Кофе в постель, пожалуйста! (СИ)
— Конечно. — Подойдя к кулеру, я наполнила пластиковый стаканчик и подала его раскисшей коллеге. — А он не пришел?
— П-пришел, — опровергла мое предположение Юля и сделала жадный глоток, после чего продолжила. — Только вместо того чтобы задания выполнять, материться начал. Ну и… обзывать по-всякому. Даже вспоминать не хочу!
Могу себе представить. Этот мелкий говнюк во время нашей последней беседы предложил мне отсосать у него, устроив фейерверк на большой перемене. После чего услышал, что для фейерверка ему надо бы подрастить фитилек, да и с большой переменой он явно себя переоценил. Но если с меня хамство школьника как с гуся вода, то для эмоциональной Юли подобные нападки ножом по сердцу. А дети чувствуют слабину и любят по ней потоптаться. Особенно жестокие дети.
— И не надо, не вспоминай, — поддержала я девушку, чуть сжав ее руку в ободряющем жесте. — Нечего на дурака внимание обращать.
— Как не обращать, когда из-за него Игоря увольня-а-ают! — завела прежнюю пластинку англичанка, и я протянула ей новую порцию салфеток. — То есть из-за меня-а-а!
— Так из-за него или из-за тебя? — уточнила я, не сумев до конца скрыть в своем голосе саркастические нотки, которые, впрочем, никто не заметил.
— Из-за на-а-ас! — подвела итог Юля и громко высморкалась. — Я ему написала, попросила о помощи. А когда он в кабинет вошел, Горный… в общем… Игорь ему сразу в глаз дал, и теперь…
— И теперь Игоря увольняют. Ясно. — Я выпрямилась и с жалостью посмотрела на съежившуюся девушку с высоты своего роста. — Юлия Игоревна, а администрация в курсе всей этой истории?
— К-конечно, меня в тот же день к директору вызвали, как только отец Горного в школу пришел, — пролепетала учительница.
— А с родителями Димы вы разговаривали?
— Нет, зачем? Я просто рассказала все, как было…
— Понятно, — коротко бросила я. — И в профсоюз, видимо, вы тоже не обращались.
— Я в нем не состою… Да и чем бы он смог помочь?
— Возможно, ничем, — согласилась я, затем забрала из рук Юли пустой стаканчик и бросила его в мусорку. — Но вы могли попытаться. Могли за эти три дня попробовать как-то помочь человеку, который встал на вашу защиту. Могли не просить помощи у него, а справиться с восьмиклассником собственными силами. А могли вообще не идти в педагогический, чтобы никогда не сталкиваться с подобными проблемами.
— Хотите сказать, я плохой учитель? — нахмурилась Юля, на лице которой мигом просохли слезы.
Я покачала головой и тихонько вздохнула. Вечно с этими молодыми специалистами одно и то же. Накупят методичек и думают, что способны даже глухонемого научить читать. А потом попадают в суровую российскую действительность и мелодия школьного вальса, играющая в их головах, приобретает звучание хардкора.
— Это не так, вы хороший педагог. Но за два года могли бы и понять, что все ваши действия имеют серьезные последствия. Недавно в соседней школе дежурный учитель отошел в туалет, а мальчишки в это время подрались, в результате чего один из них виском ударился о радиатор. Мальчик погиб, учитель под следствием. Жалко ребенка? Конечно, но его не вернешь. А в прошлом году в одной гимназии был скандал, когда родители возмутились фотографиям учительницы в купальнике. Не на официальном сайте, а просто ВКонтакте, где молодой педагог общалась с друзьями. Раздули такую шумиху, что всех педработников обязали удалить аккаунты в соцсетях. Противоречит Конституции? Разумеется, но это реалии, с которыми мы вынуждены мириться. Можно даже не ходить далеко за примером: психолог из первого филиала уволился, как только узнал, что двое школьников связались с «Синим китом». Трусливо? Да, зато безопасно, если не хочешь отвечать за жизни глупых подростков.
— Зачем вы мне все это говорите? — прошептала Юля, подняв на меня затравленный взгляд. — Что я, по-вашему, должна сделать?
— Мне вы ничего не должны, — сказала я, уже подходя к двери. — А вот для себя вам давно пора определить линию поведения: вечно звать на помощь других и держать наготове носовой платочек или все же завоевать авторитет учеников и коллег собственными силами. Просто помните, что ответственность придется нести за любое решение.
Я вышла, оставив в учительской свой чай, печенье и хлопающую глазами англичанку. Да, я злая. Но что поделать, день сегодня не задался с самого начала. А мягкотелые плаксы вызывали у меня раздражение чуть ли не с детства.
Сама не заметила, как ноги понесли к кабинету истории. Очнулась уже перед едва приоткрытой дверью, за которой был виден край стола и сидящий за ним мужчина. Точнее, его половина в виде левой ноги в черном ботинке и руки, свисающей с подлокотника кресла. Как будто набирается сил перед битвой.
Вот спрашивается: чего я сюда пришла? Поддержать? Посочувствовать? Извиниться за слова, в запале произнесенные утром? Или, может, проверить на вшивость? Тихонько прислонившись к стене, я достала телефон и быстро набрала своему самому загадочному собеседнику: «Можешь ответить на один вопрос? Только честно».
Рука Игоря дрогнула и на время пропала из поля зрения, как будто он потянулся за чем-то на столе. А через двадцать секунд я прочла ответ от гепарда: «Хорошо. Но у меня к тебе тоже есть вопрос, на который я хочу получить честный ответ».
Оу. Как-то даже не по себе стало.
«Ок, я первая, — напечатали пальцы, несмотря на угрозу расплаты. — Помнишь, ты в понедельник писал, что поговоришь с теми парнями, которые на меня напали? Поговорил?»
Я дернулась, когда за дверью раздался скрип кресла. Аккуратно заглянув в щелочку, убедилась, что Игорь просто откинулся на спинку стула и вытянул вперед ноги. Испугал, зараза!
«Опосредованно, — признался мой собеседник, вновь привлекая меня к экрану телефона. — Не волнуйся, я решил проблему. Больше они тебя не побеспокоят».
Опосредованно — это как? Через дружков-бандитов? Или пообщавшись с семьями отморозков? Черт, а что если отец Горного написал заявление на Игоря не из-за школьной истории, а по несколько другой причине? Одни вопросы…
«Моя очередь. — Следующее сообщение гепард набрал так быстро, что мне даже не хватило времени ничего ответить. — Расскажи, что для тебя считается изменой».
Я вылупилась на сообщение и перечитала его три раза. Даже четыре. Потом подняла голову и обнаружила, что рука историка опять появилась в зоне видимости и теперь подушечки пальцев барабанят по подлокотнику, как бывает, когда человек размышляет, нервничает или… ждет. Что-то мне нехорошо.
«Ревнуешь? — заставила себя ответить, более-менее собравшись с мыслями. — Зря. Таких отношений, как с тобой, у меня точно ни с кем нет».
«Каких? Виртуальных? Или близких?»
«Душевных».
«Это приятно, — прочла я и облегченно выдохнула, но тут пришло новое сообщение, заставившее меня снова напрячься: — И все-таки ты не ответила на мой вопрос про измену. Увиливаешь от ответа, кошечка?»
Кресло Игоря, заскрипев колесиками, отъехало в сторону, и я чуть не поседела от резкого звука, раздавшегося в пустом классе. А историк как ни в чем не бывало закинул ноги на свой рабочий стол, не подозревая о моих треволнениях. Или подозревая и намеренно выводя из равновесия. Зараза такая!
«Просто не совсем понимаю, что ты хочешь от меня услышать, — заметила я, чувствуя, что выхожу на минное поле. — Об измене можно говорить только в том случае, если у людей есть отношения. А отношения начинаются, когда двое решили, что они теперь вместе. Согласен?»
«Вполне, — вынес вердикт мой собеседник, после чего я почувствовала себя школьником, без подготовки сдавшим ЕГЭ на сто баллов. — Ты подкинула мне информацию для размышления, спасибо».
И почему перед глазами стоит сцена, где я целуюсь с Сергеем возле машины, а Игорь замер рядом и смотрит на меня как на предательницу? Но я ведь ему ничего не обещала, верно? Ни ему, ни гепарду, ни даже Сергею. Почему тогда на душе так паршиво, будто я и правда изменила кому-то из них? Еще бы понять кому.
Я подняла сжатую в кулак руку, собираясь постучаться в кабинет истории, но тут завибрировал фитнес-браслет, а в следующий миг по коридору разнесся голос охранника, гулко пророкотавший по громкой связи: