Найти Элизабет

Мама спустилась по лестнице и вошла в кухню. Поздоровалась со Сьюки и поцеловала ее.
– Папа придет с минуту на минуту, принесет рыбу, – сообщила она. – Выпей чаю. Нальешь ей чаю, Мод?
– Спасибо, Полли, – поблагодарила Сьюки, как это делала в тех случаях, если я наливала ей чай.
– Приготовить тебе постель?
– Не беспокойся, Мопс, – ответила она, понизив голос до шепота. – Я еще не решила.
Чувствуя, что чего-то не понимаю, я разлила по чашкам чай. Но вот пришел отец, и мы разложили горячую рыбу и картошку по тарелкам. Сьюки заметно успокоилась, но когда мама спросила ее, как поживает Фрэнк, уронила чайную ложечку.
– В целом хорошо, – ответила она. – Собрался уехать по делам сегодня вечером. Везет груз обратно в Лондон. Сейчас загружают фургон, вот поэтому он и не смог прийти к вам со мной. Нужно помочь людям, которые возвращаются домой.
Муж Сьюки занимается перевозками мебели. Он всю войну помогал людям переезжать в новые дома из их прежних жилищ, что были разрушены бомбами. Сейчас он перевозит их имущество обратно, туда, откуда они приехали.
– А ты сможешь приходить на ужин в те дни, когда он отсутствует? – спросил отец. – Было бы неплохо видеться немного чаще.
– Да, могла бы. Пока Фрэнк в отъезде. Дом ведь такой большой, и было бы глупо есть там одной, верно?
– Точняк. Могла бы, – раздался голос Дугласа, а в следующую секунду в кухне появился и он сам. Дуглас «коллекционирует» фразочки из американских фильмов и при каждом удобном случае их использует. – Как делишки, Сьюки? – спросил он, садясь за стол и приступая к ужину.
– Спасибо, Дуг, нормально.
В кухне пахло уксусом. Мы ели быстро, потому что картошка быстро остывала. Отец посетовал, что после того, как еще один рабочий вернулся домой из армии, у него изменился график. Он сравнил свои почтовые маршруты с молочными поставками Дугласа, а мама пожаловалась на очереди в мясную лавку. Я слушала вполуха. Меня отвлекала сначала Сьюки, а потом Дуглас. Я не могла сосредоточиться на том, куда он обычно вставлял свои новомодные американские словечки. Если учесть его гемпширский акцент, они звучали более чем странно.
– Я тут намылилсясмотаться в киношку, – сообщил он, когда его тарелка опустела, и посмотрел на Сьюки.
– Тогда – пока! – ответила она и, вытащив пудреницу, принялась припудривать нос.
Сьюки опытным движением провела пуховкой по лбу, чем напомнила мне о ее обещании научить меня краситься. Дуглас – прежде чем отправиться в холл, чтобы забрать там пальто, – на мгновение задержал на ней взгляд. Мама встала и принялась счищать остатки еды с тарелок, а папа выбросил замасленную газету в стоящий на улице мусорный бак.
– Так ты остаешься ночевать? – спросила я Сьюки. За ужином я много думала и пришла к нескольким выводам. – Между тобой и Фрэнком что-то случилось?
Сестра покачала головой.
– Я же сказала тебе, Мопс, мне нужно подумать. Вообще-то мне сейчас лучше вернуться обратно. Пока, мам, пока, папа. До встречи, – сказала она, и, уже когда подошла к двери, я неожиданно вспомнила.
– У меня для тебя подарок, Сьюки.
И тут она впервые за вечер искренне улыбнулась.
– Это для твоих волос, – сказала я, слегка подпортив сюрприз. В субботу в «Вулворте» я купила две одинаковые заколки для волос, одну для себя, вторую для сестры. Это была имитация панциря черепахи, который украшали грубо сделанные изображения птичек. Но когда я подносила их к свету, казалось, будто их крылышки трепещут.
– Как красиво. Спасибо тебе, дорогая, – поблагодарила Сьюки и, развернув оберточную бумагу, воткнула заколку в волну волос чуть выше уха.
Прежде чем выскользнуть за дверь, она поцеловала меня. Когда из кино вернулся Дуглас, на лбу у меня все еще оставался след помады. Он рассмеялся и стер помаду пальцем. Помню, что я тогда подумала, что, наверное, забавно выгляжу, потому что он рассмеялся, увидев меня, и добавил, что этот оттенок губной помады называется «Виктория Ред».
– Могу я вам чем-то помочь?
 
Девушка за прилавком с косметикой скучает возле подсвеченной витрины. Она во всем белом. Ее лицо представляет собой различные оттенки бежевого. Все окружающие ее предметы золотистого оттенка. Здесь много прозрачных пудрениц, открытых, как раковины моллюсков. Мне нужна нижняя половинка серебристо-голубой пудреницы, но такую я здесь не вижу.
– Мне нужна губная помада, – отвечаю я девушке.
Она кивает и указывает на витрину.
– «Виктория Ред», – добавляю я.
– Простите?
– Мне нужна губная помада «Виктория Ред».
Влажный, сладковатый запах парфюмерных отделов непреодолим. Я как будто дышу парами патоки. Хелен и Кэти в нескольких шагах от меня – нюхают пробники духов, строят гримасы и кашляют. Они ищут подарок для Карлы, потому что она сделала или, наоборот, не сделала чего-то или потому, что я что-то сделала.
Девушка смотрит на полку за своей спиной, вытаскивает несколько тюбиков помады и небрежно выкладывает передо мной. Они стукают по пластмассовому верху витрины.
– Такую теперь не выпускают, – отвечает она. – Это слишком старомодно. Как вам это? – Продавщица берет в руки сверкающий цилиндрик с четырьмя боковыми гранями. На этикетке написано «Обольстительная Скарлет». Название многообещающее. Я беру у продавщицы помаду и легонько провожу ею себе по руке. Цвет проникает в морщинки моей кожи.
– Да, красиво, – отвечаю я и возвращаю ей помаду. – Но я предпочитаю «Виктория Ред». У вас есть такая?
– Извините, но такой помады у нас нет, – улыбается продавщица и наклоняется над прилавком. От нее исходит запах пота, плохо скрытый ароматом духов, что заставляет меня подумать о том, что форма продавщиц сшита исключительно из нейлона, а всем известно, что тело в нем не дышит.
– Правда? Какая досада. Почему же?
– Этот цвет немного устарел. Почему бы вам не купить вместо него вот этот?
Я хочу поинтересоваться мнением Кэти, но не вижу ее. Не вижу и Хелен. Прохожу мимо других ярко подсвеченных прилавков. Их нигде не видно. Затем свет становится менее ярким. Это я перешла в другой отдел, полных блестящих кожаных сумочек и дешевой бижутерии. Полки здесь в два раза выше моего роста и забиты товарами, которые отражают яркую подсветку мне прямо в глаза. В уши бьет громкая музыка. Слова хаотично слетают с губ певца, и мне кажется, будто я теряю равновесие.
Повернувшись, я цепляюсь за инсталляцию из длинных бисерных бус. Одна нитка обматывается вокруг пуговицы моего пальто, вторая вступает в контакт с цепочкой от очков. Руки не настолько повинуются мне, чтобы я могла высвободиться самостоятельно, и чем сильнее я пытаюсь вырваться, тем больше запутываюсь. Похоже, я угодила в эту западню навсегда. На меня накатывает волна паники. Я дергаюсь вперед и, вырвав пуговицу пальто и оставив очки печально болтаться на бусах, высвобождаюсь.
Подхожу к эскалатору и еду на другой этаж. На моей руке полоска губной помады, она стягивает кожу, и я, подавляя в себе дрожь, стираю ее. Мне никогда не нравилось, как пахнет губная помада.
Отдел, в котором я оказываюсь, торгует фарфором и стеклом. Отражаясь от твердой поверхности, музыка звучит так громко, что мешает мне думать. Я лишилась очков и поэтому копаюсь в сумочке в поисках шелкового футляра. Эти вторые очки забавно сидят на моей физиономии, и мне приходится пристраивать их на переносице и за ушами. Я делаю это, пока брожу среди полок с посудой. Никак не могу вспомнить, что мне здесь нужно. Все бесполезно. Вазы из граненого стекла и глиняная посуда для приготовления лазаньи не дают мне никаких ответов. Начинаю читать инструкции по уходу за металлическими изделиями.
– Трудноудаляемые следы пищи очищайте только губкой или нейлоновой салфеткой. Избегайте применения металлических скребков или мочалок.
Женщина с волосами, выкрашенными в огненно-апельсиновый цвет, проходя мимо, бросает на меня странный взгляд. Сколько же времени я здесь нахожусь? Не могу сказать. По всей видимости, я уже несколько часов стою рядом с этой полкой. Если бы я могла найти здесь кого-нибудь из обслуживающего персонала… Слышу, как продавщица спрашивает кого-то, нужна ли ее помощь, но я никого не вижу за витринами. Иду на голос, но там никого нет. Я снова слышу ее.