Пятничный я (СИ)

— Мэтр Курдбах, прошу прощения, но я… Позвольте, я сначала представлюсь как положено. Меня зовут Яннис Несланд, — мэтр удивленно округлил рот и обежал гостя быстрым цепким взглядом. — Так уж получилось, что вот уже почти сутки я муж пресветлого дора Несланда…
— Так уж получилось? — переспросил старик и вскинул лохматые брови.
Яннис кивнул.
— Иначе не скажешь. Я был его женихом, приехал на каникулы, чтобы лучше познакомиться с будущим супругом, а потом — оп! — и вдруг выяснил, что я уже муж. Хотя и свадьбы не было, и клятв никаких я не давал. Опекуны расстарались, а о чем думал пресветлый дор Несланд, когда соглашался на такой брак, не мне судить. Я сейчас вообще не об этом.
— А о чем?
— Я мало что знаю о магии и зельях, — осторожно подбирая слова, начал Яннис. — Я учусь в военной Академии, и мой учитель мэтр Шуппе мне кое-что объяснял, но…
— Мэтр Шуппе? — старик задрал брови еще выше. — Малыш Колин Шуппе?
Яннис неуверенно кивнул, а старик вдруг откинулся в своем кресле и захохотал. Причем делал он это так задорно и заразительно, что Яннис тоже невольно заулыбался, хотя повод для веселья был ему не очень понятен. «Малыш Колин»? Звучало забавно, но никакой ясности не вносило. Наконец, мэтр Курдбах успокоился, вытер большим клетчатым платком заслезившиеся глаза, смачно высморкался и вновь сосредоточился на Яннисе.
— И что же мэтр Шуппе?
— Он стал заниматься со мной совсем недавно…
— А вы к тому же были не самым усердным учеником, — вновь перебил мэтр Курдбах и закивал сам себе. Привычка додумывать за собеседника ответы на свои вопросы, как видно, была в старом маге так же сильна, как вера в порочную привлекательность сосков в святом Вазилеосе и его идейном последователе пресветлом доре Халльроде.
— Ну… Да… — Яннис развел руками.
— Молодость, молодость, — качая головой, пробормотал Курдбах. — А почему мэтр стал заниматься с вами, юный дор? Насколько я знаю, в военной Академии магию студентам не преподают.
Бляяя… Не подумал… Как теперь выкручиваться?
— Это… факультатив. Я… Я проявил интерес, стал задавать вопросы, а мэтру Шуппе показалось это интересным и важным… Да! У него есть мысль как раз-таки начать преподавание основ магии будущим офицерам. Не в том смысле, чтобы научить их колдовать — это невозможно. А в том, что они, как будущие военные, которым в том числе предстоит противостоять и вражеским магам, должны знать, с чем именно им придется иметь дело. Я стал… для него… экспериментом. Вот.
— Хитро… А ведь верная мысль! Молодец… — продолжая качать головой, но на этот раз не осуждающе, а уважительно, Курдбах потянулся к оставленной на низком столике у кресла кружке и хлебнул из нее.
Пахнуло травами и алкоголем, и Яннис усмехнулся. Старый маг, больше всего похожий на Деда Мороза, снявшего свой красный халат, чтобы спокойно расслабиться дома, ему нравился.
— Мэтр Курдбах, скажу вам честно, я ждал, что наша с вами беседа будет совсем иной и даже строил некоторые планы, но… Вы можете дать мне слово, что мой рассказ за пределы этой комнаты не выйдет?
Маг отставил свою кружку и вновь наклонился к Яннису, изучая его поверх очков.
— Только в том случае, если мне не придется покрывать преступление, юноша. Если же речь идет о всяких там амурах и тужурах — можете не сомневаться, ваши сердечные тайны так тайнами и останутся.
Яннис вздохнул и нахохлился.
— В том-то и дело, мэтр, что речь пойдет о плохом. Мне нужен совет, и госпожа Агнесса…
— Милейшая, милейшая дама, жаль давно не виделись…
— И вот это в моей истории — существенная часть того плохого, о чем я хотел говорить. Судя по этим вашим словам, вы в Несланд Эльце не были уже довольно давно.
— Да, все верно. Уж с месяц, наверно. Тогда юный Альф застрял головой в чугунке. Да так, что и вынуть никак не могли, и чугунок на голове пилить страшно было. Вот и пришлось мне приезжать. Не ребенок, а сто монет убытку.
Яннис засмеялся. Оказалось, что родная пословица была в ходу и здесь, разве что денежные единицы различались. Это неожиданно согрело и как-то успокоило, что ли…
Иногда прошлая жизнь — Земля, ребята из «Альфы», большой город-муравейник и всяческая жизненная суета, — все это забывалось, уходило куда-то в самую глубину памяти. Но когда воспоминания всплывали, то втыкались в сердце и в душу, как острые иглы. Вспоминались отец и мать. Дед с бабкой, которые умерли уже совсем давно, но бывший майор их помнил и по-прежнему любил. Кто теперь будет ходить за их могилками? Кто отчистит после зимы старые черно-белые портреты на дешевеньких цементных памятниках? А ведь где-то там и его собственная могила. Тоже портрет, дата рождения, дата смерти…
Как-то ему довелось пообщаться с ветераном Великой Отечественной. Старика пригласили к ним в отряд перед очередной годовщиной Победы с целью патриотического воспитания состава. Все морщились, иронизировали по этому поводу, а после увлеклись. Старик оказался невероятным. Глядя на него, тогда еще не майор, а капитан Иртеньев понял, почему СССР победил в той войне — благодаря таким вот людям. Простым, веселым и невероятно жизнелюбивым.
Старик рассказывал много смешного, вспоминал погибших друзей — но тоже как-то не с тоской, а словно бы просто соскучился по ним, словно они в отпуск к морю уехали, а не погибли страшно и мучительно. А после поведал и о себе. И опять смеялся, рассказывая о том, как ему позвонили из муниципалитета какого-то белорусского городка и пригласили посетить имевшийся там памятник погибшим солдатам. Сказали — ваш отец похоронен здесь. Старый солдат удивился — его отец лежал на одном из Подмосковных кладбищ. Стал выяснять и с изумлением узнал, что на том памятнике выбито его собственное имя. «Вот так я, братцы, и сподобился побывать на своей могиле. Тогда путаницы много было. Вот и схоронили меня и даже похоронку матери отправили. Тоже берегу ее». «Ну и как ощущения?» — спросил тогда Иртеньев. Старик вновь засмеялся, покрутил головой и сказал: «Сначала дико было. А потом решил — знак. На войне, знаешь, хорошей приметой было, когда кого-то мертвым сочли, а он живой оказался. Считалось, что больше смерть уж не придет — как бомба не падает дважды в одну воронку, так и тут. Вот я и решил — раз один раз уже схоронили, второй раз нескоро придется. Ну и прав оказался — видите, вот все еще копчу небо».
Интересно, тот факт, что его схоронили на Земле, станет хорошей приметой здесь, в этом странном мире? Яннис тряхнул головой, прогоняя воспоминания и ненужные сейчас мысли. Следовало думать о сегодняшних проблемах, благо их хватало.
— Что Альф, что папаша его — одного поля ягоды. Сто монет убытку. Верно вы говорите, мэтр. Плохо другое. Госпожа Агнесса уверена, что вы были в замке вчера, когда пресветлому дору Несланду плохо стало.
— Ему было плохо?
— Да. И госпожа Агнесса велела вызвать вас. Но лечил его какой-то другой человек. Я видел его случайно. Вас-то я до этого не знал, ну и подумал, что это вы. А как сегодня приехал — сразу понял, что ничего подобного.
— Кто-то назвался моим именем?! — старик даже привстал из своего кресла.
— Не знаю, как дело было. Может, за вами и не посылали, хотя я сам слышал, как госпожа Агнесса настаивала на этом, но точно могу вам сказать, что какой-то маг Эйсона лечил, и после этот бедолага чуть не умер.
Мэтр Курдбах плюхнулся обратно в свое кресло, сделал добрый глоток из своей верной кружки, махнул рукой и приказал:
— Рассказывайте, пресветлый дор!
Яннис и рассказал. А затем пересказал еще раз, попутно отвечая на очень точные и въедливые вопросы старого мага.
— Значит, вот оно ка-а-ак… — протянул тот после и дернул себя за бороду. Правда, к счастью, не ради того, чтобы вырвать волосок и, словно старик Хоттабыч, сказавши «трах-тибидох», превратить Янниса в мышь.
— Мы с госпожой Агнессой решили, что это была передозировка. Что кто-то решил — Эйсон вышел из повиновения, а значит, действие зелья заканчивается, и напоил его новой дозой. А в итоге чуть не угробил.