Прости за все

Динаре не нужны были деньги, но в хваткой, корыстолюбивой Гузель она увидела нужного себе человека, способного увлечь ее работой настолько, чтобы позабыть самое себя. Позабыть Равиля.
Она не ошиблась. Гузель нагрузила ее так, что невозможно было вздохнуть. Она трудилась, как сумасшедшая, почти не ела, спала по четыре часа. Еще больше похудела, высохла, как копченая рыба.
Результаты не замедлили сказаться. Институт пошел в гору, стали один за другим появляться коммерческие заказы, а с ними и деньги. Динаре не на что было их тратить, и она откладывала гонорары на сберкнижку. С чувствами было покончено, Равиль обратился в прах.
Как-то она встретила его на остановке – он шел нетвердой походкой, покачиваясь, явно навеселе. Увидел ее, заулыбался, замахал рукой.
– О, Дина, привет! Куда спешишь?
– На работу, – коротко отозвалась Динара.
– Везет. – Равиль вздохнул и пошатнулся. – А у меня вот больше нет работы. Уволили.
Динара молчала, не зная, что сказать. Ей было грустно и досадно. И этого слабого, пустого человека она любила до потери памяти, потратила на него лучшие годы своей жизни.
– Сочувствую, – произнесла она, стараясь по возможности смягчить тон, но он все равно остался сухим и резким. – Как Ольга?
– Звереет. – Равиль скроил выразительную мину. – Ее можно понять. Надоело сидеть без бабок, кушать одну картошку да хлеб. Дин, слушай. – Его голос понизился, стал вкрадчивым и просительным. – Помоги, а? По старой дружбе. Устрой меня к вам в институт. Вы ведь процветаете, об этом все в городе знают. Я же все могу, хочешь, напишу для тебя докторскую? Ну, хочешь?
Динара поколебалась, затем решительно покачала головой.
– Я и сама напишу. Прости, Равиль, но у нас очень маленький штат. Завкафедрой не хочет его расширять.
– Даже, если ты попросишь ее?
– Даже, если попрошу.
Он кивнул и опустил голову.
Больше Динара его не видела, слышала только, что он окончательно спился и что Ольга выгнала его, оставшись одна с тремя детьми.
Она ненавидела мужчин. Равиля – за то, что предал ее и не ушел в свое время от жены, Витьку – за то, что уехал и погиб. Она решила, что больше в ее жизни никаких мужчин не будет. Только работа.
Именно это она и проповедовала Вере, когда та приехала к ним в институт. Могла ли тогда подумать Динара, что это молодая, симпатичная и всегда немного печальная женщина станет частью ее жизни?
Она понравилась ей с первого взгляда – умница, рассудительная, не чванливая. И на все есть свое мнение, что большая редкость. Однако, Динара видела, что сама Вера отнеслась к ней с неприязнью. Ее это зацепило. Она не умела быть светской, не владела всякими «сюси-пуси» для налаживания дружеских отношений. Но почему-то ей вдруг отчаянно захотелось подружиться с командировочной.
С одной стороны это был расчет – Вера со временем помогла бы ей перебраться в Москву, избавившись от Гузель, которая порядком надоела Динаре своей эксплуататорской ненасытностью. Но лишь с одной. С другой же стороны, сердце Динары было тронуто.
Она нечаянно подглядела за Верой, узнав ее тайну. У той был роман, и роман столь же печальный и безысходный, как когда-то у самой Динары. Она видела – Вера готова поделиться своими переживаниями с кем угодно, лишь бы облегчить душу. А ведь именно так и возникает дружба: кто-то кому-то поплакался в жилетку, кто-то выслушал, посочувствовал – и вот уже протянулась между людьми невидимая постороннему взору ниточка, ниточка взаимопонимания.
Динара привязалась к Вере, как давно ни к кому не привязывалась. А когда оказалась в Москве и вовсе стала считать ее почти сестрой. Как-то незаметно случилось так, что она стала жить Вериной жизнью. Вместе с ней ждала, когда та родит, вместе с ней растила ребенка. На своей личной жизни и материнстве Динара поставила крест и целиком посвятила себя работе, в одной упряжке с Верой и Кобзей.
Она была довольна своей судьбой. Она больше не верила в любовь. То, что произошло с ней и с Верой, служило наглядным доказательством того, что мужчинам нельзя доверять, им не стоит посвящать себя всю, без остатка. Динара не сомневалась в этом, пока Вера не позвонила ей из Питера и не сообщила о том, что Рустам согласился бежать с ней из дома.
 
С этого дня все переменилось. Динара поневоле находилась в радостном возбуждении и ожидании чуда. Ее преследовали воспоминания, они раздирали ее сердце на части, причиняли боль, и в то же время она чувствовала, что ожила после долгой, слишком долгой спячки. Ей хотелось влюбиться, хотелось романов, встреч, поцелуев и прогулок под луной. Одной науки отныне стало мало для ее спокойного, полноценного существования.
Динара ждала. Она мечтала увидеть Рустама, посмотреть, каково это – любить и быть взаимно любимой. Ей казалось, что как только она увидит это своими глазами, так жизнь ее изменится к лучшему.
…Динара перевернулась с боку на бок и скинула с себя одеяло, под которым было неимоверно жарко. Ей вдруг послышалось, что звонит мобильник. Она вскочила, кинулась в коридор, схватила сумочку, но все было тихо.
Динара достала телефон, вернулась в спальню и аккуратно положила его на тумбочку возле кровати. Вера может позвонить в любой момент. Возможно, они уже едут в Москву – она, Алик и мужчина ее мечты. Везут с собою вирус счастья, которым заразят Динару. И она тоже станет болеть жестокой и сладкой лихорадкой. Скорее бы!
 
20
Незаметно подкралась темнота. Алик сидел на скамейке, скрючившись, поджав под себя ноги. Ему было холодно и хотелось спать. Игорь все не возвращался, хотя Алику казалось, что прошло гораздо больше получаса.
Самое милое дело было спуститься с голубятни и бежать домой. Дорогу Алик запомнил хорошо. Наверняка мама уже с ума сошла от страха за него. Глупая у Игоря вышла шутка, просто-напросто совсем дурацкая.
Алик пошевелил затекшими плечами и хотел было спрятать в карман лежащий рядом на скамейке самолетик. В это время снаружи послышались шаги.
«Игорь, – обрадовался Алик. – Наконец-то». Он вскочил и хотел бежать ему навстречу, но неожиданно передумал. Что, если разыграть самого Игоря, и маму, если она пришла с ним? Притвориться спящим.
Идея так понравилась Алику, что он весело заулыбался. Забрался с ногами на лавку, укрылся какой-то старой кофтой, которая валялась на полу. Крепко зажмурился и стал ждать.
Шаги приближались. Алику вдруг показалось, что это вовсе не Игорь. Тот ходил легко и быстро, а шаги были тяжелыми и грузными. Ему сделалось жутко, на лбу выступил пот.
Кто это? Кто-то незнакомый, огромный и страшный, лез на голубятню. Вот он уже на лестнице, громко и протяжно стонут перекладины, по которым ступают ноги невероятного размера.
– Мамочка, – прошептал Алик и подтянув коленки к животу, накрылся кофтой с головой.
Он в деталях вспомнил, как совсем недавно смотрел по телевизору передачу про маньяка, похищавшего детей. Роза зазевалась и не переключила программу, и Алик со смешанным чувством ужаса и любопытства глазел на экран, пока не пришла Вера и, отругав, не погнала его спать.
Наверняка, это и есть тот самый маньяк. Вышел на охоту, когда стемнело. Что делать? Звать на помощь? Никто не услышит – улицы сейчас пусты. Постараться убежать? Поздно. Неизвестный уже почти долез до самого верха. Что у него в руках? Нож? Топор? А может, веревка? Некоторые бандиты душат своих жертв веревкой. Накидывают на шею, и конец.
Алик услыхал, как колотится его сердце, где-то у самых коленок. В горле пересохло. Кофта пахла кошачьей мочой, дышать под ней было невозможно. Он задыхался, все тесней прижимаясь к ветхой стенке голубятни, словно желая просочиться сквозь нее.
Лестница перестала скрипеть. Некто стоял наверху. Один шаг, и он достигнет скамейки. Алик слышал чужое, шумное дыхание. Ему показалось, он умрет от страха раньше, чем незнакомец что-либо сделает с ним.
Стоп! Вот оно. Нужно притвориться мертвым. В этом спасение. Если лежать тихо и не дышать, некто решит, что он неживой и не станет его трогать. Не дышать. Не шевелиться. Терпеть, как бы не было жутко и душно. Терпеть.