Даг из клана Топоров
– Пока не засылали. Пока…
Мужчины многозначительно переглядываются. Если конунг-жрец Упсалы разошлет свободным ландбу ратную стрелу, придется подпоясаться и идти воевать. Один из братьев может остаться, но двое отправятся в королевскую усадьбу. Недолог спокойный век, то датчане лезут, то иноземные викинги, то свой конунг на чужое добро зарится!
– Рыбаки принесли дурную весть, – неспешно продолжает Свейн. – В Южном Мере скотина легла от чумы, вроде и людей косит.
– Жди теперь беды, – ахают старухи с прялками. – Нужны жертвы, великие жертвы Тору…
– А еще забавную новость принес мой кормчий Лишний Зуб, – Свейн Волчья Пасть стряхивает грусть. – Он ходил в Альдейгьюборг, по реке Неве, по пути слышал вот что. Кейсар вендов Мешко подарил землю ютландским дружинникам. Они построили крепость недалеко от Свиноустья, и в крепости живут только викинги. Они заперли гавань каменным мостом с железными воротами… У них старшим поставлен мудрец Пальнатоки, он собирает самых отважных бойцов.
– Что-то я о нем слышал… – замечает Снорри.
– Только викинги? – изумляется одноногий Горм. – Мост с воротами?
– И что с того? – У Олава разгораются глаза. Или Дагу это только кажется: может, просто огонь подпрыгнул в очаге.
Девчонки слушают мужчин, льнут поближе к матерям, подают грузила. Когда Даг был маленький, а это примерно полтора года назад, он тоже занимался девчоночьим делом – очищал от жира шерсть, подавал матери веретена и грузило. Веретено надо крутить, прялку держать, но не дергать, тогда смотается добрая нить. Хильда бегала по дому и пряла на ходу, а Даг с сестрами бегали за ней. Потом рыжие близнецы, Торкиль и Сигурд, стали над ним смеяться, и Даг понял, что оплошал. Не годится мужчине бегать с грузилом и шерстью! Он подобрал связку ключей и разбил Торкилю голову. Полилась кровь, было весело, но вдвоем враги его одолели…
– Что с того? – задумчиво повторяет Свейн. Он уже видит, что кузнец попался на крючок, но не спешит унять его любопытство. – Мой кормчий Лишний Зуб толковал с вендами, что приплывают в Хедебю продавать селедку. Они говорят разное. Одни говорят так: этих лихих викингов в новый город послал конунг Харальд, чтобы они с юга охраняли его Ютландию и острова от эстов и словенов. Другие болтают, что в той дружине вовсе не даны, а венды, эсты, поляне и прочий сброд, сбежавший из хирдов старого кейсара Мешко. Есть даже хазары и греки. Вождь Пальнатоки принимает всех, кто выдержит братание…
– Что значит их братание? – оживились братья.
Даг слушал мало что разбирая, но одно он уяснил точно – где-то есть место, где собираются самые отважные бойцы. Почти наверняка они пойдут охотиться на драконов или, в крайнем случае, – на великанов. Но к тому времени как Даг вырастет, всю славу и почет соберут без него!
– Как они братаются, это мне неизвестно, – пожал плечами Свейн. – Говорят еще, что конунг Харальд мечтал подчинить венедские племена, ободритов, чудь, а вышло так, что вождь Пальнатоки завел дружбу с сыном Мешко, молодым кейсаром Бурислейвом. И чем дольше они дружат, тем хуже настроение у Харальда Синезубого. Потому что хозяин вендов Бурислейв предан старым богам и не желает чтить епископов с крестами… Еще сказали рыбаки, что викинги построили крепость в два раза крепче Треллеборга, и каждый там даже во сне держится за плечо друга, и нанять их на службу стоит вдвое дороже, чем лучших тингманнов… Витает что-то неясное среди мужчин. Точно аромат юной памяти будоражит их ноздри. Давно осели на своей земле братья Северяне, обросли женским теплом, давно прилепились к ним безземельные хускарлы, но в каждом, даже самом старом, вдруг взрывается струна неразорванная и звенит щемяще, тонко поет о славе и победах…
– Как называется их крепость?
– Венды называют ее Йомсборг. А тех, кто записался в дружину Пальнатоки, – их называют йомсвикинги.
Йомсвикинги, повторяет Даг. Смелые, свободные братья…
После очередного рога с медовухой садятся играть в загадки. Правда, Горм называет эту игру так, как называли ее в годы его детства, – «проколи насквозь». Горм же знает больше всех загадок и часто придумывает новые.
– Что такое – твердый, как камень, длинный, как змея, обжигает, но не поджечь?
– Это лед, лед! – опережая друг друга, кричат девчонки.
Взрослые смеются, Даг вместе с ними. Ведь это простая загадка, не может ее «проколоть» только самый глупый.
– Хитрый, да не лис, грызет, да не бобер, жирный, да не налим?
Такая загадка посложнее. Олав хмурит лоб, он не особо любит, когда надо крепко задумываться. Даг мысленно перебирает всех зверей и рыб, которые могли бы соответствовать условиям. Первой «прокалывает насквозь» тетушка Ауд. Она пусть и хромая, и видит плохо, зато соображает быстрее других.
– Это медведь!
– Хо-хо, верно, это медведь, – хитро щурится Горм. – Да только «проколола» не насквозь…
Игра становится интересной. Посторонние разговоры стихают, родичи вслух обсуждают новую загадку скальда. Ведь от обычных детских загадок игра отличается тем, что на всякий вопрос можно дать два верных ответа. Только тогда получится мишень «проколи насквозь».
– Кто это может быть, кроме медведя? – вслух рассуждает Свейн. – Разве что лось?
– Где ты видал жирного лося?
Даг уже догадался, что речь не о лесном звере. Самые хитрые загадки вечно так и составлены – один ответ самый понятный, а другой запутан и спрятан.
– Я так думаю… – смущенно крутит в руках длинную косу Хильда, – уж не сборщик ли это податей? Он вроде толстый, да и грызет нас не хуже бобра…
Кузнецы хохочут, Хильда краснеет. Но старина Горм не смеется, даже не улыбается.
– Олав, твоя мудрая жена почти «проколола»! Только это не сборщик шкурок, а сам ландрман Торстейн.
– А ведь и верно! – Все хлопают в ладоши и смеются. Ловкой загадке, как и красивому стиху, родичи всегда рады. – Наш ландрман и брюхо нагулял, и хитер, как все лисы в округе…
Загадки загадывают поочередно, но так хитро сочинить, чтобы за первым ответом прятался второй, мало кто способен.
Позже мужчины расходятся. Женщины забрасывают угли песком. Тушить огонь ни к чему, земля еще не нагрелась. Домочадцы укладываются спать, отдельные пристенные каморки в доме есть только у семейных. Остальные теснятся на продольных полатях, жмутся к огню. У стен, между столбов, расставлены сундуки, все ключи от хозяйского добра – у Хильды. На неподъемных сундуках тоже расстилают меха, ворочаются, засыпают. Гореть остаются два фитиля в подвесных масляных лампах. К утру многие будут надсадно кашлять – дым от очага не находит выхода, забирается в ноздри, мутит мозги.
…Когда все захрапели, Даг поднялся и неслышно побрел к дверям. Поперек двери на крюках он нащупал тяжелую толстую балку – такой запор в одиночку и взрослому вытащить непросто, не то что малышу. Но Дату не нужна дверь, он становится на четвереньки и легко пролезает в занавешенное шкурой оконце для собак.
Снаружи блестит лед. В бок Дагу со всего размаху врезается горячий пушистый ком с мокрым носом. Это Скилли, сын волка Каласа. Скилли еще щенок, но уже почти догнал Дага в росте. В доме для него слишком жарко, он приползет спать поздно ночью, когда угли остынут.
– Ты тоже не спишь, Скилли? – прошептал Даг. – Ты тоже их слышишь? Эх, если бы я был йомсвикингом… я бы всех победил… Они идут сюда, Скилли. Они очень злые и идут сюда.
Часть вторая
ВКУС ЧУЖОЙ КРОВИ
Глава двадцать шестая
В ней Даг Северянин вовремя просыпается, Свейн Волчья Пасть дерется за свое добро, а Сверкер – за свою невесту
Они напали под утро. Вывалились из Черного леса широкой рыбацкой сетью, безмолвно заскользили по волнам скошенной травы, прикрываясь тенью от низких туч. Их лошади, запряженные в пустые телеги, до поры прятались в подлеске. Их вел Рагнар Пустой Живот, знаменитый «лесной ярл», хотя никто ему не жаловал ярлство. Рагнар Пустой Живот грабил на дорогах и грабил в фиордах. Далеко от берега он не уплывал, ходили слухи, что в море его прослабляет и тошнит от рыбы.