Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ)
Как я понял из объяснений Ряжской, не считая медсестёр, всего здесь трудились трое врачей, из которых только один был мужчиной — отоларинголог Ефим Сергеевич Катранов, лет около сорока, крепенький на вид. Теперь появился второй, то есть я. Ещё из райцентра раз в месяц приезжал мужчина-стоматолог, благо что на первом этаже имелся небольшой стоматологический кабинет со всем необходимым инструментарием. Причём этот стоматолог, по словам Ряжской, был мастером на все руки. Он не только ставил пломбы, но и рвал зубы, хотя это вроде бы прерогатива хиругов-дантистов. Принимал по записи, которая велась в регистратуре. Лечить зубы к нему приезжали даже из соседних сёл.
На этом же этаже располагалась и небольшая лаборатория, которой заведовала средних лет лаборантка Ольга Григорьевна. Она сама делала забор крови, а потом под микроскопом проводила исследование на лейкоциты, гемоглобин и так далее… Общий анализ мочи тоже делала, и кал на яйца глистов исследовала.
Честно сказать, я ожидал худшего, но Байбаков или Ряжская (а может и оба сразу) умели выбивать необходимое оборудование. Техническое оснащение было, конечно, не таким мощным, как в районной больнице, но, тем не менее, внушало уважение.
Планёрка у заведующей в 8.45 утра, попросили не опаздывать. Затем Фёдор Кузьмич повёз меня заселяться к загадочной разведёнке Евдокии, которой он разрешил прийти с работы пораньше, чтобы встретить жильца. Сокращённо, кажется, будет Дуня. Или Дуся? Но лучше в общении пока пользоваться полным именем, чтобы ненароком не обидеть. Да и звучит красивее, нежели какая-нибудь Дуня. Сразу вспоминаются конфеты-подушечки «Дунькина радость».
«УАЗ» остановился у калитки, за которой золотились цветы рудбекии[3], краснели лилии и пионы, кукожились отходящие ирисы, и нашлось место простым ромашкам. Дом оказался добротным с виду — бревенчатым на каменном фундаменте, крыша была крыта железными листами, выкрашенными зелёной краской.
Имелась небольшая веранда, и я почему-то сразу представил себя на ней, сидящим в кресле-качалке, с трубкой в зубах, с газетой в руках, а рядом на маленьком столике — чашечка дымящегося кофе. М-да, курить-то я не курю, так что в зубах могу держать лишь незажжённую трубку, покусывая мундштук. Да и напитку из кофейных зёрен я предпочитаю крепкий, ароматный чай.
Возле печной трубы торчал шест с примотанной к нему проволокой, похоже, самодельная телевизионная антенна. Наличники резные, потрескавшиеся, возможно, ещё до войны вырезанные.
Залаяла выскочившая из будки собака — обычная лохматая дворняга на верёвке вместо цепи.
— Чего расшумелся? Не признал меня, что ли? Или ты на него? — покосился председатель в мою сторону. — Ну ничего, подружитесь.
Обычно я с собаками умел находить общий язык, хоть никогда и не держал их дома. Вот и тут, кивнул псине, улыбнулся, та лаять перестала, села на задние лапы и уставилась на меня, высунув шершавый язык.
— А вот и хозяйка! — кивнул Байбаков и хлопнул себя по щеке, пришлёпнув комара. — Ну что, Евдокия, принимай обещанного постояльца.
На вид женщина если и выглядела старше меня, то и впрямь ненамного. Я сразу отметил, что всё при ней, кровь с молоком, как говорится, хотя и не сказать, что вот уж писаная красавица. А ещё у неё были тонкие щиколотки. Почему-то именно эта деталь женской фигуры всегда привлекала моё внимание.
Кстати, чем-то на актрису Гундареву похожа! Невольно сразу вспомнился персонаж из кинофильма «Вас ожидает гражданка Никанорова», где в доме главной героини поселился ветеринар в исполнении Брондукова. Надо же, какое совпадение, ведь ветеринар и терапевт по сути оба врачи, только один исцеляет скотину, а другой людей.
Правда, та Гундарева/Никанорова была баба-огонь, а эта, если верить Байбакову, тихоня. Ну да мне даже лучше, надеюсь, проблем в общении с хозяйкой не предвидится. Опыт совместной жизни с первой женой, которая по характеру была та ещё зажигалка, научил меня ценить тишину.
— Здравствуйте! — скромно улыбнулась Евдокия, глядя то на меня, то на председателя. — Проходите… А вы, Фёдор Кузьмич, может, тоже зайдёте? У меня картошка в печи томится, соленья, самогоночкой угощу…
— Некогда мне, Евдокия, — с важным видом огладил усы пальцами Байбаков. — На поле надо заехать, с бригадирами пообщаться. Не до самогонки… У Степановны берёшь?
— У неё…
— Самогон она гонит качественный хороший, это да, даже Гаврилов нахваливал, хоть и грозился прийти с обыском и конфисковать самогонный аппарат. Гаврилов — это наш участковый, — пояснил мне Байбаков. — В общем, сдаю парня тебе с рук на руки. Смотри, головой за него отвечаешь! Напои, накорми, и спать уложи… В отдельной комнате.
[1] В письме Минздрава СССР от 11.12.1954 № 02–19/21 указано, что медработники могут спать во время дежурства, если это не противоречит закону и Правилам трудового распорядка медорганизации.
[2] РТС — ремонтно-техническая станция. До 1958 года — МТС — машинно-тракторная станция
[3] Имеется в виду самый популярный сорт рудбекии рассеченной — Goldball, что в переводе означает Золотой шар. Такое точное название для растения, усыпанного яркими жёлтыми шарообразными цветами, быстро прижилось в народе и стало названием растения.
Глава 5
Мы попрощались с Байбаковым, взревел мотор 469-го, и я остался наедине с Евдокией и с её собачкой. А, нет, вон ещё на подоконнике с той стороны оконного стекла рыжая с белыми пятнами кошачья морда виднеется, лениво жмурится, топорща усы. А ещё слышалось кудахтанье кур, одну из них я увидел вышагивающей из-за угла дома. Она покосилась на меня и продолжила свой путь, время от времени выклёвывая что-то с земли.
— Заходите, — приветливо улыбнулась Евдокия, открывая калитку.
А улыбка симпатичная, с ямочками. Мне такой типаж всегда нравился.
Оказавшись по ту сторону забора, я наклонился, потрепал кудлатую голову пса, тот в ответ попытался преданно лизнуть мою руку.
— Как собачку звать?
— Тимка. Обычно он чужих не жалует, а с вами, гляжу, сразу подружился.
— А вон ту рыжую бестию? — я кивнул в сторону окна.
— Так Рыжиком и зову, — улыбнулась Евдокия, отчего в уголках её глаз появилась парочка чуть заметных морщинок. — Вы ужинать после бани будете или сейчас?
Похоже, посещение бани гостем для неё было делом само собой разумеющимся.
— Наверное, сначала помоюсь… И попарюсь. Знаете что, давайте я вам за питание сразу за месяц вперёд заплачу.
— Что вы, не надо! — даже как-то испуганно отмахнулась она, сразу же мило зарумянившись. — Мне и так колхоз за вас доплачивает. Не надо никаких денег.
Я пожал плечами. Наше дело, как говорится, предложить…
Ещё тут имелся сад, не хуже, чем в доме моего предыдущего проживания. Ветви некоторых яблонь гнулись под тяжестью плодов, а под ними падалицы было не так много, видимо, хозяйка периодически собирала яблоки с земли. И колодец тут имелся, причём с каким-то стоявшим рядом механизмом.
— Это насос, чтобы в баню воду вёдрами не таскать, и для полива тоже, — пояснила Евдокия, заметив мой взгляд. — Бывший мой поставил…
Она осеклась, закусив губу, в глазах её что-то такое печальное промелькнуло. Видимо, не все воспоминания доставляли ей радость.
— А так у нас и газ ещё семь лет назад провели, и водопровод в прошлом году от новой водонапорной башни, — добавила она, выходя из состояния грусти. — Это всё Фёдор Кузьмич постарался. Газ сейчас во всём селе, а водопровод пока в центре и на нескольких прилегающих улицах, моему дому повезло.
В сенях, где у входа стоял мешок комбикорма (видимо, для тех самых кур), я переобулся в свои домашние шлёпанцы, хотя хозяйка и порывалась дать мне свои… Вернее, оставшиеся от бывшего супруга. Я вежливо отклонил предложение.
В доме мне показали мою комнатушку, а сама хозяйка спала в другой небольшой комнате. На довольно просторной кухне обнаружились холодильник «Юрюзань» и стиральная машинка «Riga-55», а в зале между окнами на комоде гордо возвышался чёрно-белый телевизор «Весна», провод от которого шёл под потолок и, похоже, соединялся с той самой самодельной антенной на крыше. У стены в углу стоял здоровенный, окованный железом сундук. Логично предположить, что достался он Евдокии от предков. Ещё тут имелась швейная машинка «Подольск» с ручным приводом', которая, судя по кусочкам ткани и заправленной катушке, без дела не стояла. Отрывной календарь на стене извещал, что сегодня 27 августа, пятница.