Бархатная смерть
– Миссис Горовиц, вы кажетесь мне женщиной, которая не только хорошо знает свою работу, но и делает ее хорошо. Женщиной, которая не только исполняет, но предугадывает и предупреждает желания своих работодателей. Но чтобы предугадывать их желания, вы должны хорошо их понимать.
– Я люблю свою работу. Я рада, что могу к ней вернуться. Не терплю праздности.
– Вы ожидали, что миссис Эндерс прикажет вам распорядиться вещами мистера Эндерса именно таким образом? Упаковать их и отдать Армии спасения?
– Нет. Нет, – осторожно добавила Грета, – но я должна признать, что меня такой приказ не удивил. Миссис Эндерс не сентиментальна.
– Ну, мы с вами тоже не сентиментальны. Вряд ли кому-то придет в голову назвать сентиментальной меня или вас. Если бы я потеряла своего мужа… мне хотелось бы окружить себя его вещами. Мне хотелось бы видеть их, трогать, ощущать их запах… В общем, держать их при себе. Мне были бы нужны эти осязаемые знаки его присутствия, они помогли бы мне пережить эту боль, этот шок, эту утрату. Вы меня понимаете?
Глядя прямо в глаза Еве, Грета кивнула.
– Да, я вас понимаю.
– Вы были бы удивлены, если бы сложилась обратная ситуация, если бы миссис Эндерс умерла, а мистер Эндерс попросил бы вас упаковать и удалить из дома одежду своей жены?
– Очень. Я была бы очень удивлена.
– Миссис Горовиц, я не включила магнитофон. Я просто спрашиваю ваше мнение. Ваше мнение чрезвычайно важно для меня. Она его любила?
– Я управляла их домом, лейтенант, а не их браком.
– Грета, – произнесла Ева с таким упреком, что Грета вздохнула.
– Вы ставите меня в неловкое положение. Я считаю, что с полицией нужно сотрудничать абсолютно честно. Но я убеждена, что преданность хозяевам, умение держать язык за зубами – это не вопрос выбора, это долг. Уж вы-то понимаете, что такое долг, лейтенант.
– Мистер Эндерс тоже был вашим хозяином, Грета. Да, я понимаю, что такое долг. Мы обе должны выполнить наш долг перед Томасом Эндерсом.
– Да. – Грета снова бросила взгляд на фотографию мужа. – Да, мы должны выполнить этот долг. Вы уже спрашивали меня об их отношениях, и я сказала вам правду. Может, не всю правду, не все оттенки правды, не мои чувства и соображения по поводу этой правды, но все-таки правду.
– А теперь вы мне расскажете о своих чувствах?
– Сначала скажите мне: вы подозреваете, что миссис Эндерс имела какое-то отношение к убийству мужа?
– Да, я считаю, что имела.
Грета закрыла глаза.
– Была у меня эта ужасная мысль. Но только поймите, нет, не тогда, не в то ужасное утро, когда я нашла его. Не тогда. И даже не в тот же вечер, и не на следующее утро. Но… теперь, когда я не занята работой, когда у меня оказалось столько свободного времени, чтобы думать, мне в голову стали приходить все эти мысли. Эти ужасные мысли. У меня появились сомнения.
– Почему?
– Была привязанность, были жесты – с обеих сторон. Оба проявляли снисходительность, уступчивость. Я это видела и думала, что у них хороший брак. Они сжились друг с другом, понимаете?
– Да, я понимаю.
– Если она поощряла его почаще бывать вне дома, играть в его любимый гольф, ходить на матчи, разве ее можно в этом винить? Если она поощряла его ездить в командировки, даже задерживаться подольше, это совершенно естественно. Женщины начинают ценить одиночество, и чем дольше они замужем, тем больше. Немножко побыть одной, без мужа, вечно путающегося под ногами.
– Разумная, любящая жена, потакающая слабостям мужа.
– Да, именно так и кажется на первый взгляд. Но на самом деле ей лучше жилось, когда он уезжал, чем когда он был дома, и чем дольше он отсутствовал, тем она казалась счастливее. Это только мое ощущение, – торопливо добавила Грета. – Мне так казалось.
– Именно ваши ощущения меня интересуют.
– Я замечала, что в день, когда ожидалось его возвращение, у нее настроение портилось уже с утра. Я это чувствовала даже в том, как она капризничала и суетилась, когда надо было готовить торжественный ужин по случаю его приезда. Когда он уезжал, она закатывала вечеринки и коктейли со своими друзьями. Это были ее друзья, понимаете? Ее, а не его друзья. И она никогда не приглашала мистера Бенедикта. – Грета помолчала, прижав пальцы к губам, потом опять аккуратно сложила руки на коленях. – Может, я и не стала бы рассказывать все это вам, если бы она не приказала мне убрать его одежду из гардероба таким же тоном, как если бы речь шла о натирке полов. Просто еще одно распоряжение по дому. Может, я и не стала бы вам рассказывать, но я знаю, она прочла неодобрение на моем лице, я не успела его замаскировать. И когда она увидела, лейтенант, ее манера изменилась. На глазах появились слезы и в голосе тоже. Но было уже слишком поздно, я уже видела другую миссис Эндерс и слышала другую миссис Эндерс. Было уже слишком поздно. Вот тогда-то она и попросила меня помочь в доме миссис Плаудер. Вот тогда-то и сказала, что оплатит мою работу, хотя это было слишком. Вот тогда-то и пообещала, что даст мне приличную прибавку к жалованью, когда я вернусь на работу. И еще сказала, что рассчитывает на меня. Что я должна помочь ей пережить это тяжелое время. – Глядя вниз, на свои сложенные на коленях руки, Грета покачала головой. – Вот тогда, лейтенант, я решила, что буду искать себе другое место. Вот прямо этим утром позвонила в агентство и подала заявку.
– С вами она просчиталась, Грета. Вы сможете присутствовать на панихиде, потом поехать в дом миссис Плаудер, потом вернуться к работе, пока не нашли нового места, и вести себя так, чтобы она ничего не заподозрила? Чтобы не догадалась, что вы на самом деле думаете и чувствуете?
Еле заметная улыбка тронула губы Греты.
– Я служанка, лейтенант. Я привыкла держать свои мысли и чувства при себе.
– Спасибо, что поделились ими со мной.
Ева встала и протянула руку. Поднявшись на ноги, Грета пожала протянутую руку и вдруг задержала ее в своей. И впилась в Еву взглядом.
– Может быть, мы несправедливы к миссис Эндерс. Но если нет, я надеюсь, что вы позаботитесь, чтобы миссис Эндерс получила все, что ей причитается, лейтенант.
– Я тоже хорошо делаю свою работу, – улыбнулась Ева.
– Да, я так и подумала, – кивнула Грета.
Ева решила не тащиться через весь город в офис Рорка. Как только она вновь оказалась на улице, она позвонила ему. И налетела прямо на секретаршу Рорка.
– Привет, Каро, можно…
– Здравствуйте, лейтенант! Я так…
– Да-да, здравствуйте. – И что теперь? Спросить: «Как поживаете?» Ну уж нет, хватит с нее светских разговоров! – Прошу прощения, Каро, мне жаль, что прерываю вас, но не могли бы вы передать Рорку, что я встречусь с ним прямо на панихиде?
– Один момент, я соединю вас прямо с ним.
– Но…
Поздно. Ева с досадой закатила глаза: изображение на экране сменилось успокаивающей синевой режима ожидания. И, как и было обещано, ровно через миг тихая синева режима ожидания сменилась яркой синевой глаз Рорка.
– Решила поболтать?
– Ну да, меня хлебом не корми, дай только поболтать, ты же меня знаешь. Слушай, я просто хотела оставить сообщение: давай встретимся прямо там, на панихиде. Все равно еще слишком рано, я зайду куда-нибудь в интернет-кафе, попробую поработать немного, а потом возьму такси и поеду на панихиду.
– А где ты сейчас?
– На Третьей авеню, двигаюсь к Пятьдесят четвертой. Так что…
– Стой там.
– Послушай…
«Опять опоздала», – подумала Ева.
– «Стой там», – проворчала она и сунула телефон обратно в карман.
Вот стой теперь и жди, пока он подъедет через весь город и подберет тебя, хотя ты прекрасным образом могла бы и сама добраться, куда тебе нужно.
Черт, не обзванивать же женщин из списка, который ей дала Линни Люс, стоя посреди чертовой улицы! Такие разговоры надо вести с максимальной деликатностью, решила Ева. И в полном уединении.
Оставшись в подвешенном состоянии, она подошла к перекрестку, но не стала смешиваться с толпой, дожидавшейся сигнала светофора, а остановилась в сторонке и принялась изучать пешеходов. Портфели, хозяйственные сумки, коляски с младенцами… Трое у края тротуара, стараясь опередить друг друга, размахивали руками – ловили такси. Мимо текла целая река желтых такси, уже загруженных пассажирами. В квартале от Евы вверх по улице сдвоенный автобус, пыхтя, подтащился к остановке, изрыгнул порцию пассажиров и, как удав, заглотнул новую.