Чиновникъ Особых поручений (СИ)
— Совсем остыл.
Выполнив поручение любимого дядюшки, мадемуазель Вожина расслабилась: и как-то сразу стало заметно, что произошедшее сказалось и на ней. Чуточку покрасневшие веки — предательский след пролившихся слез. Припухшие губы, которые невольно прикусили, нервничая. Замаскированные легкой косметикой тени под глазами, свидетельствовавшие о переживаниях… Подхватив узкую девичью ладошку, Великий князь очень аккуратно ее сжал, выражая тем самым дружескую поддержку:
— Все будет хорошо!
Слабо улыбнувшись, девушка ответно погладила великокняжескую лапищу и совсем собралась что-то сказать — но этому помещала трель установленного в соседней комнате телефонного аппарата. Звук был настолько раздражающе-громким, что даже отличающийся спокойным нравом Шарик не выдержал, резко вскочив на лапы и басовито высказав свое негодование:
— Х-гау!!!
Проводив хозяйку до дверного порога, умный пес быстренько вернулся обратно и умильно поглядел на лучшего друга всех голодающих, и кормильца вкусными пирожками.
— Хм? На вот тебе, братец…
Одним слитным движением чавкнув и сглотнув, собака очень достоверно притворилась, что никакой выпечки она в глаза не видела, и даже носом не нюхала. Тем временем из соседнего помещения донесся строгий и одновременно мелодичный голос Ульяны:
— Вожина у аппарата!
Ткнув друга-человека носом в бедро, лохматый проглот намекающе поглядел на корзинку с пирожками.
— Да, дядя Гриша… Спит. И еще поставлю, если не будет спокойно лежать и лечиться…
Голос девушки чудесным образом помягчел, что сподвигло молодого офицера пожертвовать в пользу Шарика еще один пирожок. После чего сердобольный военный передвинул корзинку с выпечкой на другой край стола, ну и для создания алиби сам взял пирожок с… Ага, луком и яйцом. Вкусный, кстати!
— Конечно, передам. И я тебя. Лике привет!
Завершив разговор и вернувшись к гостю, Ульяна увидела картину «Великий князь Михаил Александрович изволит вкушать пирожки», фоном для которой выступал явно обидившийся на такое предательство собакен.
— Не стоит наедаться, скоро будем ужинать.
— Нет-нет, я не голоден. К тому же, меня ждут в Офицерском собрании!..
Опустевшая корзинка не давала повода усомниться в хорошем аппетите поручика лейб-гвардии Конной артиллерии.
— Ну, раз так…
Пройдясь с гостем по комнатам и лестницам обманчиво-пустого дома, девушка остановилась на последней ступеньке вестибюля, наблюдая за тем, как друг облачается в шинель.
— Кто еще знает?
Мило улыбнувшись Его императорскому высочеству, медноволосая красавица едва слышно перечислила:
— Дядя Гриша, я, вы. Для остальных у дяди Саши сильная ангина.
Катнув желваки по скулам, офицер четко кивнул и по-военному коротко известил о своих планах:
— Буду ждать звонка, вашего и Александэра.
Выйдя на Невский проспект, Великий князь поплотнее запахнул полы своей шинели, но застегиваться не стал — зная, что в салоне лимузина его встретит приятное тепло. Доставшийся ему вместе с автомобилем шоффэр Пьер обладал массой достоинств, был тщательно проверен сначала жандармами, а потом и Дворцовой стражей (так что Михаил даже затруднялся сказать, кому именно первым докладывают о всех его поездках), являлся страшным модником и Казановой… Все портил один ма-аленький недостаток — урожденный парижанин мерз даже в легкий питерский морозец, так что встроенный в «Волгу-Л» обогреватель салона эксплуатировался буквально на износ.
— Экселенсе?
— В Офицерское собрание.
Поначалу шоффэр хотел привычно развлечь пассажира пикантной историей про трех «курочек»-курсисток, явно желавших свести приятное знакомство c, так сказать, «рулевым» черного лимузина — но одного взгляда в зеркальце заднего обзора хватило понятливому французу, чтобы сконцентрироваться на дороге. Его императорское высочество Михаил Александрович изволил о чем-то размышлять, и похоже, на кого-то сильно гневаться…
[1] Старое название гриппа.
Глава 2
Морозным московским утром середины февраля, к строению нумер восемнадцать по Мясницкой улице начали один за другим подъезжать и отъезжать дорогие экипажи. Суетились швейцар и целых три его временных помощника, хлопали (а скорее сыто чавкали) автомобильные дверцы, чинно прохаживался по тротуару суровый городовой, уже успевший несколько раз строго цыкнуть на зябнущих мальчишек-газетчиков, и сделать водителям строгое замечание о недопустимости длительной работы моторов на холостом ходу. Нечего зазря хозяйский бензин переводить, и московский воздух портить — чай, не баре, и так не замерзнут! Еще сильнее и конкретнее выражались несколько краснорожих извозчиков, обнаруживших, что все привычные места заняла длинная череда самобеглых экипажей — причем особенный их гнев вызывал натуральный самоходный сарай на рубчатых колесах, раскорячившийся угловатой темно-синей тушей аж на полтора стояночных места!!! Заставили своими вонючими «самоварами» обочину, нормальной пролетке уже встать негде! И вообще, что-то слишком много развелось этих самобеглых телег — особенно желтых, с шашечками, которые самых денежных клиентов отбирают… Жаль что тревогу извозчицкой братии мало кто разделял. Да что там разделял, от москвичей даже сочувствия сложно было дождаться! Эвон, лет пять назад по решению городской Думы начали устраивать в Москве водопровод и канализацию, каждое лето перекапывая и перекрывая одну улицу за другой — отчего привычные маршруты становились длиннее в несколько раз. И что, хоть кто-то лишнюю копеечку доплатил лошадке на овес? Да ни в жизнь, разве что торговаться больше стали, или вообще на конке[1]ездить! Ладно бы только это, но ведь среди владельцев доходных домов, гостиниц и рестораций ровно поветрие какое пошло, телефоны устанавливать. А ведь к каждому аппарату справочная книжица прилагается, где на первой же странице — сразу несколько номеров, по которым в любой час дня и ночи можно заказать таксомотор с подачей прямо к подъезду! Пожаловаться бы на такую несправедливость, только вот кому? Да и будет ли толк от жалоб, если даже московские дворники (предатели!), в открытую говорят, что чем больше мобилей на улицах, тем лучше!.. Понятно, что им легче пару раз в день присыпать песочком небольшую лужицу масла, нежели постоянно бегать с совком для конского навоза… Который попробуй только не убрать вовремя — городовой мигом замечание сделает, а то и строгий выговор прямо в харю лица!.. И все равно обидно. Нет, не та уже Москва, далеко не та — безвозвратно ушли и уже больше не вернутся старые добрые времена…
Поглощенная негромким разговором о повсеместном падении нравов и грядущих тяжелых временах, троица мужичков в синих зипунах даже не подозревала, что совсем рядом с ними есть большой и важный господин, всемерно разделяющий их тревоги. Да-да, всего-то перейти улицу, зайти в контору Управляющей компании и подняться на второй этаж, где за дверью с бронзовой табличкой «Сонин А. В» как раз и обнаружился бы тот самый человек, озабоченный негативными тенденциями в экономике и промышленности Российской империи. Хотя… Извозчицкая братия наверняка бы сильно изумилась тому, что она, оказывается, способна тревожиться на столь сложные и важные темы.
— Разрешите?..
К сожалению, спокойному течению мыслей всегда что-то да мешает: вот и в этот раз, стоило хозяину кабинета ненадолго отвлечься от сиюминутного и задуматься над чем-то действительно важным — как тут же через дверь просочился секретарь-референт. И ведь не просто проник, стервец этакий, а тут же принялся настойчиво покашливать, изо всех сил домогаясь начальственного внимания! По правде сказать, поначалу его не услышали, ибо вниманием господина Сонина владели три газеты, разложенные перед ним на столе аккуратным рядом. Всю передовицу «Аргументов и Фактов» целиком занимала статья про объявленный Инженерным советом Министерства путей сообщения всеимперский Конкурс — вернее сказать, сразу четыре! На лучший магистральный пассажирский и грузовой паровозы, а так же курьерский и маневровый. К участию приглашались все желающие, в качестве призов сулили крупные заказы — но главная интрига заключалась в том, что выигравшие образчики предполагалось сделать едиными для всех казенных железных дорог Российской империи. Перспективы для победителей Конкурса открывались… Мягко говоря, весьма и весьма заманчивые — особенно для тех, кто ухитрился загодя подготовиться к Конкурсу.