Зло не дремлет
– Определенно, если это так, то с чувством юмора у богини полный порядок, – закончил Дорнблатт свою мысль, встал с кресла и подошел к окну. – Однако мы не можем позволить себе рисковать. То, что ты сейчас рассказал, звучит впечатляюще, убедительно… Но, несмотря на это, может все-таки оказаться не более чем цепочкой совпадений. Где же гарантии? – Хитро прищурившись, Дорнблатт посмотрел на Борланда.
Архимаг, хоть и признал свою ошибку, в глубине души не желал, чтобы выполнением великой миссии занимался провинциальный детина, владеющий менее чем десятком заклинаний, да и то – благодаря висевшему у него на шее волшебному медальону.
По интонации, с которой был задан вопрос, Борланд сумел угадать настроение ректора и, отвечая, постарался держаться в стороне от каких бы то ни было личных мотивов:
– Я, в общем-то, не особо стремлюсь к широкой известности, – спокойно проговорил он, и то была правда. – Очень долго я и сам не обращал никакого внимания на все эти знамения, мистические совпадения и прочие знаки судьбы. Нынешняя ситуация стала для меня таким же сюрпризом, как и для вас, мессир. И единственное, чего я хочу – это выполнить то, что мне предначертано, раз уж заняться этим не может никто, кроме меня. По-моему, весьма естественное желание: ведь умирать или возвращаться в рабство не хочется никому.
Сидевший рядом с Борландом Заффа был готов начать аплодировать. Он знал, что его друг – далеко не глупец, но все равно не ожидал от Весельчака столь взвешенной и продуманной речи.
– Что ж, мне нравится твоя позиция, – сказал, кивнув, Дорнблатт. – Но все равно не помешает удостовериться. Мы ведь не имеем права на ошибку – разве не так?
Ехидная улыбка на лице архимага красноречиво указывала на то, что он продолжает вести этот спор, руководствуясь одним лишь честолюбием волшебника. Когда Дорнблатт повернулся к ним спиной, чтобы открыть окно, Борланд с Заффой переглянулись и понимающе кивнули друг другу.
Широко раскрыв оконные створки, ректор высунулся наружу и громко прокричал:
– Кармелон! – после чего вернулся на свое место за круглым столом.
Откуда-то сверху раздался пронзительный птичий клекот. Вскоре послышалось хлопанье могучих крыльев, и оконный проем заслонила гигантская тень. Борланд непроизвольно поежился: ведь всякий раз, когда он сталкивался с созданиями намного крупнее себя, тем не терпелось поскорее отправить его к праотцам.
Сейчас ему, конечно, ничто не угрожало. Кармелоном звали того самого орла-прорицателя, о котором Заффа упомянул в таверне «Торба старого дурня». Сверкая серебристым оперением, огромная птица влетела в комнату и уселась прямо посреди стола.
– Здравствуйте! – каркнул орел, обращаясь сразу ко всем.
– Привет, Кармелон, – улыбаясь, сказал Дорнблатт.
– День добрый, – поприветствовал птицу Заффа.
Борланд, которому в присутствии этого существа было все же несколько не по себе, ограничился вежливым кивком.
– Что вам угодно, хозяин? – Голова с длинным изогнутым клювом повернулась к Дорнблатту.
Архимаг указал на Борланда:
– Меня интересует будущее этого молодого человека, – сказал он. – Видишь ли ты что-либо необычное в его судьбе?
Кармелон, сделав несколько шагов по темному дереву стола, приблизился к Борланду. В обычной птичьей манере покрутил головой, рассматривая воина то одним, то другим глазом. Волшебной птице хватило нескольких секунд, чтобы определиться с ответом:
– Да, – произнес орел, продолжая смотреть на Борланда. – У него великое будущее, мессир.
– А подробнее можно? – усмехнулся ректор Академии. – Он станет великим фермером? Или, может быть, знаменитым на всю Арланию виноделом?
«Насмехается надо мной, старый пень, – подумал Борланд. – Ну ничего, такие существа, как мне кажется, ошибаться не могут».
– Нет, – отрезал Кармелон. – Дальние странствия и жаркие схватки, громкие победы и всемирная слава – вот какова будет жизнь этого человека.
«Ну надо же! – У Борланда чуть голова не закружилась. – Кажется, последний шанс тихо смыться через заднюю дверь только что был потерян безвозвратно».
– Является ли он избранником высших сил? – нетерпеливо вопросил архимаг. – Ему ли предначертано вступить в борьбу с мировым злом и одержать в этой борьбе победу?
– Этого я сказать не могу, – ответил Кармелон. – Вы же знаете: мой дар предвидения не простирается шире общих категорий.
– Жаль, жаль, – барабаня пальцами по столу, произнес Дорнблатт. – Что ж, спасибо, Кармелон. Ты свободен.
Весельчак понял, что на этом препирательство с архимагом вряд ли закончится.
– Похоже, друзья мои, мы продолжаем топтаться на месте, – развел руками Дорнблатт, когда волшебный орел покинул кабинет. – Кармелон предсказал твое будущее, Борланд, но мы по-прежнему не знаем, имеет ли сказанное им какое-то отношение к пророчеству…
– Какого тролля тебе еще нужно, Дорнблатт?! – прогремел внезапно над столом чей-то сердитый голос. Он доносился со стороны, где сидел Весельчак…
Дорнблатт на мгновение застыл с открытым ртом, а после, нахмурив густые брови, раздраженно произнес:
– Я понимаю твои чувства, но иногда все-таки следует помнить, с кем ты разговариваешь! Мне что, превратить тебя в крысу деньков этак на пять?
– Мессир, но это сказал не я! – воскликнул Борланд, который был удивлен не меньше. – Вы же сами видели – я и рта раскрыть не успел!
– Да? Кто же в таком случае это сказал? – растерянно пробормотал архимаг.
– Это был я!
Куртка на Борланде вдруг сама собой распахнулась, а Пентакль Света начал медленно подниматься. Цепочка, на которой он висел, натянулась, словно бы кто-то, вцепившись в медальон, тянул его на себя. Борланд смотрел на происходящее расширившимися от изумления глазами. Впрочем, не он один…
– Пентакль? – потрясенно прошептал седой волшебник. – Со мной говорит Пентакль Света?
– Нет, – произнес таинственный голос, хотя раздавался он, казалось, прямо из центра Пентакля, откуда уже потянулись к столу струйки белесого тумана, пронизанного тысячами серебристых искр. – Артефакты, сколь бы могущественными они ни были, пока еще не научились говорить.
– Кто ты? – не пытаясь скрыть охватившего его смятения, спросил Дорнблатт.
Он даже на всякий случай выставил перед собой волшебную палочку, готовясь либо защищаться, либо атаковать. Борланд понял, что стал свидетелем поистине уникального зрелища. Да, не каждый день видишь таким растерянным самого знаменитого из живущих волшебников Схарны, возраст которого уже значительно превышает три века!
Туман, струившийся из Пентакля, сгущался в центре стола, постепенно обретая очертания человеческой фигуры. Сначала сформировались ноги, затем – торс со скрещенными на груди руками и, наконец, голова. Стоявший на столе призрачный человек здорово смахивал на самого ректора. Но Борланд уже понял, что неожиданный визитер не является волшебной копией Дорнблатта. Это строгое, но доброе лицо было ему знакомо. Да и голос, что так испугал хозяина кабинета, Весельчак уже слышал раньше – не так давно. Просто сразу не разобрался, что к чему…
– Это говорю я – Эрлангус, – произнес призрак, глядя на архимага. – Твой ученик, отдавший свою жизнь за дело Света, павший от руки собственного воспитанника, направляемой волей мерзостного предателя Лангмара. Мне-то ты можешь поверить?
– Рад видеть тебя вновь, Эрлангус. – Дорнблатт спрятал волшебную палочку в висевший на поясе чехол. – Охотно поверю, если ты предоставишь сколько-нибудь убедительные доказательства.
– Доказательства?! – Эрлангус в ярости топнул бесплотной ногой – будь она живой, дерево столешницы непременно треснуло бы. – Какие еще тебе нужны доказательства? Разве недостаточно того, что сказала твоя птица и того, что поведали сами мальчики? – Эрлангус кивнул на Заффу с Борландом. – Как бы тебе ни хотелось видеть на месте Освободителя одного из нас, волшебников, эта миссия возложена небесами вот на него! – Собранный из серебристых искр палец проткнул воздух, указывая на Весельчака. – Это говорю я – мертвый маг, пребывающий ныне за пределами реальности и каждый день ведущий беседы с такими силами, о самом существовании которых не догадываешься даже ты, Дорнблатт! Разве моих слов мало, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом бессмысленном споре?