Не дыши!

Конец января мы провели на острове Сен-Мартен. Или, как мы теперь называли его: Лагерь SXM [41]. Дэвид и Майя были в полной готовности. Даже с травмой плеча мои результаты теперь превосходили прошлогодние показатели. Я увеличила время в воде. Мы добились результата рывком, вместо того чтобы медленно прогрессировать.
Майя представила меня одному парню – который станет нашим тайным оружием – Марку Золлингеру. С самых первых минут мы стали говорить на одном языке, понимая друг друга с полуслова. Он являлся фанатом марафонов и боевых искусств, в особенности бандо. Его спортивные нагрузки были нечеловеческими. Уже 25 лет Марк был инструктором водных видов спорта в отеле La Samanna, на острове. Впоследствии этот отель будет финансировать мою экспедицию. Мы встретили друг друга в тот момент, когда Марк раздумывал, на что еще потратить свой неисчерпаемый энергетический запас. Он восхищал меня. Я просто обожаю людей, которые живут на полную катушку. Ростом 6 футов и 3 дюйма, с характерной для людей, живущих около моря, короткой стрижкой, Марк, его жена Энджи, настоящая фанатка приключений, и их восьмилетняя дочка Сэм открыли двери своего дома для меня и моей Команды, которые прибыли на остров для подготовки в Лагере SXM.
Дэвид по-прежнему оставался главным Штурманом. Майя была тем, кто отвечает за движение лодок – капитаном. Марк и Энджи с готовностью приступили к тренировкам наравне с остальными. Не стоит говорить, как сложно пересилить себя и, несмотря на постоянные приступы тошноты, подплыть в три часа ночи к лодке и принять пищу. Только так я могу набраться сил, чтобы просто грести дальше. И я заставляю себя. Вернее, моя Мечта заставляет меня сделать это. Но смотреть, как Бонни в три ночи проверяет каждый механизм наших лодок, как следит за нашим курсом, не отвлекаясь на протяжении всего времени… Понимать, что это Энджи положила мне под голову подушку, когда после тренировки я вырубилась прямо в душевой кабине… Эти люди заботились обо мне. Подобный комфорт я не заслуживала. Они болели за меня всем сердцем, не получив за все время даже десяти центов! Мы стали единым целым. Я ни за что не забуду их преданность. Порой, в воде, когда я была на пределе, Марк и Энджи свешивались через перила лодки и пели на два голоса:
 
 
And I can take you for a ride on my big green tractor.
 
We can go slow or make it go faster [42].
 
 
Энджи пела эти слова с чистейшим акцентом западной Виргинии. Наши глаза загорались. Бонни указывала нам на Французский мост, находящийся в паре метров от меня. Мы воображали, что это не маленький «сувенирный» мостик, а огромный, сродни Джордж Вашингтон Бридж, мостище. Мы дурачились словно дети. Каждый раз, проплывая рядом с этим мостом, я серьезно и торжественно восклицала: «Добрый день, le Pont Francais!» Эти милые привычки делали нас настоящим братством.
Во время перерывов на еду мы вели долгие разговоры обо всем на свете. Мы обсуждали тренировки, Вселенную, движение звезд на небе. Марк и я отвечали за эти «разговорчики в ночи». Через девять часов, через одиннадцать часов…
«Марк, что ты скажешь о том, что недавно я прочитала в «Кратчайшей истории времени» Стивена Хокинга? Он говорит, что началом Вселенной послужил Большой взрыв в космосе. А до этого все космическое пространство занимало площадь, равную одной миллионной пенни. Представь только: одна миллионная размера пенни. У тебя не сносит крышу от этого?»
Марк и его приятель Фред отшучивались в стиле большого Арни: «Хах, а у этой девочки огромные бицепсы. Она, должно быть, большая задира». По причине того, что зима на райском острове Сен-Мартен близилась к концу, мы снова вернулись в Мексику, к Кэти Лоретте. Бухты и островная береговая линия спасали нас от огромных волн и штормов. Но побережье Юкатана таило большую опасность для всех нас. При больших волнах лучше было плыть ближе к берегу, но нас могло отнести к параллельным береговой линии рифовым скалам. Если волны у берега были выше и больше, чем обычно, то вся Команда целый день была настороже, не позволяя мне врезаться в острые кораллы или захлебнуться песком, носимым морем. В этот раз главным на корабле вместо Бонни был Тим. Вообще-то он снимал свой документальный фильм об Экспедиции. Но когда он был нужен мне, он сразу же забрасывал свою камеру. Эти 15 часов стали настоящим испытанием. Голос Тима, охрипший от криков об опасности, был едва слышен.
 
На следующий день в Мексике мы плавали за пределами рифа, очень осторожно, чтобы не повредить «Акулий щит». Ветер дул на юг. Обычно мы плывем в одном направлении, согласно рассчитанному времени, а затем возвращаемся назад: нам не хочется заканчивать заплыв далеко от дома. Для этого нужно учесть скорость ветра и подводные течения. Место для разворота мы в каждом марафоне можем определить безошибочно. Последнее, в чем я нуждаюсь по окончании заплыва, это долгое время находиться на небольшой лодке, плохо чувствуя себя все время, пока мы возвращаемся обратно. Сегодня у меня нет никаких шансов продвинуться на север. Мы решаем пойти на юг, в надежде, что позже ветер стихнет. Но он дует на протяжении всего дня, и нас относит далеко к югу. На одной из остановок Бонни сообщает мне, что пейзаж береговой линии со всеми своими отелями, городками и джунглями остался далеко позади. По окончании этих 12 часов меня перетаскивают на маленькую алюминиевую лодку. И мы бесконечно долго, в сильнейший ураган, возвращаемся домой. Мы сидим с Бонни, плечом к плечу, наши головы неудобно замотаны влажными полотенцами. Дощечка – скамья очень холодная, без спинки. Волны хлещут прямо нам в лица, мы сидим с закрытыми глазами. Позже ночью я плакала на пляже, глядя на Кэти с полотенцем в руке. В том же заплыве я почувствовала в своем желудке нечто странное. Это был громкий щелчок. Раньше такого никогда не было и в дальнейшем не повторялось. Я остановилась и заорала Бонни, что мой желудок сделал полное сальто и продолжает оставаться перевернутым. Она уговорила меня по-собачьи доплыть до лодки. Свесившись вниз, Бонни спросила, испытываю ли я боль. Нет, больно мне не было. Я надавила пальцами на грудь. Затем я услышала щелчок, возвещающий о том, что мой желудок принял прежнее положение. Бонни и я переглянулись. Мы понятия не имели, что это было и угрожает ли случившееся моей жизни. Я продолжала плыть как ни в чем не бывало. Вот как чертовски оригинальны экстремальные виды спорта!
Бонни и я решили, что в этом году суточный заплыв необязателен. Все же мы вернулись на остров, чтобы я проплыла 18 часов. В тот день море словно взбесилось.
В конце тренировочного сезона, когда я пыталась придумать новый плей-лист песен для марафона, мой мозг впадал в ступор. Когда я шагнула в воду в лагуне Сен-Мартена, где я буду разогреваться в течение 45 минут, а затем выйду в открытый океан, я заставила себя переключить внимание на что-то другое. Я планировала плыть от города к городу. Так я могла бы представлять себе их как точки на карте мира, напевая веселую армейскую песенку:
 
 
I don’t know but I’ve been told,
 
Streets of Bogotá paved with gold.
 
Sound off! One, two!
 
Sound off! Three, four!
 
Sound off! One, two, three, four [43]!
 
 
Я начну с Южной Америки, чтобы посмотреть, сколько часов у меня займет перечислить всю Землю: «облетев» Африку, Азию, Европу, добраться до Северной Америки. Если, конечно, успею за 18 часов.
Колумбия: Богота. Картахена. Кали. Медельи`н. Перейра. Я представлю каждый город на карте побережья. Возле Венесуэлы меня захватывают воспоминания. Я часто шучу, говоря, что каждый марафон – это шесть месяцев на диване в кабинете психолога. Сознание захлестывают эмоции, в мыслях абсолютный хаос. И все из-за одной случайно увиденной картины или звука голоса.