Френдзона

Я отпрянула и провела пальцами по губам, ощущая, как они горят.
– Зачем ты это сделал? – сиплым шепотом спросила я.
– Захотел, – капризно ответил он.
– Не делай так больше.
– Хорошо, – согласился он
и действительно больше не делал.
Никогда.
Но я все равно была на него зла,
потому что мой первый поцелуй украл лучший друг, а я хотела вручить его тому, кто меня любит.
Я была наивна.
и немного романтична,
как все девочки того возраста.
Но да, я не буду скрывать: я чувствовала симпатию Стёпы, и она мне нравилась. Девочкам всегда льстит мужское внимание, даже если оно и не нужно, и мы не собираемся на него отвечать. Так работает наша природная женственность. Я всегда относилась к Стёпе как к другу.
Не спорю, иногда наше баловство выходило за рамки: когда я чувствовала на себе будто случайные прикосновения Стёпы, во время щекоток – его горячее частое дыхание, ощущала оголтелое сердцебиение, когда, обнявшись, мы смотрели фильмы. Но это было так давно, так мило и по-детски наивно! Не мог же парень все шесть лет испытывать симпатию к подруге детства, это же глупо! И совершенно нормально, что у него есть девушка.
Я открываю рот, чтобы объяснить Диане, что тот поцелуй – глупая детская шутка, но не успеваю, потому что в комнату стучат.
– Вы одеты? – раздается за дверью голос одного из близнецов.
– Че надо?! – орет им в ответ Ди, странно поглядывая на меня. Так она смотрела в детстве, когда в ее безумной голове рождалась очередная бредовая идея, после которой, как сказали бы близнецы, кому-то наступала «кабзда».
– Мы входим! – оповещают парни и вваливаются в комнату. – Что делаете? – Они оглядывают нас и кучу разбросанных вещей. – Нам скучно.
– Парни, сделайте фокус – растворитесь в воздухе, а?! – парирует Ди.
– Как смешно! – Один из близнецов морщится. – Ух ты, а это что? – Он замечает те самые трусы с карманом, брошенные на пол. Поднимает, вглядывается. – Это карман?
– Да! Забери себе! Будешь складывать туда что-нибудь остроумное! – выдает Диана.
Второй близнец начинает громко ржать, за что получает от брата натянутые на голову брендовые труселя!
 
Глава 10. Юлия
 
– Красавицы! – Агата с умилением нас осматривает. – Ой, девочки, вы сейчас втроем так похожи на меня, Александру и мою давнюю институтскую подругу в день нашего с Леоном Борисовичем развода: светленькая, темненькая и рыжая!
Софья, пытающаяся пристроить заколку-цветок на уложенные набок волосы, начинает сдавленно кашлять.
– Спасибо, мам! – бурчит она. – Это мило, с учётом того, что у меня впереди маячит свадьба, ага! Ты умеешь ободрить!
Дианка, взбивающая свои пышные кудрявые рыжие волосы у зеркала, улыбается, ну а я переминаюсь с ноги на ногу, периодически оттягивая мега-короткие джинсовые шорты, и стараюсь дышать. Делать это чертовски сложно, когда топ-корсет стянут так, что я ощущаю себя инвалидом: не могу пошевелиться и набрать в легкие воздух.
Это всё Ди. Она меня шнуровала, приговаривая, что прятать мои «девяностые достоинства» чрезвычайно для них оскорбительно. Я не знаю, каково им, но мне жутко некомфортно. Я, словно голая, но успокаивает одно: мои длинные волосы, слегка подкрученные на концах, могут служить плащом, если я почувствую свой предел. Но, кажется, я уже его чувствую, когда Дианка скользит по моим оголенным ногам:
– Тебе надо было в модели идти, а не прятать такие ноги в холодильнике. – Это она намекает на мой цветочный салон, где температура поддерживается на уровне не более десяти градусов и где я работаю в основном в брюках. Подобную фразу я слышу с детства и устала доказывать и объяснять всем, что, во-первых, мне нравится то, чем я занимаюсь, во-вторых, мой рост не гордость, а недостаток, а, в-третьих, ну какая из меня модель, когда я скукоживаюсь при излишнем внимании посторонних к себе? – Девочки… – Диана вглядывается в экран телефона. —Карета подана! На выход, леди!
– Я провожу! Хочу посмотреть на вас! – Тетя Агата вскакивает с места.
 
Первой из комнаты Сони выходит Ди, следом – виновница нашего собрания, за ней я, а Агата замыкает нашу демонстрацию.
Она, скорее всего права: мы выглядим ярко и броско, и у меня вновь начинает сосать под ложечкой, потому что такое положение вещей говорит о том, что внимание окружающих нам сегодня обеспечено.
Ради Софи я его вытерплю. Хочу, чтобы у подруги остались приятные воспоминания об этом дне. Скоро настанут будни, когда я буду скулить и страдать, вспоминая такие моменты, поэтому, растянув губы в улыбке, мы гуськом идем к лестнице.
Его я замечаю поверх голов девчонок. Это не сложно с учетом моего роста.
Он и Сара стоят внизу напротив друг друга. Сложив руки на груди, Игнатов беседует со своей девушкой, которая слушает его, открыв рот.
Волна негодования, обиды и злости поднимается от стоп, распространяется по голым ногам, взмывает вверх и концентрируется в груди.
Хочу опустить глаза и смотреть исключительно себе под ноги, чтобы не слететь кубарем с лестницы и не видеть его в принципе.
Но… к черту!
Я буду делать то, что решила: попросту игнорировать его, а не чувствовать себя безропотной овечкой на заклании.
Наш синхронный топот обращает на себя внимание, но из четырех пар глаз Игнатов находит мои.
Я не отведу! Не отведу!
Мне нечего прятать, и чувствовать себя виноватой тоже не в чем. Это он оказался бесчувственным дровосеком!
Его взгляд становится внимательнее, словно он пытается меня вспомнить или узнать. Я не знаю, но он не отпускает меня до первой ступени. Кружит по моему лицу острым, как бритва, взглядом, и меня это… мамочки, меня подбивает! Подстегивает делать то, что я делала в детстве: намеренно провоцировать, дразнить, чтобы получить как можно больше его эмоций. Расправляю плечи, чтобы гордо внести себя в люди, но Сара, обхватив лицо своего парня ладонями, поворачивает его голову к себе и обрубает мои смешные потуги в зачатке.
И я сдуваюсь, теряя этот контакт, этот фитиль, разжигающий во мне желание быть заметной и раскрепощённой. Обнимаю себя руками, пряча под ними то, чем, по мнению, Дианы, стоит гордиться.
– Танька и Даша на улице, – оповещает Софи, – ждут нас.
– Тогда не будем терять времени, – отзывается Ди, перебрасывая через голову цепочку микроскопической сумочки.
– Воу-воу! – оборачиваюсь на голос одного из близнецов. Скрестив на груди руки, то ли Паша, то ли Миша, где-то потеряв второго, что несказанно странно, потому что эти двое ходят как приклеенные, окидывает нас горящим взглядом. – Вы че, на кастинг в дом терпимости собрались?
– Павел! – охает Агата. Все-таки Павел. – Прикрой рот! Немыслимо! Что ты себе позволяешь?! – возмущается она и пытается дотянуться до сына, чтобы отвесить тому воспитательный подзатыльник.
– Мам, – останавливает её Диана, касаясь руки, – смирись. Даже судьба делает ошибки. Одна из них – эти двое, – кивает на Пашку и подоспевшего к нему Михаила.
– Паразиты! Ну-ка, исчезли с глаз моих! – ругается Агата.
– Девочки, пойдёмте! – поторапливает нас Ди.
– Диана! – гремит голос Степана, на который я реагирую, как собака Павлова. Смотрю на парня: он в шортах и очень летний, и можно было бы решить, что расслаблен, но его челюсти стиснуты, а желваки синхронно перекатываются на скулах. – Я могу не беспокоиться за Сару? – прищуривается он.
– А почему ты спрашиваешь об этом меня? – удивляется Ди и непонимающе смотрит на брата. – Она взрослая девочка.
– Диана! – вновь предупреждающе гремит Игнатов.
– Да расслабься, бро! – Ди подходит к Саре и по-дружески берет ее под локоть.
А меня … меня обуревает жгучее непонятное чувство! Заботится! Он о ней заботится! Волнуется! И меня это бесит! Он словно отдает нам ее на растерзание. Между прочим, на ее запястье красуется мой браслет, о котором я побеспокоилась.
 
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».