Артист (СИ)

— Да, я же говорила, стояла от них метрах в десяти, он ещё и ногой топнул.
— Ладно, предположим, что доски кто-то подпилил. Я там появился случайно, то, что поймаю Варю, никто не ожидал.
— Варю? — Кольцова хитро прищурилась, а потом подмигнула, — ага.
— Но я заметил, что Свирский обычно сам всё проверяет, — Сергей на провокацию не поддался, — в этот раз он почему не пошёл?
— С желудком что-то у него было, сидел весь зелёный, нарзан хлебал.
— Вот! Если бы он пошёл и топнул вместо Гриши, то мог бы свалиться. То же самое с пулей, я думаю, изначально заряжены были все четыре маузера, потому что непонятно, какой из них Муромский мог бы выбрать, но потом, когда Свирский решил не репетировать, а сразу со мной цену снимать, пули убрали. Но про одну позабыли, или не успели, и тут уж в дело вступил случай. Муромский целился в меня, только стрелять он не умеет, поэтому промахнулся, по лицу было видно, что настоящего выстрела он не ожидал, да ты это уже записала. Значит, наш подозреваемый — один из тех, кто был у Лермонтовского грота. Ты ведь их на целую страницу перечислила?
Лена кивнула, блокнот раскрывать не стала.
— А Беляев?
— Возможно, он и есть наш подозреваемый. У него был доступ к маузерам, более того, он их готовил, это раз. Он вполне мог подпилить доски, а потом убрать. Два. И третье, он неплохо знает, как поставить трюк, значит, мог рассчитать, как упадёт Свирский, но ему просто не повезло.
— Или это Гриша, который хочет стать режиссёром вместо Свирского и доснять фильм, — сказала Кольцова.
— Или Гриша, — согласился Травин. — Но Гриша не мог убить Беляева, силёнок не хватило бы. А вот если у Беляева был подельник, а то и не один, то вполне могли между собой что-то не поделить.
— И как мы это узнаем?
— Скорее всего — никак. Завтра последний съёмочный день, группа разъедется по домам, а что уж дальше с ними произойдёт, мы только если из газет узнаем. Поговорю ещё со всеми, вопросы позадаю, если кто-то замешан, то забеспокоится и может себя выдать. Свирского предупрежу на всякий случай, а там уж пусть сам бережётся. И если жертва — он, то наверняка подозревает, кто на него зуб точит. Ну а если всё же окажется, что и счетовода убили, то тогда следователю придётся дело заново открыть, по совокупности, тут уж пусть уголовный розыск работает. Пятигорск — город окружной, здесь должен быть полноценный подотдел с инспектором, по штату двадцать семь человек.
— Никак их задержать нельзя? А то уедут, а дело не раскрыто.
— Попробуй.
Лена замолчала, проворачивая в голове варианты, как бы это устроить, но, кроме как взорвать вагон, где будут снимать последнюю сцену, стоящих идей не нашлось.
— Думаешь, — наконец спросила она, — убили Парасюка?
— Если убили, то он уже мёртв, если нет — то появится сам. Не думаю, что его в заложниках держат, скорее, ещё бы и приплатили, лишь бы от него избавиться.
— Мерзкий тип, он мне сразу не понравился, — согласилась Кольцова. — Пялился на меня, будто раздевал, а разговаривал, словно я ему деньги должна.
Сергей вытянул ноги, поморщился, разрез на ноге тянул, запёкшаяся кровь держала кожу словно пластырь.
— Что ты будешь делать с Федотовым? — спросил он.
— Завтра отправлю телеграмму, запрошу связь через окротдел ГПУ, в среду, когда приедешь с аэродрома и расскажешь, как всё прошло, доложу куда надо. Раз план с романтическим знакомством не сработал, нужно другие ходы искать, это уже вина здешнего СОУ, они не всю информацию заранее собрали. Ну а потом останусь с тобой, и никуда не уеду, пока не доведём дело до конца. Или ты думал, что сможешь от меня избавиться?
Сергей промолчал. Уже второй раз Кольцова вторгалась в его жизнь, как стихийное бедствие, и снова с непредсказуемыми последствиями.
* * *
Фёдор сидел на водительском месте старого Студебеккера, держа руль левой рукой, перед глазами всё расплывалось, челюсть ныла, на нижней не хватало двух зубов. По кожаной крыше барабанил дождь, дорогу размыло, и машина вихляла из стороны в сторону, хоть и ехала с черепашьей скоростью. Двигатель выл, зажигание периодически пропадало, но деваться было некуда — идти пешком он бы не смог, а ловить извозчика в таком виде не позволяла гордость. Студебеккер выехал на Теплосерную улицу, проехал её почти до конца и остановился возле подворья неподалёку от мясокомбината.
 
— Панкрат, иди ворота отопри.
Низкий и широкий мужчина вылез с переднего сидения, раздвинул створки ворот, машина заехала во двор. Панкрат наклонился, чтобы помочь Фёдору, но тот выбрался сам, дошёл до крыльца, хромая и спотыкаясь. Белые брюки покрылись грязными пятнами, роскошный шелковый жилет остался лежать в номере Малиновской вместе с часами, хорошо хоть пиджак не забыл захватить, в нагрудном кармане хранились деньги, почти пятьсот рублей. Вместе с жилетом и часами в гостинице осталась трость с золотым набалдашником, Фёдор как подумал об этом, заскрежетал зубами.
Панкрат уже молотил в дверь, в доме зажёгся свет, послышался топот, створка распахнулась, ещё один мужчина, в годах, совершенно седой, подхватил Фёдора под плечо и помог войти.
— Сбегай за доктором, — распорядился длинноволосый, — пусть прихватит всё что нужно для костей и примочки, пообещай два червонца.
— Будет сделано, — седой поклонился, схватил брезентовую накидку, сунул ноги в резиновые сапоги и выбежал на улицу.
Доктор Рябчик, лечивший арестантов, жил неподалёку, ждать пришлось не больше получаса, всё это время Фёдор сидел в кресле и тупо глядел на стену напротив. Двое подручных, Семён и Пётр, пили водку на кухне. Петру приходилось тяжелее, у него, кроме пальцев на правой руке, была сломана левая кисть, но пока что отёк не развился, и он шевелил конечностью. Рябчик бегло осмотрел пациентов, сказал, что тут и тремя червонцами не обойтись, и занялся сначала главарём. Он осмотрел ладонь, туго замотал полотном, прощупал челюсть, затем стащил с Фёдора брюки и поморщился.
— Сильный удар, вроде всё цело, но так сразу сказать не могу. Как бы лихоманка не началась, тогда резать придётся.
— Слышь, лепила, — прошипел Фёдор, — я тебя самого на косынки порежу, мажь давай, и чтобы никому ни слова.
Доктор намазал больного вонючей мазью, велел не вставать как минимум сутки, а потом ходить осторожно, широко ноги не расставляя, и ушёл на кухню. Там он вправил пальцы, поместил их в лубки из щепок, наложил шину из тонких дощечек на кисть, крепко обмотал всё старыми тряпками.
— Срастаться будет месяц, — предупредил он, — болит, пейте водку или вон марафет понюхайте, я вам оставлю, но чтобы со смыслом, а не просто так. Голова если закружится, лягте на пол и лежите, пока не пройдёт. Сотрясение у вас обоих. И это хорошо, значит, мозг присутствует.
Потом снова зашёл к Фёдору, прикрыл дверь.
— Хорошо бы рентген сделать, — сказал он, — никак ломать потом придётся, если сложил неправильно.
— Так делай.
— Только в городской больнице есть аппарат, я договорюсь завтра, там и гипс наложат. До этого времени рукой не двигать, пальцы не сгибать.
— Ты мне так замотал, что не шевелятся, — Фёдор поднял руку, — ладно, иди. Завтра в полдень.
Он расплатился с врачом, дождался, когда тот уйдёт, позвал Панкрата.
— Беги к Немцу, скажи, дело есть срочное, за ценой не постою, пусть меня примет сегодня.
— А с тем гадом что делать, ну который вас отбалохал?
— Не в своё дело нос суёшь, — Фёдор неудачно повернулся, застонал, — чего встал, зенки вылупил? Беги, одна нога тут, другая там, а то опоздаешь.
— Так ведь стемнело уже.
Панкрат выжидательно посмотрел на главаря. Тот сморщился, сделал зарубку на память, но угрожать не стал, достал из кармана пачку банкнот, придерживая на столе мизинцем, отделил трёхрублёвую бумажку, протянул подручному. Мужчина схватил деньги, натянул всё тот же брезентовый плащ и те же сапоги, взял фонарь и вышел в дождь. Ливень утихал, оставив размытые дороги, тучи потихоньку рассеивались, на небе проглянула луна.