Госпожа "Нет". Измена Альянсу (СИ)
— А вы сможете? — ехидно поинтересовался он.
— Ваше величество!
— Ясно. Не можете. Как и не можете выиграть ни один процесс, когда нам противостоит эта, как там её — император щелкнул пальцами, вспоминая прозвище, которое называли репортеры, — Госпожа «Нет»?
Премьер бросил убийственный взгляд на министра юстиции, лорд Боллинброк только вздохнул.
— Вы же лично уверяли меня, что шумихи не будет, обе стороны пойдут на сделку, — продолжал император. — Что вы использовали давление на мать ребенка…
— Так и было, пока не вмешалась госпожа… Дарра.
— И ваши люди потеряли контроль над ситуацией?
— Да, — министр юстиции опустил голову.
— А потом вы решили скрыть этот факт от меня. Поздравляю, вам это удалось, только в дураках остались мы все.
Лорд Стенхоуп попытался возразить, но Эдвард взмахом руки остановил его. К чему все эти экивоки, если они проиграли. Опять проиграли этой хрупкой блондинке.
— Убирайтесь, — процедил император. — Все вон!
Никто не посмел оспорить волю монарха. Выждав, пока дверь за министрами закроется, Эдвард закрыл лицо руками и шумно выдохнул, пытаясь понять, что делать дальше.
Вечером он уныло рассматривал себя в зеркало. Золоченая резная рама придавала его образу окончательное сходство с портретами предков, висевшими повсюду во дворце.
Парадная униформа полковника летной гвардии красного цвета с золотыми пуговицами и эполетами, золотые шпоры, зло позвякивавшие на каждом шагу, треуголка, окаймленная белыми перьями. Ну не шут ли! Ряженый паяц, которого очередной раз обвели вокруг пальца. А ведь ему, между прочим, уже тридцать три!
— Ваше величество, — окликнул императора камердинер, почтительно протягивая голубую орденскую ленту.
Император покорно стоял, пока ленту продевали через плечо и скрепляли концы на боку. Еще один хмурый взгляд в зеркало, и одернув мундир, Эдвард покинул комнату.
Бряцая шпорами, он сбежал по лестнице и вышел во двор, где его ждал флаер. Раньше, когда входу были автомобили — неповоротливые железные машины, ездящие лишь по земле, они подъезжали прямо ко входу, но флаер был много больше и попросту застрял бы между колоннами портика.
Эдвард сухо кивнул пилоту, стоявшему навытяжку у трапа, поднялся по ступеням в салон и сел на мягкий диван. Два охранника последовали за ним, но заняли специальное сидения у дверей.
— Ваше величество, мы готовы ко взлету, — отрапортовал пилот.
— Хорошо, — император включил специальное энергетическое поле, защищающее пассажира от травм в случае аварии, и откинулся на спинку.
После сегодняшнего дня очень хотелось выпить коньяка, но впереди была утомительная церемония открытия и необходимо было оставаться трезвым. Сестра, впрочем, тоже не жаловала выпивку и наверняка почувствовала бы запах алкоголя, а это вылилось бы в очередную нотацию, чего Эдварду, рассчитывающему на короткий родственный визит, не хотелось.
Полет был недолгим, и вскоре император, водрузив на голову треуголку, которая натирала лоб, под приветственные крики толпы выходил из флаера.
Губы автоматически изогнулись в улыбке. Шагнув на лестницу, Эдвард и поднял вверх руку, приветствуя ликующую толпу. Правда, среди выкриков он уловил и несколько недовольных голосов. Что ж, в империи были и недовольные его правлением. А уж после сегодняшней шумихи в прессе сторонников свержения монархии могло и прибавиться.
— Ваше Величество! — граф Фитсуильямс, невысокий тучный мужчина, занимавший пост министра культуры и искусства, подошел к трапу и почтительно поклонился. — Вы, как всегда, вовремя.
— Разумеется, — Эдвард пожал ему руку. — Надеюсь, сюрпризов не будет?
— Ну что вы! Прошу вас! — еще один короткий поклон.
По красной ковровой дорожке, постеленной специально для высоких гостей, Эдвард направился к входу в музей, где его уже ожидали остальные. Сегодня свиту составляли представители культуры. Чуть в стороне стояли художники — авторы экспозиций. Они с любопытством и неким благоговением посматривали на монарха, многие впервые видели его так близко и не скрывали любопытства. Эти взгляды слегка примирили с сегодняшним днем.
Император быстро поднялся по ступеням и прошел к транслятору. Два огромных экрана, установленный по бокам от входа показали его лицо крупным планом. Эдвард достал лист бумаги с заранее написанной сэром Тоби речью.
Сухие, стандартные слова о развитии искусства, аплодисменты, девушка, поднесшая золотые ножницы императору, соблазнительно взмахнула ресницами и слегка прогнулась, выпячивая вперед достаточно аппетитные формы. Движение напомнило Эдварду о Селл. Голограмма тоже всегда выгибалась именно так. Наверное, стоит попросить Джона перепрограммировать.
Император автоматически перерезал ленточку, вошел в музей и замер. За спиной раздались ахи, кто-то даже присвистнул, а репортеры выставили вперед свои гаджеты, запечатлевая выражение лица монарха.
Величественный зал, стены которого были облицованы розовым мрамором, а своды поддерживались сорока колоннами, сейчас представлял собой хаос: между колонн было развешено на веревках нижнее белье, вперемешку мужское и женское. На полу, на мозаике из разноцветного гранита, оникса и яшмы, были раскиданы пакеты с мусором, в одном из углов стоял непонятный киоск, из которого торчал старинный динамик. Века эдак двадцатого навскидку. Из него транслировались какие-то речи, чуть позже Эдвард понял, что это — рецепты нетрадиционной медицины.
Посередине стоял стол, на котором лежал муляж человеческого тела, обрубленного по пояс. Вокруг на белой простыне с красными пятнами были раскиданы органы.
Прекрасно понимая, что сейчас все камеры нацелены на него, а стоящие вокруг люди ждут реакции император глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
— Граф Фитцуильям, — негромкий голос в абсолютной тишине прозвучал очень резко.
— В…ваше величество? — тот подошел, судорожно промокая пот, выступивший на лбу.
— Как министр культуры, — слова прозвучали с издевкой, — будьте добры объяснить мне смысл этой выставки.
— Вааше величество… это… это…
Один из молодых людей, сопровождавших министра, чуть выступил вперед:
— Ваше Величество, это — коллаборация, часть современного искусства, когда современные художники объединяются, чтобы создать единый арт-проект.
— Понятно, — император неспешно прошелся по залу, разглядывая экспонаты: мертвых, забальзамированных птенцов, спрятанных в спичечные коробки, овцу в формалине, надпись на аквариуме которй гласила, что животное отбилось от стада, всевозможные унитазы, украшенные цветами, консервные банки в которых росла трава.
Особое внимание император уделил одной из стен, где были наклеены имена мужчин. Инсталляция называлась «мужчины, с которыми я была близка». Рядом стоял небольшой экран, на котором транслировались кадры сексуальных сцен. Судя по всему, художница в качестве доказательства пустила видеоряд.
— Весьма интересная, как вы там сказали… коллаборация? — хмыкнул император, почти весело смотря на министра культуры. — Как я понимаю, дети тоже могут посетить выставку?
— Ваше величество…
— Оставьте. Думаю, для сегодняшнего вечера я видел достаточно. Всего вам доброго!
— Но Ваше Величество, у вас же было еще запланировано общение с художниками! — пролепетал кто-то из свиты. — И вы не попробовали торт, вернее, инсталляцию с телом…
— К сожалению, вынужден отказать себе в таком… удовольствии, — на экране кто-то протяжно застонал, император усмехнулся. — Граф Фитсуильямс, поручаю вам попробовать торт за меня, завтра в девять утра расскажете мне о нем в моем кабинете. Счастливо оставаться!
Под вспышками фотокамер, Эдвард направился к выходу.
Глава 4
Тук… тук… тук… стук собственных каблуков по мраморному полу гулко отдавался в совершенно пустой голове самого известного адвоката по межмировому праву. Мыслей не было. Не было ничего, кроме одуряющей усталости от бессонной ночи, проведенной в пустой квартире. Её дочь сбежала, и Эмбер не знала, что ей делать. Впервые в жизни действительно не знала.