Пятничный я (СИ)
Комментарий к Глава 26
Жиробас после попытки полизать себе яйца: http://anekdotikov.net/pic/fotoprikol/1469.jpg
Портрет доры Фрейи кисти Эйсона Несланда (да простит меня настоящий автор): http://img0.joyreactor.cc/pics/post/девушка-огонь-арт-красивые-картинки-638566.jpeg
========== Глава 27 ==========
Сначала он по инерции забежал к себе, но тут же сообразил, что дверь, ведущая из его спальни в комнату к Эйсону, заперта, и выскочил в коридор. Но и отсюда попасть в покои горе-супруга сразу не удалось. Из темной ниши выступила фигура и молчаливо перегородила проход.
— Хозяин просил не тревожить.
— Да ну? — произнес Яннис и склонил голову к плечу, всматриваясь.
В коридоре было темновато, но что-то в посадке головы… Точно! Незваный охранник чужой спальни немного повернулся, и Яннис убедился, что наконец-то обнаружил свою давнишнюю пропажу — того самого слугу, который в первый же его день в этом доме принес ему в купальню еду, а заодно и пенное питье со снотворным.
— Хозяин, говоришь? А кто твой хозяин, мил человек, а?
Слуга (если он, конечно, вообще был слугой) улыбнулся и развел руками, изображая удивление — мол, какой же другой хозяин, кроме владельца замка тут вообще может быть? Но Яннису играть в эти игры было некогда. Почему-то он был абсолютно уверен, что нужен Эйсону срочно. Вот прямо сейчас. А потому без долгих разговоров и прочих политесов он треснул своего визави по яйцам, а когда тот согнулся с хрипом, вырубил его ударом колена в висок.
Наскоро обыскав слугу, Яннис не обнаружил ничего интересного, а после затащил его в ту самую темную нишу, откуда он и появился. Щенки кадехо, которые все это время преданно крутились рядом, присели на попки и внимательно следили за действиями хозяина.
«Спрячьтесь, — мысленно велел им Яннис. — А когда он очухается и куда-то пойдет, проследите. Хочу знать, к кому он побежит жаловаться».
Щенки вскочили и засуетились, демонстрируя всяческое рвение. Яннис улыбнулся: «Молодцы. Люблю вас, хвостики вы мои приставучие». Чертик и Ангела кинулись лизаться, а потом послушно отступили в самый темный угол, где у стены стоял какой-то сундук. Теперь из щели между ним и стеной лишь горели красным угольки их внимательных глаз.
Яннис еще раз ментально приласкал их и, развернувшись, толкнул дверь в комнату Эйсона. Она не поддалась. Яннис энергично постучал, а после приложил ухо к створке, чтобы услышать хоть что-то, но никакого шевеления за дверью не было и в помине. Подумав, что горе-муженек, скорее всего, сидит у себя в мастерской — на вершине башни, а, следовательно, ничегошеньки из происходящего этажом ниже просто не слышит, Яннис прикинул так и так, а после уселся на пол и принялся обуваться. В сапогах высаживать двери как-то было привычней.
Но сколько он ни бился, проклиная свой птичий вес и изящное телосложение, ничего не получилось — дверь оказалась заперта не на щеколду, а на замок. А значит, скорее всего, не изнутри, а снаружи. Это было плохо. Совсем плохо. Знаменитая интуиция майора Иртеньева запустила когти Яннису прямо в сердце и сжимала его, протыкая насквозь ржавыми крючьями самых скверных предположений. Искать ключ было непонятно где, да и по ощущениям некогда.
Снова вернувшись к себе, Яннис попытался высадить дверь, которая вела в покои Эйсона из его комнаты. На этот раз повезло. Щеколда отлетела после третьего удара ногой, и створка, распахнувшись, с грохотом ударилась о стену. Яннис всунулся внутрь — никого. Переступив порог, он вновь прикрыл дверь и даже для надежности припер ее, подтащив тяжелый сундук. Удар в спину был по-прежнему чем-то вполне ожидаемым в этом долбаном доме, и стоило предусмотреть хоть какую-то преграду для возможных гостей.
Эйсон действительно обнаружился у себя в мастерской. Яннис даже всплеснул руками: пресветлый дор Несланд изволил рисовать! Уже собравшись высказать все свое возмущение — он-то уж весь испереживался, а этого, прости господи, творца просто муза посетила — Яннис разинул рот и вдруг притормозил… Что-то было не так. Резкие движения, застывшая спина и море изрисованных не красками, а самым обычный углем из камина листов, которые рассыпались вокруг так, словно горе-супруг Янниса был деревом, для которого наступила осень с порой листопада.
— Эйсон, — окликнул его Яннис и шагнул ближе.
Но тот лишь сжался еще больше, а уголек в его руке вдруг рассыпался в крошево — так он стиснул его в пальцах.
— Что с тобой?
— Уйди, — простонал Несланд и, зажмурившись, вдруг отшвырнул от себя новый набросок вместе c доской, на которой он и рисовал, сидя прямо на полу. — Уйди, прошу.
Но Яннис лишь подошел еще ближе и тоже присел рядом, расчистив себе место среди рисунков. При этом взгляд его невольно зацепился за один из них, который, в отличие от прочих, лежал лицевой стороной вверх. На нем был… он сам. С улыбкой на пол-лица и такими же веселыми глазами. Яннис уже и не помнил, когда был так весел и счастлив — а вот муженек где-то подсмотрел…
Придвинув к себе еще несколько листов, Яннис начал переворачивать их. И на всех был только он — грустный, веселый, усталый, спящий… Черт! Сосущий член! Еще… И еще раз… Твою мать! Яннис встал на четвереньки и пополз, переворачивая листы. Вскоре стало ясно, что начал Эйсон совсем не с него — на тех рисунках, которые лежали в самом низу, а следовательно, были нарисованы, а после брошены на пол первыми, обнаружилась дора Палома. Потом появились дети — их портретов было совсем мало, словно художник очень быстро разочаровался в таком способе излить свои эмоции. А потом начались просто какие-то фрагменты — руки, ухо среди прядей волос, край губ и щека с ямочкой… Яннис пальцами прикоснулся к своему лицу — его щека с его ямочкой… Что ж творится-то?
Не вставая на ноги, по-прежнему на четвереньках, Яннис подполз к Эйсону, который так и сидел зажмурившись, обхватив себя руками за плечи и раскачиваясь.
— Что происходит? Что с тобой, горе ты луковое?
— Уйди, хуже будет, — почти прорычал Эйсон и еще сильнее вцепился руками себе в плечи. Так, что Яннису показалось: делает он это только затем, чтобы этими же самыми руками не ухватить что-то другое. Или кого-то другого.
— Пока не скажешь, в чем причина всего этого, никуда я не уйду.
Эйсон взвыл и вдруг растянулся на полу лицом прямо в свои рисунки. Яннис пододвинулся еще ближе.
— Это Корис? Он что-то сделал с тобой?
— Да, — проскулил Эйсон и скрутился в клубок — как будто у него остро заболел живот. — Он — страшный человек.
— Я пришел к этому выводу раньше, — сварливо сказал Яннис. — Но рад, что и ты наконец-то прозрел. Хоть какая-то гарантия, что не взъешься на меня еще и за то, что я его в подвале запер до лучших времен.
— Как… запер? — Эйсон даже перестал трястись и приподнял голову, чтобы взглянуть на Янниса, но тут же заскулил и снова уткнулся в засыпанный листами пол.
— На ключик.
— Слава владыке-дракону, — глухо пробормотал Эйсон. — А теперь уходи. Прошу, Яннис, уходи.
— Да почему, черт тебя разбери? Что он с тобой сделал, горе ты мое?
— Мне стыдно.
— Стыдно, у кого видно, — проворчал Яннис и, ухватив Эйсона за плечо, решительно перевернул его на спину и испытующе уставился ему в лицо.
Горе-супруга по-прежнему трясло, щеки покраснели, губы призывно распахнулись, дыхание сбилось… Так, словно он был отчаянно, до умопомрачения возбужден… Стоп!
— Где твое кольцо, дубина?! — взвыл Яннис и цапнул Эйсона за руку.
На ощупь на безымянном пальце ничего не обнаруживалось, но Яннис уже знал, что это ничего не значит.
— Куда ты его дел, мудель царя небесного?
— Снял, — провыл Эйсон и вновь попытался перевернуться на живот, но Яннис не дал. — Обиделся на тебя за то… За то, что было тогда утром, и снял…
— Тебе что — пять лет? — заорал Яннис и затряс Эйсона за грудки. — Обиделся он, твою мать! Обиделся на то, что его собственный муж ему минет утречком сделал. И ведь правда — страшная, нестерпимая обида! Такая огромная, что, видно, вытеснила все умные мысли, которые у тебя в башке еще оставались. Кольцо-то тут при чем, идиотина? Чем этот твой Корис тебя опоил? Ну? Говори, не то действительно хуже будет. Это я тебе точно обещаю.