку гроба наших с девицами добрососедских отношений.
– Кстати, после этого, – я выразительно обвела взглядом идеально прибранную комнату, – любые ваши обвинения будут восприниматься как ложные. – Я мило улыбнулась и пояснила: – Ведь вы два раза наушничали на меня ректору. И в обоих случаях мне удалось убедить Тумина, что ваши нападки – плод богатой фантазии, которую питает ненависть к нам, темным, – закончила столь сладким тоном, что его можно было класть в чай вместо сахара.
Увы, мне достались любительницы горького, которые от моих слов мигом скривились. А я, видя такую реакцию, не смогла сдержать улыбку. Все же милые у меня соседушки. А темному, как говорится, хороших светлых и обидеть приятно.
– Тварь! – выкрикнула толстушка, сжав кулаки.
Сейчас она больше всего напоминала поросенка. Визгливого. Решительно настроенного, но безобид…
Арх подери эту психованную девку! Я едва успела уклониться от ее пульсара. Про безобидную беру свои слова назад. На стене, аккурат в том месте, которое еще миг назад было за моей спиной, ныне красовалось черное пятно копоти, змеившееся трещинами штукатурки.
– Отчисление? Или еще пару раз пальнешь, чтобы я могла требовать сразу запечатывания дара? – старалась говорить холодно и отстраненно, не показывая того, что сама испугалась. Сердце колотилось безумным арестантом, который, казалось, еще немного – и совершит побег из грудной клетки, просто проломив прутья ребер.
Но я сжала зубы. Это война. И эмоции на ней были непростительной слабостью. Так что плевать на страх. К демонам сомнения. Этот раунд будет за мной. И точка. Да, я оказалась одна против двоих. Да, они на своей территории. Но если я сейчас уступлю, значит, будут пытаться продавить меня и дальше. И не только соседки. Все светлые. Вся, архи ее дери, академия!