Бархатная смерть
– У вас есть имена тех, к кому она обращалась?
– Никакого официального списка не существует. Все делается неформально, как я уже сказал. Но я, пожалуй, смог бы представить вам примерный список этих людей. Только мне придется навести кое-какие справки, я не в курсе того, кто конкретно и что для нее делал.
– Буду вам очень признательна.
– Лейтенант, я знаю, к вам приходил Бен Форрест. Я прошу прощения. Мне не следовало ничего ему говорить, хотя вы сказали…
– Ничего страшного, – остановила его Ева. – Никаких проблем.
– У меня это в печенках сидит, вот все, что я могу сказать. Не могу спокойно смотреть, как она транжирит фонды. Кто делает нудную подготовительную работу? Теперь-то она уж точно все это свалит на Бена. Она… – Уолш оборвал себя на полуслове. – Это все еще сидит у меня в печенках. Попробую подготовить для вас список.
– Спасибо.
Ева поставила бы любую сумму на то, что имя Бебе Петрелли непременно окажется в этом списке. Она могла бы…
– Что? – рявкнула Ева, когда подал голос ее внутренний телефон.
– Даллас, угадай, кто к нам пришел?
– Лучше ты угадай, сколько времени мне понадобится, чтобы завязать твой язык двойным узлом?
– Господи… – Пибоди поспешила спрятать язык за зубами. – Бебе Петрелли. Злющая как черт.
– Отлично. Застолби комнату для допросов и веди ее туда.
Ева оттолкнулась ногами в своем кресле на колесиках – пусть злющая Бебе немного поварится в собственном соку! – и посмотрела на доску.
– Ну что, Ава, трещина-то расширяется. Чувствуешь? Чувствуешь, как земля трескается и крошится под твоими шикарными и стильными туфельками? Я жду не дождусь, хочу поглядеть, как ты провалишься в эту трещину. Сама не понимаю, почему я так этого жду, но факт остается фактом. В конце концов, имею я право получить удовольствие от жизни?
Ева просидела так еще десять минут, после чего отправилась в комнату для допросов, чтобы встретиться лицом к лицу с Бебе Петрелли.
– Это преследование. Это моральный террор. Ева пожала плечами и села за стол напротив злющей как черт Бебе Петрелли.
– Вызовите адвоката, подайте жалобу. Но ведь вы не хотите звонить адвокату, правда, Бебе? Вот и не будем тратить время зря. Давайте не будем притворяться. Вы имеете право хранить молчание… – Ева зачитала стандартную формулу, пока Бебе смотрела на нее с открытым ртом.
– Вы что, обвинение мне предъявляете? – возмутилась Бебе.
– Я ни слова не сказала ни о каких обвинениях. Пока не сказала. Я только спрашиваю, понятны ли вам ваши права и обязанности в этом деле. Они вам понятны?
– О да, они мне понятны, черт бы вас побрал. Я только не понимаю, откуда у меня взялись обязанности. Я ничего не делала.
– Ава Эндерс просила вас что-то сделать?
– Нет. – Бебе крепко сжала свои руки.
– Правда? Она никогда не просила вас обзвонить каких-нибудь участников благотворительных программ или, может быть, приготовить блинчики для вечеринки? Выполнить какое-нибудь поручение, заняться конторской работой?
– Я думала, вы имели в виду… – Руки Бебе расслабились. – Конечно, я помогала. Добровольно. Эндерс очень много дал моим мальчикам и мне тоже. Я была рада оказать услугу миссис Эндерс. Как будто я не просто милостыню получаю, а пользу им приношу.
– Это помогло вам сохранить лицо. Итак, сначала она просит вас о пустячной услуге, на следующий раз это уже нечто большее, потом еще большее. Что скажете, так оно и было, Бебе?
– Говорю же, я помогала. Рада была помочь.
– Вы ей доверились? Открыли душу? Вы ведь с ней сблизились, верно? Вы же бегали по ее поручениям. Самые разные вещи, мелочи всякие, но все-таки… Она вам доверяла. И еще: вы ведь с ней тесно общались во время двухдневного отдыха в закрытых клубах. Вы ей рассказали, как тоскуете по мужу, как тяжело воспитывать двух сыновей одной? Делились с ней своими надеждами на их будущее?
Губы Бебе задрожали, ей пришлось крепко их сжать.
– А почему бы и нет? Эти поездки для того и организуются, чтобы делиться своими трудностями, выслушивать, налаживать связи, помогать друг другу. Почему же я не могла рассказать о себе? Тут ничего постыдного нет.
– А она вам посочувствовала, даже сблизилась с вами. – Ева намеренно наклонилась к самому лицу Бебе, чтобы той стало неуютно. – Она была откровенна с вами, Бебе? Она делилась своими переживаниями? Чтобы вы поняли, что даже женщине в ее положении, с ее возможностями приходится нелегко?
– Это личное. Не ваше собачье дело, – огрызнулась Бебе.
– О нет, это мое дело, раз ее муж убит! – Голос Евы, мягкий и даже просительный, в один миг стал таким жестким, требовательным и страшным, от неожиданности Бебе вздрогнула и отшатнулась. – Теперь это мое дело, – продолжала Ева, – так что не финтите со мной. Она предложила услугу за услугу, так ведь? Я сделаю это для вас, а вы тоже сделаете мне небольшое одолжение, так? Я тоже могу поиграть в эту игру.
Откинувшись на спинку стула, Ева отхлебнула воды из бутылки, которую захватила с собой, и снова завинтила крышечку.
– Если вы мне расскажете то, что мне нужно знать, я позабочусь, чтобы следствие по делу об убийстве вашего мужа было вновь открыто. И не просто вновь открыто, Бебе, а передано лучшим детективам из убойного отдела в Бронксе.
– Им плевать на меня, им плевать на Луку.
– Я позабочусь, чтобы дело было возобновлено и доведено до конца. Пибоди, – повернулась Ева к напарнице, – если я сказала, что заставлю детективов из Бронкса заняться делом Луки Петрелли и довести его до конца, я это сделаю?
– Да, лейтенант, уж если вы сказали, вы сделаете. Бебе, – обратилась Пибоди к допрашиваемой, – лейтенант принимает убийство близко к сердцу. Да вы и сами уже могли бы это понять. И после визита копов на ленч к вам в ресторан вы уже могли бы догадаться, что лейтенант пользуется влиянием в Бронксе.
– Говорю вам, Бебе… посмотрите на меня! – приказала Ева. – Я заставлю их заново открыть дело Луки. Я заставлю их отнестись к этому делу со всем вниманием. Говорю это под запись. А теперь вы мне скажите: вы хотите, чтобы это дело было вновь открыто?
Слезы навернулись на глаза Бебе и покатились по щекам.
– Да.
– Ава Эндерс просила вас убить Томаса Эндерса?
– Нет. Нет. Нет. Не просила. Клянусь моими мальчиками, не просила. Но…
– «Но». В том-то все и дело. Из-за этого «но» вы не поехали в клуб полтора месяца назад. Именно из-за этого «но» вы не посещали семинаров и социально ориентированных программ последние пять месяцев, не участвовали в их подготовке. Расскажите мне об этом «но».
Бебе вытерла слезы дрожащими пальцами.
– Я не могла уйти с работы. У меня не было времени. Мои мальчики… Она была добра ко мне, понимаете? Она дала нам шанс, а вы хотите, чтобы я на нее стучала.
– Она вас использовала, и в глубине души вы это знаете. Ваш отец вас использовал, ваши братья вас использовали, ваши дилеры и ваши «папики» вас использовали. Вы прекрасно знаете, что это такое – когда вас используют. О чем она вас попросила?
– Она не просила. Она… она рассказывала, как он ее насиловал, как приводил женщин в дом и хотел, чтобы она… тоже участвовала… в таких играх, которые были ей противны.
Пибоди предложила ей стакан воды, и Бебе выпила ее залпом.
– Она рассказала все это вам? – мягко спросила Пибоди. – Все эти интимные подробности своей семейной жизни?
– Она сказала, что я наверняка пойму, и я поняла. Я прекрасно поняла. Она сказала, что он собирается выкинуть ее из дома, прекратить ее программы, отменить стипендии, уничтожить все ее начинания, если она не сдастся. Ей было тошно от этого.
– Она вас разжалобила, – подсказала Пибоди. – Вам было ее ужасно жаль. Вам была непереносима мысль о том, что он все у нее отнимет. И у ваших мальчиков тоже.
– Да, мне было жаль. Боже, я не знала, что и думать. Не могла в это поверить. Он казался таким славным человеком. Но она разрыдалась, она была просто вся в кусках. Сказала, будто ей стало известно, что он пристает к детям, к девочкам, а она просто не знает, что делать. Никто ей не поверит, но надо же его остановить.