Пробуждение (СИ)
— Отдыхаешь? — рядом плюхнулся Робин.
— Наслаждаюсь философским созерцанием, — важно ответил пустотник, вспомнив старую, как мир, шутку про огонь, бегущую воду и работающего человека.
— А… — рыжий выудил из кармана колоду карт. — Сыграем на интерес?
— Азартные игры запрещены, господин барон, — елейным голосом напомнил Лёха.
Робин скривился так, словно хватил вместо вина уксус.
Титул свалился на него неожиданно. Как брат графа, рыжий автоматически становился бароном. А после инициации и наследником до тех пор, пока Даран не женится и не обзаведётся детьми.
Такой стремительный взлёт по социальной лестнице Робина совершенно не обрадовал. Несколько дней ходил, словно пришибленный, осознавая всю свалившуюся на него ответственность. Времена, когда он был простым стражником под началом брата, казались пройдохе теперь блаженством.
Теперь рыжий не мог даже отдохнуть, как привык. Посидеть на кухне со слугами за кувшином винца, дуясь в карты или кости, или закатиться в баньку с симпатичными служанками.
Всё это заставляло Робина ненавидеть новый титул. Но и отказаться он не мог, чтобы не подводить брата. Да и вторая боевая единица с подпиткой от кланового артефакта в таком неспокойном месте была очень даже нужна.
— Шёл бы ты демону в задницу вместе с этим баронством, — посоветовал рыжий пустотнику, нервно тасуя карты.
— Ничего, — утешил его Стриж. — Зато скоро будешь не слуг на медяки обыгрывать, а высший свет на серебро.
Карты в руке Робина замерли.
— Да дело не в выигрыше, — вздохнув, признался он. — Куш я и без карт сорвать могу. Да ты и сам видел.
Лёха кивнул, вспомнив вылазку в Серебряный Полоз. Рыжий проник в богатый особняк и открыл сокровищницу с ловкостью фокусника.
— Просто карты не дают уму закостенеть, — продолжил Робин.
И, помолчав, с надеждой предложил:
— Может, всё ж партеечку, а? Сядем у меня в шатре, чтоб никто не видел, винца выпьем…
— … и через пять минут вся округа будет знать, что господин барон, пользуясь покровительством брата, изволят дуться в карты и распивать вино, несмотря на запреты для всех сословий, — подхватил Лёха. — Тут же кругом глаза и уши, а на твоём шатре я что-то «плетения тишины» не видел.
— Демон тебя дери, Алистер, — Робин разочарованно вздохнул и спрятал колоду обратно в карман.
Стриж молча отпил глоток. Дел у него ещё была уйма, но сейчас необходимо сидеть на людях и изображать скучающего дознавателя.
Мелькнула мысль всё же согласиться на предложение рыжего и засесть где-нибудь в глухом углу замка, куда нос никто не суёт. Просто чтобы отвлечься от мыслей о предстоящей работе. Но… Если хочешь, чтобы был порядок, начинай с себя. Нельзя требовать от других того, что сам не соблюдаешь.
Даран ещё при выезде из замка Кречетов настрого запретил азартные игры, а винную порцию велел выдавать лишь три раза в день, во время приёмов пищи. И то ограниченно — кружка пива или стакан вина, на выбор. Крепкий же алкоголь выдавали лишь в непогоду. За запасами выпивки следила лично Хлоя.
Разумность этого запрета вскоре стала очевидна для всех: среди строителей нашлась троица смельчаков, решивших отметить начало восстановления замка за припасённым вином и костями, наплевав на приказ графа. Азарт и хмельные головы оказались дурным сочетанием. Один из игроков посчитал, что товарищи его обманывают, и схватился за нож. Часовые успели вовремя, но нарушителей это не спасло. Разъяренный Даран приказал повесить зачинщика драки, а остальных выпороть так, что они едва не отдали Древним души.
После этого желающих наплевать на приказы нового графа не нашлось.
Всё это напоминало земную историю. Такие же запреты действовали и в армиях во время походов, и на кораблях в плавании, начиная со времён Древнего Рима. И наказания за нарушение были весьма и весьма суровы. Например, ещё в девятнадцатом веке на флоте за найденный «чёртов песенник», — так моряки называли карточную колоду, — могли выпороть. Застигнутых за игрой вообще бывало запарывали насмерть.
Схожие наказания следовали и за пьянство, что само по себе разумно. История полна примеров, когда безобидная, на первый взгляд, игра или стаканчик крепкого алкоголя становились причиной трагедии.
А у нового, пока ещё малочисленного клана и без того хватало проблем и опасностей.
Некоторое время сидели молча, глядя, как кровельщики ловко покрывают крышу сланцем. Невзрачный серый камень в умелых руках мастеров превращался в произведение искусства, сверкающее на солнце. Без всякой магии, но выглядело это волшебством.
— Винца бы… — вздохнул рыжий, устав любоваться работой кровельщиков.
— Скоро обед, — безжалостно отозвался пустотник. — О, вот и наши вернулись.
В ворота въехала кавалькада во главе с Дараном. Чуть позади ехали Райна в сопровождении Гюнтера, и Золотой Коготь Глория, представитель императора в новом клане. И, по совместительству, источник постоянного раздражения Райны.
Робин молча отобрал у Стрижа кружку и опустошил в два глотка.
— Обед… — фыркнул он, возвращая посудину. — Это не обед, а издевательство.
Следовавший ранее принципу «большому куску рот радуется, а хорошие манеры — нелепая выдумка», рыжий теперь страдал. Уже нельзя было обходиться лишь ложкой, хватать куски руками и облизывать пальцы. Столовые приборы, салфетки и чёртов этикет стали самым настоящим орудием пытки для новоявленного барона.
Во дворе засуетились слуги, расставляя грубые столы из досок для простолюдинов. В стороне сервировали отдельный господский столик на шесть персон.
— Пойду, приведу себя в порядок, — буркнул Робин и побрёл к умывальнику походкой обречённого.
За столом Стриж размышлял, почему Глория оказалась здесь. Нет, что ради присмотра и шпионажа за новым графом возрождённого клана Стальных Грифонов — понятно. Но почему именно она?
Жить в шатре и умываться в тазу — удовольствие ниже среднего. Из удобств — нужник над ямой, которую каждый день засыпают известью. Про развлечения и светскую жизнь даже говорить нечего. Их в строящемся замке просто нет.
Чтобы получить такое назначение, Глория должна либо сильно проштрафиться перед императором, либо, наоборот, получить обещание щедрой награды. Настолько щедрой, чтобы отринуть сословные предрассудки и сидеть за одним столом с бастардом, каторжанкой и бывшим вором, мило с ними беседуя.
Вернее, беседовала она в основном с Дараном, что наводило на определённые мысли. Мог ведь Ариман послать матёрого опытного мужика помогать молодому клану в столь опасном начинании. А отправил юную красотку, ненавязчиво оказывающую знаки внимания молодому графу.
Что это — желание императора проникнуть как можно глубже в дела Кречетов через шпионку в постели Драна, или холодный расчёт самой Глории получить статус графини?
Как бы то ни было, рядом с ней стоило держаться предельно осторожно.
Райна, тоже прекрасно видевшая интерес Золотого Когтя к Дарану, угрюмо молчала, отвечая лишь тогда, когда обращались напрямую к ней. Было её дурное настроение вызвано теми же подозрениями, что одолевали Лёху, или дело в чём-то более личном, оставалось только гадать.
Казалось бы, после того, как Райна отвергла предложение руки и сердца — ей ли ревновать Дарана к кому бы то ни было? Насколько видел Стриж, воительница ни словом, ни делом не демонстрировала изменения отношения к командиру. Как и раньше, беспрекословно исполняла все приказы и тенью следовала за графом. Разве что улыбалась намного реже.
Одно за годы жизни Лёха усвоил крепко: он слабо понимает что творится в голове и в сердце у женщин. А потому при всём этом не готов был утверждать, что причиной мрачного взгляда Райны была здоровая паранойя, а не ревность. А может она и вовсе переживает за Гюнтера, которого лично отвела в свой шатёр подальше от посторонних глаз. И, несмотря на строгий запрет лезть к пустышке, всегда оставался риск, что кто-то любопытный сунет нос и увидит лишнее.
Увы, оставить пустотника на базе было невозможно: кто поверит, что Райна отправилась в опасное путешествие без пустотника, да ещё и столь могучего телом? Потому Гюнтеру приходилось повсюду таскаться за «хозяйкой», изображая покорную чужой воле куклу.