The офис

В результате таковой беспомощности движение становилось все более и более неуправляемым, на его благодатной почве вырастали полукриминальные и криминальные группировки, занимающиеся собственным творчеством, а по сути подрывающие на корню его возможный авторитет и влияние на общество. Тогда как Иван стремился видеть во всем этом конструктивное зерно.
Апофеозом идиотизма для Ивана стало убийство пятилетней туркменской девочки в Санкт-Петербурге. Гениальная акция! Безусловно вызывающая симпатии и поддержку по всей стране. Могут же некоторые довести все до полного абсурда.
А если – не дай бог – какой-нибудь его рубль дошел какое-то время назад до одного из этих придурков?
Позор! Позорище!
Уж не на продолжение ли подобных мероприятий у него до сих пор приезжают просить денег?
Самое же главное заключалось в другом. Даже если вы выбрали насилие, что уже само собой выбор странный, по своим милицейским каналам практически в любом городе Иван мог достать адреса куда более привлекательных объектов, чем мало в чем виновные дети. Есть куча вышедших вполне благополучно из тюрьмы насильников. В том числе насильников, чьи объекты не достигли совершеннолетия, приехавшие из стран, где тринадцатилетние девочки исторически вызывают у мужчин сексуальный интерес. А наши акселератки уже в одиннадцать выглядят как сформировавшиеся невесты для представителей азиатских деревень, наводнивших городские стройки. Это раньше, по рассказам знакомых Ивану криминальных авторитетов, таким людям в тюрьме не давали жить. А сейчас и система воровских понятий была разрушена. Никакого самоочищения внутри потока заключенных не происходило. Через пять-восемь лет никому не заметные живучие крысы новостроек снова выбрасывались в повседневную жизнь мегаполисов.
Шансов на то, что подобные фрукты испытают раскаяние в тюрьме, станут на путь истинный, изменят свой нравственный облик и упорядочат свои сексуальные отношения с представительницами прекрасного пола нужного возраста, – было очень мало.
Знал Иван и другое: если в первом случае жертве насильников, как правило, удается выжить, то после отсидки сметливый ум может открыть золотое правило – мертвые молчат. Мертвые не дают показаний. Убийц-насильников ищут в первую очередь среди тех, кто сначала был только насильником.
Злость, отчаяние, унижение, накопленные за годы первой отсидки, позволяют им сделать этот шаг. Перейти совершенно на другой уровень игры с обществом. Вот такие кандидаты имелись у Ивана. И никому они были не нужны.
В любом городе найдутся милиционеры, которые расскажут о десятках таких случаев. Когда лидеры крупных и влиятельных диаспор отмазывают своих детей. Когда свидетели меняют показания. Когда потерпевшие, запуганные и материально стимулированные, «забирают заяву». Что может сделать получающий двести долларов в месяц милиционер? Только отбирать фрукты у торгующих на рынке. Это самая высокая степень его ответного могущества. Что он по-настоящему может, молодой парень, которого никуда не пристроили после армии родственники? Поступить к такой диаспоре на негласную службу, чтобы начать сводить концы с концами.
Вот на ком должна строиться подобная борьба. Если она ставит перед собой цель что-то изменить в жизни.
Но куда проще нападать с ножами на держащихся за руки детей пяти-семи лет. Гораздо проще, чем брать в разработку реальных врагов.
Он спонсировал одного местного милиционера, который подобно герою сериала «Dexter» расправлялся с теми, кто ушел от заслуженной ответственности. Причем спонсировал неплохо. Ему интересно было давать деньги на что-то конкретное. Как говорилось в рекламе сериала, «ничто не может остановить серийного убийцу, кроме другого серийного убийцы».
Милиционер, конечно, пропал без вести довольно быстро, сразу, как только столкнулся с интересами наркоторговцев из областного центра. Потом за его гробом шла длинная процессия, в которой люди нашептывали друг другу тайные подробности вскрытия: «пытали трубой железной три дня… опускали, значит, по-ихнему… чтобы другим неповадно было».
 
По словам тех, кто приезжал к Ивану на переговоры в последний раз, бездействие объяснялось просто:
– Они могут гораздо больше, чем вы можете представить. Одна из проблем в том, что они прекрасно знают границы ваших возможностей, а вы их – нет, – и человек показывал пальцем куда-то наверх.
– Но почему на Украине всего этого нет? – сокрушался Иван. – Никаких диаспор с востока, перед которыми нужно дрожать и чьи возможности нам с вами трудно даже представить. Мне рассказывали партнеры, что в Харькове негров больше, чем азербайджанцев или армян. И не потому, что там много негров, а потому, что не регистрируют в стране по 50 000 мигрантов за 20 долларов. Никого ни за какие деньги, кроме особых и оговоренных на то случаев. Потому как это их страна и безопасность, места рабочие, школьные, детсадовские…
– Ну, сейчас, Иван, можно много примеров приводить. Наверное, изначально у нас с Украиной были разные ситуации… Может, и продажность и безнаказанность мелких чиновников в ЖЭКах сказывается…
– Да что значит может, что значит может?..
– Мы сейчас в состоянии только идеологически выступать…
– Хоть одного во всей стране чиновника за нарушения правил выдачи миграционных карт реально засудить? Хоть одного?
– Боюсь, что сейчас и это вряд ли…
– Так вот я тоже боюсь, уважаемые московские идеологи, что вряд ли… понимаете? Все, что вы мне предлагаете: вряд ли…
И они расстались не совсем по-хорошему. Пришлось звонить и объяснять на следующий день, что мосты он сжигать не собирается. Он не привык расставаться по-плохому с партнерами любого уровня, и это правило не раз сослужило ему хорошую службу. Иван не перестал посещать собрания и платить взносы в партию, но выбрал очень спокойную и умеренную линию поведения.
2
Ну а раз так – нечего предаваться глобальным утопиям. Дела в бизнесе шли все лучше и лучше. Деньги притягивали деньги. Он послал к чертям политику, радикальные заморочки, проблемы миграции, которые в стране никто не хотел решать, хотя она, миграция, по его расчетам, должна была захлестнуть эту самую страну в ближайшем будущем так, что мама не горюй.
Тем более у него появилась возможность строить отдельно взятый мир в своем маленьком городке. Из областного центра приехали люди с предложением возглавить единственное крупное в городе предприятие – завод по производству авиационных двигателей. Четыре тысячи человек, за которых он теперь будет в ответе. Он будет их защищать и охранять от дурных веяний времени. И главное – рос сын. И нужно было думать о втором. К чему теперь искать себе приключения на далекой московской земле? К тому же все нелепее и нелепее становилось идейное движение, у истоков которого он, бывший боевой офицер, стоял.
Нужно было строить свое маленькое государство в государстве.
Тогда у него и появился Саша Маслов.
Все вокруг твердили одно и то же:
– Тебе нужна в офисе жесткая рука!
– Не делай все сам, потом никакие деньги не компенсируют потраченную молодость – найди плечи, на которые можно все взвалить.
И такие плечи нашлись.
Сначала Иван сблизился с Масловым благодаря общим политическим взглядам, затем, взяв Маслова на работу, Иван переложил на него кучу своих дел.
Александр Маслов был одним из двух самых серьезных культуристов в городе. Богатырского телосложения от природы, он словно олицетворял собой былинный дух Руси. Той самой, никому не известной, лишь по сказкам да по юморным мультфильмам сложенной, но для Александра единственно верной.
Ежедневные занятия штангой в спортзале в шесть утра, походы в Сибирь, на Урал, на Алтай, купание в проруби, рыбалка – к этому всему Маслов еще умудрялся добавлять десятичасовой рабочий день и занятия политикой.
Казалось бы, двухметровый рост и гора мышц должны требовать отдыха хотя бы в вечернее время – ан нет. Маслов ударился в политику с двух-трех разговоров с такой яростью, что Иван про себя как-то сразу понял – парню не жить. Он не смог объяснить себе, откуда взялось это предчувствие, и всячески его от себя отгонял. Да и остановить Маслова-богатыря было никому в этом городе не под силу.