Стану смелой для тебя (СИ)

Санта не знала. И знать не хотела. Не смогла бы поверить, что что-то ужасное может быть связано с её отцом. Но и дела с человеком, его полощущим, иметь тоже не стала бы.
Альбина хотела её испугать. Хотела шантажом заставить оставить попытки завоевать внимание Чернова. Но вместо этого заполнила душу миллионом сомнений и раздирающим на куски непониманием.
Санте сложно было смириться, что Данила настолько изменился со времен, когда его приглашал в этот дом её отец. Или что он изначально был настолько лицемерным.
Что действительно просто собрал сливки, не посчитав нужным отблагодарить хотя бы уважением. Элементарным уважением к человеку, который по его же словам сделал для него так много…
Что мог говорить плохое о Петре за глаза. Что даже после его смерти мог…
Когда кумир спускается с пьедестала на грешную землю опороченным – это больно. Но когда ты его ещё и любишь – больно втройне. Санте было именно так.
Она не взяла трубку в тот вечер, хоть он и звонил. Полночи изводила себя, мучилась злостью и желанием сказать всё… Вот просто всё – и ему, и его карманной стерве. В итоге же просто написала: «ничего не получится. Оно того не стоит».
Потому что в жизни не стала бы очередной бусиной на ожерелье достижений Чернова, каждое из которых связано с её отцом. Которого он сам – недостоин.
Когда сообщение было отправлено – Санта пережила момент мстительного облегчения. Но он прошел… И стало только хуже.
Данила не ответил. Просто принял к сведенью. Что испытал – Санта даже угадывать не взялась бы. Она запуталась.
Сердце кричало, что ему можно верить, что между ними правда что-то есть, а голова… Что у него есть Альбина, есть практика, есть тумба с кубками и лживое показушное уважение, за которым – такая же желчь, как сочится из Примеровой. Да и на стажировку он её взял тоже скорее всего, чтобы досадить Игнату. Макнуть его носом в то, что посторонний человек оказался более расположен к той, в ком течет одна с ним кровь.
Подумать обо всём об этом у Санты было много времени. И пусть не хотелось, но всё складывалось ладно. Делало гадко.
Она снова начала рассылать резюме. Оставаться в Веритасе больше не хотелось. Но и уходить в порыве истерики – глупо. Тем более, что Чернов будто бы принял её ответ.
Они снова почти не пересекались. А когда да… У неё сжималось сердце и перехватывало дыхание. Ей не хватало смелости смотреть в глаза, а он не выражал своими ничего.
Наверняка не понял, с чего вдруг… Но наверняка же не так уж много потерял. Это ведь она «давно». Настолько, что сходу даже не посчитаешь. А он во всём продуманный. Зачитал права, обозначил риски, оставил всё на её плечах, чтобы на своем добавить звездочку.
Приятную, маленькую. Так же, как занять любимый столик, занять ещё и дочь.
Чувствуя, что на душе снова становится слишком муторно, Санта непроизвольно вздрогнула, возвращаясь из мыслей на кухню.
Туда, где мама смотрит на неё задумчиво и больше ничего не говорит…
– Ма…
Пока к ней не обращается сама Санта. Предварительно набравшись храбрости, потому что долго сомневалась, стоит ли…
– Что, Сантуш?
– А ты знаешь Альбину Примерову?
Как бы ни хотела абстрагироваться от слов гадины, Санта то и дело непроизвольно к ним возвращалась. И в голове непроизвольно же строился миллион версий о том, что и откуда плохого она может знать о Петре.
Санте было неприятно, но она полезла искать, где, когда и с кем она работала. Оказалось – в Лексе, но не всё время. Пришла позже Данилы, ушла чуть меньше, чем за год до его ухода, то есть до смерти Петра, вернулась недавно – около года. И снова ушла… Работала в практике старшего Щетинского. Потом – Игната. Юристом правда была хорошим, а вот человеком…
– Примерову? Альбину…
Елена повторила, явно стараясь вспомнить. Закусила губу, несколько секунд смотрела в то же окно, что Санта…
– Не знаю, малыш. Мне кажется, не знаю…
После чего сдалась, вызывая у Санты с одной стороны облегчение, с другой – страх…
– Хотя подожди…
Не дав дочери снова углубиться в мысли, Лена потянулась за своим мобильным. Недолго что-то искала. Потом повернула телефон экраном к Санте, показывая фотографию той самой…
 
И как бы Санта ни хотела сдержаться – всё равно скривилась. Кивнула.
– Да. Я о ней…
Старшая Щетинская положила мобильный на стол, опустила на экран уже свой взгляд, улыбнулась как-то… С ностальгией что ли, вздохнула, заблокировала.
– Алю знаю. Точнее раньше знала. Слышала много… От папы твоего. А почему ты о ней спросила?
Первым желанием было тут же пойти на попятную, но Санта не дала себе же. Портить маме настроение в жизни не стала бы, но не спроси хоть что-то сейчас – ночью уже не заснула бы. А у нее и так со сном в последнее время не очень. Слишком много думает. Зачем-то страдает…
– Она недавно работает в Веритасе. До этого работала в Лексе. И она такая… М-м-м…
Санта попыталась подобрать слово, Лена же снова улыбнулась. Будто понимая…
– Сложная. Твой отец всегда так говорил. Он не хотел её брать на работу в свое время. Импульсивная. Детство в одном месте. Незрелая тогда была. Но её Даня привел. Петя взял, скрепя сердцем. Не ошибся. Она создавала много проблем. Но он так Даню учил в первую очередь. Берешь на себя ответственность за человека – думай, стоит ли оно того. Он её долго прикрывал. Спасал. Но когда она вильнула хвостом и ушла – Петя говорил, что Даня и сам выдохнул… Не думала, что он с ней снова свяжется…
Лена рассказывала, продолжая улыбаться. А Санта почему-то только грустнела.
– Связался…
Шепнула, смотря при этом на оставшийся в чашке чай. Продолжая не понимать. Совсем его не понимать. И немного завидовать Альбине, как бы ужасно ни звучало…
– У тебя какие-то сложности, Сант? С Альбиной не поладили?
– Да нет, мам… – пусть Елена вышла на правильный след, Санта решила оставить свои сомнения при себе же. Отмахнулась, неправдоподобно улыбаясь, быстро снова опуская взгляд… – Просто мне кажется, они разные такие…
– Даня и Аля?
Лена уточнила, Санта кивнула осторожно. Ей не стоило бы развивать разговор. Зачем ей подробности? Но стопорить себя не получалось.
Она с затаенным дыханием ждала, во что выльется новая мамина задумчивая улыбка…
– Дружба – она такая, малыш. Впрочем, как и любовь.
– Такую только по любви можно терпеть… – Санта произнесла тихо, Лена рассмеялась, чуть заражая, заставляя младшую Щетинскую тоже улыбнуться.
А потом почувствовать тепло – маминой ладони, накрывшей её руку, и маминой же любви.
– Мы с Петей тоже никогда не понимали, что Даня в ней нашел… Хотя так нельзя говорить, наверное. Хорошее есть в каждом человеке. Но это ведь дорогого стоит. Данила – невероятный друг…
– Они спят, ма…
К чему клонит Лена, Санта понимала. И сама толком не объяснила бы, зачем уточняет, но уловила, что улыбка матери становится сначала недоверчивой, потом снисходительной будто…
– В жизни не поверю, малыш… Это слухи всё. Знаешь, сколько про папу твоего распускали? Я бы поседела во всё верить. А ему верила. Всегда.
Лена говорила, а у Санты сжималось горло. Не умей она держать эмоции в себе – слезы уже набежали бы на глаза. Она уже неделю варилась в страхе узнать что-то ужасное об отце и не иметь возможности защитить от этого маму. А она будто знала об этом. Знала и умела успокоить.
– Алька – стерва, пусть она меня простит. Я думаю, Даня ей помогает. Но он в жизни бы с ней не связался. Ты просто не знаешь, сколько она из него крови выпила тогда… Ему бы другую… Но жениться точно пора…
Елена протянула, задумавшись о чем-то своем, сердце Санты забилось быстро до боли… Она отчаянно ждала продолжения, но мама встрепенулась, сняла свою ладонь с Сантиной кисти, встала из-за стола…
– Кстати…
Сказала невпопад, ненадолго вышла, чтобы вернуться с конвертом в руках.
Снова сесть, глядя на Санту с нетерпением будто протянуть…