Я есть Жрец! (СИ)

  
Индоевропеец. Книга 1 Я есть Жрец!
   
Глава 1
 
Глава 1
Вторая половина августа выдалась дождливой. Неделю беспрестанно лил дождь. Когда не лил, то моросил. В крайне редкие не часы, а, скорее, минуты, когда не было дождя, все равно солнце не выглядывало из-за плотной завесы облаков.
Такая погода для немалого количества людей, особенно, работяг в отпуске, навевала настроение, которое можно охарактеризовать фразой: «погода шепчет: одолжи, но выпей». Пасмурное небо часто провоцирует грусть и вызывает попытки самокопания, анализа своей жизни.
Вот и мне удалось найти время для мыслей о своей судьбе многогрешной. Нет, не столько грехов я успел совершить, чтобы сильно каяться, это так, скорее, для красного словца. Но и назвать себя безгрешным не могу. Людей не убивал, а животных резал. Отрубленные головы кур и гусей, или прострелянная голова свиньи — это грех? Ведь чувствуют же животинки! А я их вот так, даже не из-за голода, а потому что бабушка увлеклась сельских хозяйством. Впрочем, я мясо люблю, а его не бывает без убийства.
Меня зовут Глеб Антонович Казакевич. Батя называет Га-ноль. Видимо такое прозвище ему созвучно с другими словами. И это обидно. Нет, не то, что отец, подаривший имя и фамилию, стебается, а то, что самый близкий человек считает меня именно тем самым «нулем». Юмор — не самая сильная сторона характера родителя. Хорошо, что не опускается до «гавноль».
Профессию выбрал я, видите ли, бесполезную. Вот доктор, или инженер, экономист или юрист — это дело. А вот пользы в том, чтобы копаться в книгах и земле, чтобы исследовать историю, отец не видит никакой. А когда я еще и не захотел продвигаться к подножью политического Олимпа, так вообще оказался отломанным ломтем, которому «только армия и вправит мозги». Вот, видимо, вправляет, уже как восемь месяцев.
А я не пожелал идти по протекции отца в молодежные общественные организации, чтобы, отталкиваясь от них, ползти вверх. Устроить на эту стартовую площадку для чиновничьей карьеры отец мог, но это не моя судьба. Уже потому, что противно лицемерие, не хочу. Нет, организации эти занимаются делом, завлекают молодежь, всякие там стройотряды, разные мероприятия устраивают. Но меня же пристроить хотели лишь для того, чтобы двигать дальше, приписывать себе успехи, незаслуженно возвеличивать несуществующие победы. Нет, не хочу.
Я был самим собой в другом, когда окунался в историю. Подался было в реконструкторы, даже начало что-то получаться, увлекся. И вновь товарищ Антон Михайлович Казакевич, заместитель главы облисполкома Гомельской области Республики Беларусь, лишь по совместительству, мой отец, оказался недовольным таким занятием. Так что становлюсь мужиком в армии, служа в Пинском пограничном отряде в Лоеве, на границе с Украиной. Кажется, что факт моей воинской службы — это лишь небольшое мероприятие для пиара отца, заявляющего где надо и не надо, что его сын, дескать, служит, да еще и на границе с государством, не выказывающем миролюбия Беларуси.
Он там пиарится, а мне лямку тянуть. Хотя… не особо сильно напрягает. Адекватные офицеры, нормальные отношения с сослуживцами. Тут не было дедовщины или уставщины. Может потому, что в Лоеве базировалась всего-то две роты пограничников? Или потому, что скучать особо не давали? То занятия в классе, то тренировки, наряды, ну и никто не отменял охрану государственной границы. Днепр, Сож, заводи, ну и обратно в таком же порядке. В связи со сложной ситуацией с соседом, плавали и ходили много.
— Казакевич! Чего разлёгся? Наглеешь? Встать! — я не заметил, как подошел лейтенант Коротков.
Обидно, он же мой одногодка, а я тут по стойке «смирно». А что чувствовали мужики под пятьдесят лет во время Великой Отечественной войны, когда ими командовали младшие лейтенанты двадцати годов отроду? Или тогда не заморачивались с этим? Мне служить только год, с высшим образованием, уже ушел на стодневку, через девяносто дней на дембель. Вот и просыпается вновь чувство собственного достоинства. Не перевоспитала меня армия, если хочется нахрен послать нормального офицера.
 
Я стоял и поедал глазами комзвода. Ему это нравится. А мне… неприятно, но еще более неприятнее будет получить наряд вне очереди за то, что уронил свою бренную тушку на кровать.
— Выход у нас с тобой будет! — проронил лейтенант и вышел, оставляя «собаку».
Сейчас сержант начнет гавкать. Во, так и есть!
— Ты оборзел, Казак? Какого… лежишь? Почему не с метлой у курилки? — Глеб Овчаров начал свой разнос такого нерадивого меня.
Ну ведь, собака и есть — овчарка. Все гавкает и гавкает. Выслужиться хочет? И что ему, такому образцовому бойцу, это даст? Скоро же и сам на дембель, а все воспитывает и воспитывает, уж лучше бы всякие там переводы в черпаки, да деды были.
На гражданке уже точно свалил бы этого отважного сержанта, но армия, тут, как бы нельзя. Так что терпим воспитательное мероприятие. Вот чему я научился в армии — сдерживаться! И в этом есть особый секрет. Вот он отчитывает меня, а я слушаю в пол уха, так как увлекся очень важным вопросом. Ежики! А как они сношаются? Колючие же. Сержант кричит, а я фантазирую, придумываю ежикам позы. Очень важное занятие у меня, ежики оценят.
— Ты меня слушаешь? — сержант заподозрил, что его слова не доходят до моего сознания.
— Так точно! — гаркнул я во весь голос так, что Овчаров содрогнулся.
— Чего орешь? — растерялся сержант.
— А ты чего? Лейтенант уже ушел, а ты все воздух сотрясаешь! — спросил я Овчарова.
— Сейчас построение объявят… — чуть успокоившись сказал сержант.
Не успел он договорить, как дневальный объявил то самое построение.
Через полчаса мы уже разгонялись на лодке в направлении Моховского озера. Почему лейтенант взял меня? Не знаю. Вперед я не лез, но никогда не отставал, делал, что приказывали. Ну да ладно, покататься на скоростной лодке, или почти катере, лучше, чем махать метлой по чистому, без пылинки, плацу. Хотя какая пыль? Дождь не перестает накрапывать.
Что именно случилось, до меня не довели. Рылом не вышел, или лычками, но одно точно — приказ был на боевой выход. Уже позже, перекрикивая шумы днепровской воды и мотора, лейтенант Коротков сообщил, что нужно проверить сигнал о том, что в деревне Мохов могут быть пособники террористов.
В который раз. В России происходят теракты, у нас то же ловят каких-то там пособников, вот и гоняют нас даже по деревням, чтобы не расслаблялись, а отрабатывали сигналы. Мы уже были в Крупеньках, Козерогах, Судкове, вот и в Мохове проверим хаты. Но нет худа без добра, порой такие проверки выгодны солдату. Есть вероятность, что нас покормят жирной деревенской едой, да с огорода помидора с огурцом дадут. Правда этот дождь… да и бронежилет тягать, автомат…
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! — Овчаров, которого так же взяли с нами, опять проявляет рвение в службе.
Я улыбнулся. В кино таких рвачей сержантов показывали, чаще в кинокомедиях, не думал, не гадал, что такие люди есть. Лейтенант нормальный мужик, пока катаемся на лодке он вполне воспримет и более простое общение.
— Что у тебя? — перекрикивая шум мотора сказал лейтенант.
Мне было мало что слышно из вопроса, да и не интересно. Понял я лишь то, что дотошный Овчаров пожелал получить дополнительные инструкции. Проверять ли сараи, кого оставлять на прикрытии у ворот или калиток, как распределены дома в деревне между нами, то есть, погранцами, и группами из внутренних войск, которые уже как два года назад приданы на усиление Лоевскому гарнизону. И все в том же духе. Лейтенант уже морщился, а Овчаров все сыпал вопросами. И все-таки вернемся, я ударю сержанта по пузу, чтобы без синяка, но так… душу отвести.
Ну ничего же не измениться. Как действовали в других деревнях, так и тут. В пару-тройку домов зайдем, наиболее подозрительные, да и домой. Почему только в этот раз рекой пошли? Даже я треть деревни уже знаю по именам. Чего ходить по хатам, где доживают свои дни, старики? Достаточно отработать дачников, что купили дома в деревни, да и делов. Только, чтобы кто покормил, вот это для меня важнее всего. Пусть в столовой и кормят не так уж и плохо, но хочется домашненького, жирного и вредного.