Не дыши!
Бонни и ее Команда помощников контролировали мои приемы пищи, рассудок, приступы морской болезни. Бонни была главной. И она пригласила в свою Команду не только Кэндис, но Джошуа и Дебору Хеннеси – главных Помощников в Экспедиции-78. Мне было очень приятно увидеть их вновь. Моя сестра Лиза и мой хороший друг Хайди Хорнес тоже присоединились к Команде Бонни.
Что касается медуз, то мы ожидали, что самой большой опасностью в океане для нас будет португальский кораблик. Байдарочники и дайверы высматривали синие плавающие пузыри даже в дневное время. В случае ночных атак у нашего доктора имелись адреналин, преднизон и баллоны с кислородом, чтобы остановить удушье, а также куча обезболивающих.
В субботу утром, 10 июля, Команда встретилась на пристани и отправилась на моторных лодках, к вычисленной Дэвидом стартовой точке, лежащей за 50 миль от нас. Мы не сразу поняли иронии того, что случилось спустя сутки. Нас одолели хандра и уныние. Море было ровное настолько, что на его водной глади можно было с легкостью сервировать обед. Ветра не было. Забавно, но такого спокойного моря мы больше никогда не видели. И мы растратили это совершенство на учебный заплыв. Стало ясно, что нужно без разрешения проникнуть в Гавану и прямо сейчас начать Экспедицию. Но на самом деле нам оставалось только мечтать о том, что такая погода повторится.
Сутки прошли просто превосходно. После сложных первых утренних часов и до заката я держалась отлично. Некоторое время я блуждала, металась в потоках ошеломляющего Гольфстрима. Рискну заметить, что на всей планете невозможно найти чего-то более синего.
Как-то раз в фитнес-зале на Манхэттене Аль Пачино подошел ко мне и со своим неподражаемым акцентом спросил, какой океан самый красивый из тех, что я видела. Я плавала в каждом. Бледно-голубой океан, омывающий Танзанию, темные воды Тихого океана на Багамах, сине-зеленое Эгейское море, серо-синие воды Патагонии. Однако нигде на Земле мое чувство красоты не было так затронуто, как в ультрамариновых водах Гольфстрима.
Я сохраняла спокойствие на протяжении всего плавания, за исключением одного случая гипертермии. Эти воды были намного теплее, чем в районе Сен-Мартена, учитывая то, что чуть больше месяца назад я совершала здесь короткий заплыв. Сейчас же под палящим солнцем меня настигло обезвоживание. Бонни увеличила мое потребление воды и сделала пометку в своем журнале о том, какое количество смеси водного электролита потребуется мне на Кубе.
Ночь прошла хорошо, и в 9 утра, в воскресенье, Бонни свистом дала понять об окончании заплыва. Все зааплодировали. Кэндис плакала. Они гордились мной. Думаю, что я переоценила свои силы в самом конце. Меня рвало в течение нескольких часов, и я нуждалась во внутривенном питании. Но я доказала, что была готова к 24 часам марафона.
Вся Команда многому научилась, и днем мы собрались, чтобы поговорить.
Команде дайверов, отвечающих за безопасность, не нравилось отсутствие видимости ночью. Их раздражало, что любое безопасное освещение не поможет им разглядеть происходящее на глубине.
Люк разработал новую схему использования подводного белого света и расширения его радиуса действия. Требовалось минимум 50 освещенных ярдов. Используя белые огни, мы рискуем, но у Люка не осталось иного выхода.
Сопровождающая лодка в воде шла от меня слишком близко. Чтобы видеть Бонни и Команду, мне приходилось чересчур высоко поднимать голову, из-за чего я рисковала получить проблемы с дыханием. Лодка не могла идти параллельно со мной, на моей скорости: мощный мотор не давал ей двигаться слишком медленно. В панике я постоянно искала силуэт лодки перед собой. Дэвид объявил охоту на новую лодку-эскорт в масштабах почти всего штата. Он вернулся не только с потрясающей 38-футовой лодкой Voyager, но и с двумя «знающими свое дело людьми», которые тут же включились в работу.
Ди Брейди была хозяйкой Voyager и моей ровесницей, настоящей хиппи. В прошлом жительница Нью-Йорка, которая ежедневно от корки до корки читала «Таймс», она объездила на Voyager весь мир и всегда была готова к новым приключениям. Ди может находиться дома на вилле в Тоскане, руководить экспедицией на Багамах или прозябать в небольших мексиканских рыбацких деревушках зимой. Ее чемодан, вне зависимости от того, насколько долгой будет дорога, не превышал размера коробки для яиц. Я до сих пор точно не знаю, какого цвета у Ди глаза. Она никогда не снимает солнечных очков с темными линзами цвета ночного беззвездного неба. Ди сохраняла спокойствие с самого первого дня. Она стала главным Рулевым на Voyager, ценным членом Команды. Она не нарушает тишину, слушает внимательно. Без эмоций. Ди спокойна.
Джон Бартлетт. Этот парень, мой ровесник, оказался просто гениальным проектировщиком. И он был очень красив. Джон вел себя сдержанно и скромно. Даже чересчур скромно. Но он жил в своем мире, который любил. Джон прекрасно поддерживал разговор на любую тему, начиная от искусства и заканчивая физикой. Он будто размышлял вслух, а его пальцы в это время двигались, словно пальцы пианиста, играющего регтайм. В нашем тренировочном лагере мы по вечерам частенько играли в нечто вроде фантов. Так вот, только Джон мог угадать человека – не женщину, – жившего в XVII веке композитора. Здорово звучит? Но затем он угадывал имя ученого, который разработал систему хранения чая для космонавтов. Возможности его ума были неисчерпаемы.
Наша цель очаровала его. Джон знал Флоридский пролив как свои пять пальцев. Он долго разговаривал с Дэвидом, обнаруживая хорошее знание Гольфстрима, прибрежного течения и проблем, которые могут возникнуть при заплыве.
Я быстро влюбилась не только в двух наших новых товарищей по команде, Ди и Бартлетта, но и в свою новую сопровождающую лодку. У Voyager имелась площадка, расположенная на моем уровне. Находясь на ней, Бонни и ее люди могли наблюдать за мной. Я тоже могла видеть их, когда делала вдох, не прикладывая усилий и не поднимая головы из воды.
Все, что требовалось: установка более медленных двигателей и реконфигурация руля. Voyager был нашей лодкой. Ди была нашим Капитаном Команды рулевых. Бартлетт был нашим новым всесторонним консультантом. Эти ребята стали для нас настоящим кладом.
Когда мы посмотрели по GPS на пройденный нами, за последние 24 часа, путь, мы увидели, что я сделала две полных петли ночью, проплыла дважды по кругу. Все мы предположили, что те петли были результатом моего плавания, так как я уплывала слишком далеко вправо, не замечая этого и не слыша сигналов вернуться назад. Нам было необходимо понять, как сделать так, чтобы удержать меня параллельно сопровождающей лодке. Минимальная протяженность заплыва составляла 103 мили, и каждые пятьдесят ярдов в сторону и пятьдесят ярдов назад нужно прибавлять к этой цифре. И я не могла долго концентрироваться на движении лодки и сохранять расстояние до нее. Мне было сложно держаться возле лодки при свете дня, и я постоянно уплывала вправо ночью. Такая ситуация продолжилась в течение всех тренировок. Днем Бонни проводила большую часть времени, держа оранжевый спасательный жилет высоко в воздухе, чтобы подавать мне сигнал о возвращении к лодке сразу же, как я начну плыть в сторону. В ночное время ее свист почти не умолкал.
Трудно представить, насколько трудно долгое время концентрироваться, имея лишь один ориентир. Почти нереально. Вы начинаете отрываться, в ваших мыслях нарастает хаос. Это ужасно для всей Команды. Байдарочники вынуждены каждую минуту кричать на меня, чтобы я возвращалась к реальности.
Уплывая вправо, я иногда отбивалась от своих на 100 ярдов. В такой ситуации, при нападении медузы или акулы, дайверы бессильны, они должны оставаться рядом с Voyager.
У Дэвида Бартлетта и одного из байдарочников, Стюарта Нэггса, с острова Сен-Мартена было решение. Они сделали своего рода рейку, длиной в 20 футов и установили ее на носу лодки так, что она смотрела вправо. С конца этого шеста в воду, на глубину в 10 футов, спускалась цепочка с небольшим резиновым треугольником на конце. От этого треугольника отходила лента шириной 4 сантиметра, сделанная из белой парусины. Когда лодка двигалась, лента вытягивалась параллельно ей, в 20 футах от борта. Теперь под водой у меня была своя дорожка, как в бассейне. Даже уходя направо, я видела, как Бонни достает оранжевый спасательный жилет – сигнал вернуться на место, сразу замечала белую ленту и возвращалась. Ночью Бартлетт прикрепил на резиновый треугольник ряд красных светодиодов, которые привел в действие от бортового генератора. Эти красные огоньки стали настоящим успокоением в ночи для меня и всей Команды. Мы также решили, после первых 24 часов, прикрепить один красный светодиод на ремешок моих защитных очков. В безлунную ночь Бонни не могла разглядеть меня на расстоянии 20 футов. Она полагалась только на звук моих плещущихся в воде рук, а красный свет помогал ей точно определить, где я.