Месть колдуна или Приключения медвежатника (СИ)

* * *
Прапорщик Каширин, проснулся, когда еще только-только забрезжил рассвет. Сладко потянувшись на своей полке, некоторое время лежал, вспоминая последние мгновения сна, и прекрасную Любушку Якунину, которая хоть и была чем-то похожа на лошадь, зато в постели вытворяла всегда такое, что и рассказать, кому было стыдно и вспомнить приятно. Даже сейчас, в свои пятьдесят четыре, он не раз ощущал сырость при пробуждении, от ночных поллюций, когда она являлась ему во сне. Увы, на яву, она осталась в далеком прошлом, и прапорщик хоть иногда и вспоминал о ней, но нисколько не жалел о расставании. И даже в какой-то степени был рад, что в итоге они разбежались. Все же она была той еще… прости господи.
Пару минут, Сергей Александрович, еще нежился под теплым одеялом, когда в его голову вдруг закрались странные мысли.
- Интересно, - подумал он. – Почему я не чувствую покачивания вагона. Ведь это происходит постоянно, если вагон находится в движении. И не происходит только тогда, когда он стоит. Но если он стоит, значит мы приехали на станцию, где должны принимать новую партию зэка и сдавать тех, которые добрались до места. А если не доехали, тогда почему мы стоим? Может это какой-то разъезд?
Но насколько он помнил, не однажды следуя этим маршрутом, никаких разъездов, стрелок и подобной чепухи не ожидалось, за исключением разве что таежного поселка Студеновка, неподалеку от которого, собственно и находилась зона строгого режима. Посидев на своем ложе еще пару минут, прапорщик Каширин, решил подняться и посмотреть, что же происходит. И почему состав так долго находится на одном месте. Сунув ноги в сапоги, он поднялся, еще раз разведя руками, потягивая свое тело, и выглянул в коридор.
Один взгляд на происходящее, заставил его вначале очуметь, а затем заорать во все горло и с некоторым под взвизгом:
- Тревога! Мать вашу! Подъем сукины дети, всё блин просрали, кто отвечать будет? Я?! Хрен вам. Все нах сядем!
Разоряться действительно было из-за чего. Весь караул спал без задних ног в своем купе. Бодрствующая смена, занималась тем же самым, сползя с откидного стульчика на пол, положив под щечку пару своих кулачков, пошлепывая пухлыми губами, и пуская слюну до самого пола. Прямо за дверью висела шинель часового, закрепленная так, чтобы загораживать стеклянную дверь в коридор с камерами, а там…
Прапорщик Каширин схватился за сердце и сполз по стенке вниз, понимая, что песец подкрался незаметно. Хотя, что тут незаметного, все было как на ладони. В коридоре спокойно прогуливались осужденные. Некоторые из них присев на корточки о чем-то общались с зэка находящимися в других камерах, остальные совершали променад по коридору, а кто-то просто стоял у форточки, и спокойно смолил сигарету. А вот часового там не наблюдалось от слова совсем. И одно это говорило о том, что подкравшийся северный полярный лис, похоже, оказался отожравшимся до безобразия, и все это пахло далеко не Любушкиными прелестями из недавнего сна. А чем-то совсем вонючим, и мерзким.
Поднятый караул, навел порядок довольно быстро, да и сидельцы не особенно и сопротивлялись этому, прекрасно понимая, что в противном случае их ждут дополнительные срока. Ну, а так прогулялись, оправились без крика ругани и мата, спокойненько покурили, заставили обиженых навести в каменре порядок, и затарились водой на дольнюю дорогу, что еще надо простому сидельцу. Претензии, конечно, были, но скорее от тех зэка, которые оставались запертыми в камерах.
- Эй, начальник! - звучало, едва прапорщик Каширин появлялся в тюремном коридоре. – Нас когда на прогулку выпустишь?
После чего раздавался хохот. Разумеется никто не ждал никакой прогулки, да и не положена она была во время поездки, однако же весь вагон прекрасно знал о побеге, а подшучивать над начальником караула, вгоняя того в краску, и заставляя беспомощно сжимать кулаки, это же так приятно.
Рахмаджон Шарыпов, отыскался под нарами в первом отсеке. Причем, произошло это довольно смешно. Вначале всех зэка прогуливающихся по коридору загнали в камеру, несколько раз пересчитали, убедились, что четверых действительно не хватает, и вроде бы успокоились. Во всяком случае, насколько это вообще возможно при массовом побеге осужденных. И только спустя полчаса вспомнили о пропавшем часовом. Прапорщик Каширин ожидал уже худшего, спрашивая у зэка, куда подевался его караульный, но все разъяснилось довольно быстро.
 
- А, что его искать, вон он под шконкой с Анкой-пулемётчицей обнимается. Он у вас наверное тоже обиженный. – Кто-то из зэка заглянул под шконку. – Нет, ты только глянь, его здесь ищут, с ног сбились, а он там с Анкой в обнимку целуется.
Конечно же бедный Рахмаджон, ни с кем не целовался, хотя бы потому, что у него во рту, все так же торчал кляп, но получилось смешно, и весь вагон зашелся в хохоте. В итоге, бедного солдатика выволокли за ноги в коридор, вынули кляп и отправили мыться. Место под шконкой и так, никогда не оказывалось особенно чистым, а сейчас так и вообще сидящие в камере осужденные похоже постарались отыграться на ни в чем не повинном солдатике по полной. Мало того, что у него пропали сапоги, а все как один зэка, утверждали, что оставленные в камере разбитые гавнодавы, вкупе с портянкой, до последнего времени затыкавшей рот бедного Рахмаджона, принадлежали сбежавшему Гене Баранову, которого собственно и взяли с собой, в качестве живого корма. Тайга она такая, дилетантов не любит вот и приходится мясо с собой таскать. А чтобы оно раньше времени не испортилось, ему и подогнали новые сапожки.
Кроме пропавших сапог, было на что подивиться и еще. Казалось, что бедного солдатика использовали в качестве туалета, так от него несло старой мочой. Но тут открестились буквально все.
- Зачем нам обоссывать караульного, когда с середины ночи открыт свободный доступ к уборной? Ничего подобного не происходило, не надо на нас пургу гнать, начальник,мы порядок не нарушаем. А вот то, что солдатик дрыгнулся и расплескал полиэтиленовый пакет с мочой, который находился под шконкой, и который не успели вынести, сугубо его оплошность. Может ему нравится этот запах? Может он им вместо одеколона мажется. Кто вас вертухаев поймет?
Ответ вновь вызвал поголовный смех вол всех камерах, а прапорщик Каширин, окончательно осознал, что этот цирк, проходящий на его глазах, добром точно не кончится. И придется как минимум распрощаться со службой, и намечавшейся неплохой военной пенсией. И осознание этого так сильно ударило по его сознагию, что он схватившись за собственные волосы, взвыл от бессилия, хоть что-то исправить.
В итоге, Рахмаджон был раздет до исподнего и отправлен приводить себя в порядок. Благо, что в туалете караула имелся душ. Вода, конечно была чуть теплая, но уж лучше такая, чем вообще никакой. Ну, а за неимением сапог пришлось использовать разбитые ботинки. А куда денешься из вагона? Не будешь же босиком шлепать.
Пистолет, так и не нашли. Да и по большому счету и так было понятно, что искать его в вагоне не стоит. Не такие уж осужденные дураки, чтобы уходить в тайгу, не имея за душой ничего, и уж тем более ставлять его в камере, подставляя сидельцев. А пистолет, какое-никакое, а оружие. Может, кого и подстрелят. Глядишь, и Гена Баранов тогда выживет.
* * *
Арестантский вагон, подцепил проходящий по дороге пассажирский поезд. Произошло это правда ближе к полудню, но хоть так, а то сколько пришлось бы стоять на перегоне, одному богу известно. А в Студеновке уже был переполох. Поезд-то прошел, а арестантского вагона за ним не оказалось. И запускать встречный тоже было нельзя, да и по большому счету, где его взять тот встречный. Единственная мотодрезина, имеющаяся на разъезде, ходила по узкоколейке, между поселком и лесозаготовками, связаться с отцепленным вагоном, тоже было нечем, вот и решили ожидать следующий состав. Машиниста разумеется, предупредили телеграфом о том, что где-то там на перегоне остался вагон, но на этом и все.
К моменту прибытия вагона на разъезд пришло распоряжение о том, что караулу необходимо совершить плановый обмен осужденными с зоной в Студеновке, прицепить вагон к любому проходящему составу и двигаться дальше. В ответ ушло сообщение о побеге четверых зэка и произведенной ими диверсии. Тут же во встречном сообщении, пришел приказ, оставаться на месте и ждать дальнейших распоряжений. И уже через каких-то два часа бедная деревушка Студеновка, в которой кроме находящегося неподалеку лагеря строгого режима, и самогонщицы бабы Фроси, настаивающей брагу по старинному, как она утверждала еврейскому рецепту, на клюкве с навозом, исключительно для придания нужного градуса, никаких развлечений не имелось, напоминала растревоженный улей.